Перебирая наши даты - Давид Самойлов

И вдруг — тишина, осень в Пярну, счастливые часы.

Были у Копелевых. Профферы. Подаренные книги.

12.9. Неожиданно заявился Лева Адлер, ифлийский товарищ, умный, хороший, думающий человек.

14.9. Сегодня двадцать лет, как умер отец.

16.9. Читаю «Перед восходом солнца» Зощенко, книгу почти гениальную. Мысль о связи фашизма с руссоизмом поразительна.

27.9. Здесь снимается кино. Были у нас М. П. Муат и Сергей Юрский.

После выпитого — целый день выпал.

Проза идет туго — размеренная жизнь не способствует вдохновению. Стихов вовсе нет.

Иногда блаженное чувство осени и тишины, всей неправдоподобности здешней жизни.

15.9. Несильно прибаливаю. Жаль, что осень проходит за окном. Знакомые отпали после лета, обидевшись, видимо, что мы живем в отдалении и уже не принадлежим им…. Все это не нужно, не тянет.

Было бы совсем хорошо, небывало спокойно, если бы не болезни мамы …

Стихи не пишутся. Перевожу без охоты. Для прозы никак не могу собраться в мысль.

Хорошо с Галей и младшими детьми.

14.12. Три месяца ушло на болезни. Это была не только физическая болезнь, но и депрессия нравственная, и потребность пересмотреть основы жизни, литературного положения, пути отношений с приятелями и друзьями.

Все это вырисовывалось в наших с Галей утренних и вечерних разговорах. И еще не оформилось в философию, но очень окрепло в самочувствии.

Много занимаемся детьми. Мало общения с прежним московским кругом, даже письменно….

Собираемся в Москву. Чего‑то от Москвы ожидаем. Да едва ли что- нибудь порадует и там.

Ощущение, что меня тихо из литературы выпихивают.

В Таллине напечатан «Ганнибал».

Уехали Симисы. Сложное чувство. Д. была трогательна, растеряна. К. — деятелен, полон планов….

По — прежнему болен Слуцкий. Кажется, это безнадежно.

25.12. Приехали в Москву.

26.12. Гослит. Мама. Она похудела, сдала.

Вечером в ЦДЛ с Гореликом и Левитанским. Сразу множество лиц, разговоров.

Заметное нагнетание ожидания. Чего? Злобы, страстей.

29.12. В «Экране». Чайковский.

Вечером детский праздник.

Нервы напряжены. Усталость.

30.12. Сегодня решил сидеть дома.

Пашка болен воспалением легких.

Мучит нерешенность судьбы. Необходимость удалиться в тишину и писать. И масса связей, дел, этому мешающих….

19.2. …2–го виделись с Л. К. Ею можно только восхищаться. Это образец, всегда укрепляющий и возвышающий.

В первые же дни года я заболел. Болезнь спасла от многих бессмысленных встреч. Жалко только, что не побывал на встрече одноклассников у Л. Лунгиной.

Новостей мало. И перетирают все одни и те же. Палиевский, Куняев и Кожинов выкинули фортель на обсуждении темы «Классика и современность».

Эго, видимо, задуманное действие. Честолюбцы предлагают товар лицом. Люди они мелкие. Идей, кроме поганых, вроде антисемитизма, нет.

Хотят власти, куска. И может быть, добьются.

Темным деревенщикам нужны идеологи и вожди.

Стыдно, что приходится повторять самое темное прошлое.

А мысль сейчас, когда шкалы ценностей нет, любая пойдет. Нужна одна наглость.

Интеллигенты негодуют и ждут конца света.

Стасик прислал мне книгу с трогательной надписью.

Лева К. великолепен, как обычно.

Ему только бы бросить сочинять концепции. Развивал мне идею о том, что революция была борьбой двух державных сил — белых и большевиков — с третьей — с истинной революцией, с восставшим народом.

Как им не надоест решать, что такое революция. Революция это революция. Революция это мятеж, крушение, хватанье за оружие и взаимное стреляние. А власть разрушена. Ее подхватит тот, у кого больше смелости.

Несмотря на все старания, у нас множество народу перебывало.

Дико устали….

У Слуцкого. Его состояние лучше, чем его положение. Люблю его. Тяжело.

30–го отправил своих в Пярну. Мальчики беснуются.

Слуцкий сказал: «Больше всего хочу умереть»….

3.7. …В нашем обществе событий мало. Все постепенно худшает само собой. Несколько политических процессов не будоражат и не пробуждают совести.

Формой сознания и способом управления становится мафия.

Бестселлер — «Старик» Трифонова. Допущен: ввиду бездарности. Там сказано только то, что сказано.

Другая сенсация — «Венец» Катаева. Апология подлости.

В Москве, говорят, давятся на выставке Глазунова. Это одна из самых гнусных мафий.

А интеллигенты ходят, разинув рот, ездят туристами. И все чего‑то ждут.

13.7. Съезжаются. Стратановские. Зигели. Сер. Стратановский, стихи которого прочитал, навсегда недопоэт. Непризнание — не тема поэзии. А за что, собственно, обязаны признавать? Поэт — органическое превышение обязанностей над правами….

20.7. …Застольный разговор обнаружил правильность моих прогнозов о том, что суеверие станет идеологией полуобщества. М. У. этому подтверждение. Любая дикость— в понимании истории, социологии, психологии и т. д. — найдет благодатную почву среди этих людей.

Нельзя удивляться, что есть последователи у Палиевского и читатели у Шевцова.

27.7. Был в Таллине у Промет и Нарве. Дом устоявшейся зажиточности. Приличные, очень литературные люди с вечной темой: мы народ маленький. Западничество, неприятие России. Оружие эстонцев против «господ» — замкнутость, скепсис, юмор.

Геронтократия скоро рухнет под натиском «молодых». Но молодые — хуже. Россия проходит столетний цикл. Мы на пороге 80–х гг….

2.10. 29–го три телефонных звонка из Москвы: Диков, Марк, Юлик: повесился в Иерусалиме Толя Якобсон.

Пережить это помешала болезнь Пети. Два дня он задыхался от астматического кашля. Вчера Галя и мальчики уехали утром в Москву. Хорошо, что был Леонид. Сегодня сообщение, что Петя в больнице. Галя и Паша с ним.

Ночью не спится. Думы о Толе, тревога за своих. Отвык от одиночества….

Толя говорил перед отъездом: «Спасать шкуру не зазорно». Не зазорно, но и невозможно.

Он был яркая натура. Ему не хватало характера и самостоятельности в мыслях. Человек такого склада мог осуществиться только в литературе или в политике. У Толи не было первичного таланта. Честолюбие или даже тщеславие толкнули его в политику. Субординация диссидентства его портила. Лучшая его пора — 1968 год. Некоторый отклик за рубежом и околодиссидентское «кодло» сбили его с толку.

Вчера письмо от Л. К. Она — по существу — отвечает «жаль» по отношению к С. А. Толстой, к Гончаровой, к Часовому. Впрочем, это теория. На деле ей многих жаль.

3.10. …Толя был порождением атмосферы 60–х годов. Только в этой атмосфере, чисто русской, он и мог осуществляться.