Самодержец пустыни - Леонид Юзефович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее поиски продолжались еще долгие годы. Повезло ли кому-то, не известно, при успехе никто бы не стал хвалиться удачей, но охотники за сокровищами Унгерна не перевелись до наших дней.
По гипотезе Витольда Михаловского, барон посвятил в свою тайну двоих поляков – Оссендовского и Гижицкого, которым доверял больше, чем русским. В конце 60-х годов XX века Михаловский тщательно изучил архив автора “Зверей, людей и богов”, обнаружил фотографии каких-то степных ландшафтов, по его мнению указывающие на место захоронения клада, и непонятные планы на клочках бумаги – вроде тех, что описаны у Эдгара По или в “Острове сокровищ”, однако применить свои находки на практике ему не удалось. Оссендовский давно умер, Гижицкого он тоже не застал в живых, но сумел побеседовать с вдовой. На вопрос, не собирался ли ее муж съездить в Монголию, не было ли у нее такого ощущения, будто его там что-то привлекает, вдова отвечала, что нет, о Монголии он никогда не вспоминал, зато часто говорил о своих либерийских плантациях и очень хотел увидеть их перед смертью, но осуществить эту мечту так и не смог.
Вторая жизнь
1Разговоры о том, что Унгерн жив, пошли почти сразу после его казни. Выдвигалась следующая версия: красные не сумели его захватить, процесс был искусной мистификацией, в Новониколаевске под видом барона судили другого человека. Тогда же начали курсировать слухи, в основе которых лежала идея менее экстравагантная: судили действительно Унгерна, но в ночь после суда ему удалось бежать.
Вскоре после того, как ДАЛЬТА, телеграфное агентство ДВР, распространило отчет о новониколаевском процессе, во владивостокской “Вечерней газете” появилась заметка под характерным названием: “Унгерн или двойник?” Ее автор, скрывшийся за псевдонимом “П. Кр-сэ”, утверждал, что лично знал барона в Харбине, и по пунктам перечислил все странные, на его взгляд, детали этого отчета, вызвавшие у него сомнения в подлинности фигуры подсудимого.
1. Говорится, что Унгерн – высокого роста, с большими “казацкими” усами, с бородкой. “Ладно, – замечает по этому поводу П. Кр-сэ, – борода могла отрасти, но усы так быстро не растут, у него были интеллигентные усы. И он был среднего роста!”
2. Унгерн сказал, что до революции был войсковым старшиной, а от Семенова получил чин генерал-лейтенанта. Однако правда такова: в 1917 году барон был есаулом, и Семенов произвел его только в генерал-майоры[229].
3. “Что за чушь о создании срединной монгольской империи? Ведь Монголия была для Унгерна лишь базой для операций против ДВР!”
4. Почему барона судили в Новониколаевске, а не в Чите? Не потому ли, что там его многие знают в лицо?
Утвердительный ответ на последний вопрос, резюмирует П. Кр-сэ, разрешает и все предыдущие недоумения. Очевидно, что суд был фарсом, умелой инсценировкой; барон ушел на запад Монголии, как и собирался это сделать, а перед трибуналом предстал загримированный под него актер или двойник. Двойничество – не столь уж редкое явление природы. Всем харбинцам известен один железнодорожный служащий, который является буквально копией Николая II. Тем проще было найти человека, похожего на Унгерна: его внешность представляет собой “обычный интеллигентский тип, каких тысячи”.
Эта версия рухнула, когда унгерновцы появились в Харбине и в Приморье, но слухи о побеге проверке не поддавались и оказались куда более живучими. Рассказывали, будто сразу по окончании процесса барон симулировал психическую невменяемость, причем настолько натурально, что исполнение приговора решено было отложить. Такую форму поведения подсказала ему действовавшая в Новониколаевске белогвардейская подпольная организация. Унгерна поместили в тюремную больницу, откуда он той же ночью бежал с помощью члена этой организации, фельдшера Смольянинова (конкретная фамилия придавала убедительность всей истории). Чтобы избежать скандала, администрация тюрьмы скрыла побег, вместо барона расстреляли очередного смертника, а самого Унгерна поймать не смогли[230].
Иногда организатором побега выступал не кто иной, как главком ДВР Василий Блюхер. Его немецкая фамилия, чье происхождение тогда не было широко известно, служила весомым аргументом в пользу данной версии[231], хотя она могла возникнуть и много позже – после того, как в 1938 году фотографии арестованного Блюхера появились в немецких газетах и денщик ротмистра австро-венгерской армии, графа Фердинанда фон Галена, погибшего в Карпатах во время Первой мировой войны, опознал в нем своего бывшего начальника. Можно предположить, что дожившая до наших дней легенда, будто Блюхер – это и есть попавший в русский плен и ставший красным маршалом фон Гален, породила легенду о спасении им Унгерна: один германский аристократ не мог не помочь другому[232].
Особый вариант этой версии изложен в воспоминаниях португалки Бьянки Тристао. Она была сестрой милосердия у белых, потом какое-то время прожила в Харбине. По ее уверениям, Блюхер не только устроил Унгерну побег, но еще и помог ему уехать за границу. Как Борман и Берия, которых легенды объявляли спасшимися и переселяли в Южную Америку, барон обосновался в Бразилии. Это доказывалось приложенной к запискам Тристао фотографией – на ней мужчина, похожий на Унгерна, ласкает ручную пуму[233].
Другую фотографию такого типа Торновскому в 1937 году показывали в Шанхае. Она запечатлела троих мужчин в одежде буддийских монахов: слева – “благообразный и почтенный” старик, настоятель монастыря где-то в Бирме, справа – “ламенок” лет 15 или немного больше, а между ними – “высокий худой лама лет 42–45 и до поразительности похож на Р.Ф. Унгерн-Штернберга”. Про подростка с чертами “завки” (полукровки) сказано было, что это сын барона от маньчжурской принцессы.
Фотография демонстрировалась как иллюстрация к рассказу даже не о побеге Унгерна, а о воскрешении его из мертвых. “Легенда говорит, – приводит Торновский пояснения тех, кто показал ему этот снимок, – что высшие ламы Монголии не остались безучастны к судьбе Бога Войны. Они следили за его жизнью, и когда его привезли в Новосибирск, то, зная заранее, что его там расстреляют, купили алтайских шаманов, чтобы они теплое, еще не подвергшееся разрушению тело Бога Войны вывезли в горы, где их ожидали искуснейшие да-ламы. Они оживили его, залечили раны и через Тибет доставили в один из почитаемых и стариннейших монастырей Бирмы”. Туда же из Пекина был привезен его сын.
Справедливо полагая, что едва ли ГПУ было так наивно, чтобы не удостовериться в смерти барона и не закопать тело “скрытно”, Торновский тем не менее отмечает: “На фотографии, несомненно, подлинный Унгерн. Если это искусная инсценировка фотографа по чьему-то заданию, то ее нужно признать весьма удачной”[234].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});