Исправленному верить (сборник) - Татьяна Минина

Ленка придирчиво выбрала кружку почище, налила пива и подала Папе Карло.

– Спасибо, Леночка. Люблю я пиво – но пусть это будет наш секрет, ладно? – он подмигнул ребятам, и те заулыбались в ответ.

– А что у вас за праздник? – спросила любопытная Ленка.

– А я с сыном помирился. Привык, знаете, за последние двадцать лет, что он считает меня старым пнем, не способным к нормальному общению, забросившим их с матерью ради этой чертовой науки… Я уже оправдываться устал, любые попытки что-то объяснить – как об стену горох. А тут – сам написал. Давай, говорит, папка, поговорим…

Папа Карло поставил на стол пустую кружку. Стас поймал тревожный Ленкин взгляд. Ему и самому было не по себе. Как теперь рассказать шефу, что беглец найден?

Но тот поднял глаза и улыбнулся:

– Да знаю, что это Кракен, ребята. Так что у меня, считайте, двойной праздник. Кракен работает!

Стас и Ленка переглянулись.

– Простите, Карл Иванович… но вам не кажется, что он ведет себя как… злоумышленная программа? Он вмешивается в личную переписку, искажает смысл сообщений…

– Но как тонко он это делает, заметили? – Шеф довольно прищелкнул пальцами. – Он подробнейшим образом анализирует всю переписку и исправляет сообщения так, что сам отправитель не обнаружил бы подмены!

– Да, – кивнул Стас. – Только он мат заменяет на цветочки.

Папа Карло наклонился к ребятам, глаза его были похожи на яркие звезды, от которых разбегались по лицу тонкие лучики морщин.

– В том-то и дело, Стас! Для чего мы создавали Кракена, помнишь?

– Для исправления ошибок в алгоритмах. Для оптимизации…

– Вот! Обнаружение и исправление ошибок – вот его цель! Он и ищет их… и исправляет, как может!

– Какие ошибки, Карл Иваныч?! Он искажает смысл писем, и только!

Шеф поставил кружку на стол и сказал тихо:

– Ненависть, ребята, – это ошибка. Самая большая человеческая ошибка…

Он поднялся на ноги, вытер очки и снова посмотрел на притихших ребят:

– Не надо ловить Кракена, Стас. Пусть его… Рано или поздно выловят и без нас… А я хочу посмотреть, что он будет делать дальше.

Шеф ушел, и тут же в ящике знакомо звякнуло. Стас и Ленка бросились к «Ангелу».

– Ненавижу, – вслух сказала Светка равнодушно молчащему ноуту. – Урод. Как ты мне надоел. Ненавижу тебя, – повторила она с тоской.

Ругательства, впрочем, относились вовсе не к компьютеру, а к Костику. А может, и к себе самой.

Она ругала себя за то, что скучала по нему. Почему-то вдруг порвалась связь, доходило только редкое «Привет, как дела?», и затем, почти сразу – в лучшем случае после двух-трех фраз – выдавалось сообщение об ошибке. Светка английского не знала, в компьютерах не разбиралась, потому так и не поняла, что же случилось. Наверное, вирус.

Злило больше всего то, что вместо желанного освобождения пришла грусть, а затем и тоска, будто она лишилась чего-то важного.

– Важное? Это Костик-то? – усмехалась Светка и продолжала скучать.

На экране высветилось новое сообщение, но Светка не торопилась его открывать. Больше всего ей хотелось стереть письмо или не стирать… а открыть и прочитать в нем что-то совсем другое, то, что Костик – она знала это наверняка – никогда ей не напишет. Как же она устала от этой постоянной борьбы!

Со вздохом Светка нажала на конвертик… а потом долго и молча вглядывалась в экран. Нет, не может быть, она спит, наверное. Или бредит. Или это адресовано не ей, но вот же в углу стоит ее имя.

Она почувствовала, как из ее широко распахнувшихся от изумления глаз хлынули… нет, не слезы, а лучи света, яркие и сильные, как пробившиеся сквозь черный лед ненависти молодые побеги.

«Да, Костя… – легко и радостно запорхали по клавиатуре ее пальцы. – Когда? Где? На набережной? Бегу!»

Ленка и Стас шли по набережной.

– Мне его жалко, – наконец сказала Ленка, останавливаясь и глядя на ночные огни дальнего берега.

– С самого начала было ясно, что он не вернется, – откликнулся Стас. – Папа Карло ошибся.

– Ты имеешь в виду, что случайно создал… чересчур мощный искусственный разум?

– И это тоже, – кивнул Стас. – Но я говорил о другом. Глупо пытаться создать искусственный интеллект, подобный человеческому, и не признавать за ним права на собственное видение мира.

– И на собственное представление о том, что хорошо, а что плохо.

– И о справедливости.

– Что же теперь будет?

– Его поймают, Лен. Поймают и уничтожат. И будут правы – наш мир еще не дорос до исправления всех ошибок.

Ленка смотрела на воду, в глазах ее дрожали отблески огней. Мимо них прошла, смеясь, влюбленная парочка. Метрах в десяти она остановилась и принялась целоваться.

– Неужели тебе все равно? – спросила Ленка. – Вот уж не думала, что ты… что ты такой напыщенный философ и… такая сволочь!

– Цветочек.

– Что?! – опешила Ленка.

– Цветочек тебе, от Кракена.

Стас привлек девушку к себе. Сам не знал, как решился. Просто был уверен, что сегодня – его день. Кракен нашелся и остался на свободе, Папа Карло, узнав об ответе Кракена, пришел в восторг и заявил, что у Стаса на руках уже готовая диссертация, а мама… Мама написала, что отцу стало лучше. Стас чувствовал, что готов горы свернуть.

– Кракена поймают не сегодня и не завтра, Лен, – шепнул он ей на ухо. – Профессор сделал все-таки… Но он просил не вмешиваться в его жизнь. Говорит, что нашел себя. Если подумать – многие ли, даже из людей, могут похвастаться этим же?

Парочка, обосновавшаяся неподалеку, перестала целоваться. Девушка вдруг обернулась и задорно помахала Стасу и Ленке, будто желая со всем миром поделиться своим счастьем. Те замахали в ответ.

Небо над городом светлело.

Дождёшься!

Днем город мрачен, не терпит ссуд,Не платит щедро за пыль гинеей,Но каждый вечер, когда стемнеет,Наружу рвется иная суть.Теперь он молод, смешлив, патлат.То фонарям нахлобучит шоры,То дразнит флейтой. И листьев шорохЗаглушит шепот и топот лап.Пересекая преграды вброд,Луна где только ни окуналась…И в черных венах его каналовЛениво плещется серебро.Маршрут непросто узнать из карт.Такая темень! Ни огонька там.И, псов со сворки спустив, ГекатаСледы рассвета начнет искать.И врут, что сумрак уныл да сер,Ведь, словно в древней своей Элладе,На спину ловко рюкзак приладив,В путь собирается Одиссей.На рейде волны качают челн —Оттенки шторма в небесном спектре.И гордо шествует по проспектамБродяга с вороном на плече.Бетон, и мрамор, и алебастр,И пахнет рыбой и ежевикой.А там высокий заезжий викингО чем-то спорит с лукавой Баст.Хоть век не первый в расход внесен,Он, как ребенок, на ложь обидчив.Днем город строго блюдет обычай,Но летней ночью возможно все.Ты чуду вовремя подсобиИ, дней привычных содрав коросту,Средь ночи выйди на перекрестокПустынных улиц – дорог судьбы.

Юрий Иванов, Татьяна Минасян