Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1. - Георгий Михайловский

Как психологически ни казалось невероятным занятие немцами Петрограда, вопрос этот был поставлен, и надо было принимать решительные меры. Тогда и возникла мысль о присылке английской эскадры в Балтийское море — прежде всего для охраны Петрограда и, может быть, для отбития Риги, если обстоятельства будут благоприятствовать, а также для поддержки духа армии и усмирения совершенно развратившегося Балтийского флота. Не надо думать, что английский флот предназначался исключительно для полицейских целей. Даже перед самым октябрьским переворотом большевистская опасность, как я укажу ниже, продолжала недооцениваться. Но нет ни малейшего сомнения, что призыв английской эскадры в Кронштадт сделал бы совершенно невозможной бесстыдную немецко-большевистскую работу. Один факт присутствия англичан послужил бы самым радикальным средством для устранения большевистской опасности, какое только могло придумать Временное правительство в этот момент.

Все эти соображения заставили Терещенко обратиться к великобританскому правительству с предложением по этому поводу, несмотря на то что вероятность отказа была очень велика ввиду трудности осуществления плана с военно-морской точки зрения. Ответ последовал очень скоро и был отрицательным — великобританское правительство не решалось посылать часть своих сил в такую дерзкую авантюру. Опасалось оно не только трудностей прорыва на Балтийское море, но и закупорки прорвавшейся части, учитывая маловероятную, но всё же существовавшую возможность присоединения Швеции к Германии.

Не берусь судить о солидности английских аргументов, но впечатление от неудачи этого плана было в нашем ведомстве убийственное. Приготовления к эвакуации начались в Петрограде уже тогда, хотя вопрос этот не был в деталях готов и к моменту октябрьского переворота. Разочарование в Англии и союзниках было очень велико, так как Англия и Франция в ответ на предложение Временного правительства, как бы оно ни было объективно трудноосуществимо, не выдвигали никакого другого плана союзной помощи. Конечно, если бы в это время в правительстве было сознание надвигающейся большевистской опасности, то, вероятно, и язык в отношении союзников был бы неизмеримо более энергичный и настойчивый.

Мы отлично понимали, что Россия в первые годы столько раз выручала союзников не только своим участием в войне, но и посылкой войск во Францию для усиления Западного фронта, то есть прямым участием на стороне союзников, что бесспорно имела право обратиться к ним с просьбой о помощи. С другой стороны, союзники, по-видимому, продолжали ошибаться насчёт внутреннего положения России, если считали, что Временное правительство сможет выйти победителем из схватки с большевиками. Для великобританского же правительства, если бы оно предвидело выход России из войны, потеря части своего флота была бы, очевидно, не так ощутима, как заключение Россией, очутившейся в руках у большевиков, Брест-Литовского мира. Недооценка положения была, таким образом, с двух сторон — Временного правительства и союзников — в равной мере, несмотря на то что Терещенко не прилагал ни малейших усилий, как я упоминал выше, для того, чтобы скрывать или фальсифицировать истинное положение вещей на фронте.

Заслуживает внимания в связи с этим и то, что германское правительство, так охотно пускавшееся в разнообразные предложения сепаратного мира при царском правительстве, при Временном, как при Милюкове, так и при Терещенко, хотя и работало усиленно над разложением армии, флота и страны, не прибегало к серьёзным и открытым предложениям сепаратного мира, зная, что ни Милюков, ни Терещенко на них не пойдут, боясь, по-видимому, и того, что подобные шаги, став известными, усилят пацифизм в германском рейхстаге. Так, по крайней мере, гласили те сведения, которые доходили до нашего ведомства о внутреннем положении Германии. Германское правительство, как видно из последующего, было гораздо лучше осведомлено о положении России, чем не только союзники, но и само Временное правительство.

Что же касается Австро-Венгрии, то здесь преобладало пацифистское течение, и правительство, будучи бессильно с ним бороться и предчувствуя близкий крах всей империи, осторожно, но настойчиво щупало почву при Временном правительстве в эпоху управления нашим ведомством М.И. Терещенко. Эти попытки австро-венгерского правительства, которым не сочувствовали германские власти, начались сразу же после посылки Терещенко союзникам от имени Временного правительства знаменитой ноты о целях войны. Австро-Венгрия не мечтала уже, по-видимому, об аннексиях и контрибуциях, но она должна была, очевидно, опасаться принципа самоопределения народов, упоминавшегося в ноте, так как это «самоопределение народов» едва ли высказалось бы в пользу сохранения империи Габсбургов, тем не менее Австрия откликнулась и в туманной, но настойчивой форме стала зондировать почву в Петрограде.

Вопрос о сепаратном мире с Австрией у нас в министерстве рассматривался под совершенно иным углом зрения, чем сепаратный мир с Германией. Если в первом случае речь шла о выходе из войны Австро-Венгрии вопреки воле Германии, то во втором вопрос мог стоять только о капитуляции России перед Германией, и при этом капитуляции на милость победителя. Выход же из войны Австро-Венгрии представлялся делом настолько важным, что для этого, конечно, стоило взвесить все последствия такого шага, прежде чем принимать бесповоротно отрицательное решение, как было в случае с Германией, где за сепаратный мир стояли только германские ставленники — большевики. Конечно, выход Австро-Венгрии из войны с оккупацией её союзными войсками означал бы изоляцию Германии и победоносное для союзников скорое окончание всей войны, но вопрос заключался в том, может ли австро-венгерское правительство осуществить сепаратный мир, когда вся австро-венгерская армия находилась в руках германского генерального штаба. Это последнее обстоятельство побуждало военных экспертов крайне осторожно относиться к принятию австро-венгерского предложения, так как практически оно не открывало дороги к миру.

Знали мы и то, что германские немцы не только являются хозяевами Австро-Венгрии, но и не остановятся перед смещением пацифистского правительства и заменой его правительством войны. Практическая неосуществимость сепаратного мира с Австро-Венгрией заставляла учитывать и другое обстоятельство — славянские народы Австрии и Венгрии. Славянские народы (равно и румыны и итальянцы, конечно) при возвещенной новой форме правления Австро-венгерской федерации становились с каждым днём всё влиятельнее и влиятельнее. Только их влиянию и можно было приписать обнаружившийся совершенно явственно с лета 1917 г. пацифизм австро-венгерского правительства. Народы Австро-Венгрии завтра могли уже — даже при сохранении Габсбургской империи и осуществлении австрийской программы 1917 г. — стать полными хозяевами империи.