Страсть искажает все (СИ) - Михалина Юлия

Понимаю, что никакие слова не смогут искупить её вины, едва слышно прошептала сквозь слезы:

— Прости меня. Прости меня, Руслан…

37 глава

2004 год

— Познакомься, Олег. — Представляя вошедшего, Штормин разом подтянулся. — Мой непосредственный начальник, руководитель главного управления отдела по борьбе с коррупцией и организованной преступностью — генерал-майор Андрей Михайлович Одинцов.

Подходя ближе и протягивая Олегу руку, чиновник с ухмылкой подметил:

— Можно просто — Вотан.

— Откуда такое прозвище? — Ухмыльнулся Олег, пожав руку в ответ и с неприкрытым интересом всматриваясь в глаза собеседника. — Стало быть, как и для древних скандинавов, Ваше появление считается знаковым событием? Вы обычно предсказываете радости или беды?

— Это зависит от исхода нашей сегодняшней беседы. — Явно довольный дерзостью Олега, отмахнулся генерал. — Что касается прозвища, оно мало связано с германо-скандинавской мифологией.

— Андрей Михайлович блестящий военнослужащий. Уже за это удостоен громкого имени. — Вмешался Штормин, но быстро заткнулся, стоило Одинцову глянуть с укором.

— Уж больно фамилия Ваша знакома. — Не унимаясь, поддевал Чернышевский.

Строить из себя кого-то и подхалимничать не намерен, кто бы перед ним не стоял. Хоть сам господь бог. Перед человеком, носящим фамилию, как у его Ритки, тем паче. Совпадение или нет, предстояло выяснить. Именно этим собирался заняться в первую очередь.

— У меня знакомая есть. Ритка Одинцова. Может, слышали о такой?

— Не беги впереди паровоза, Олег. — Указывая без эмоций на стул, перешел на «ты» Вотан. — Садись и слушай, о чем тебе расскажут.

— Весь внимание. — Разведя руками, Чернышевский подчинился.

— Твоя знакомая для меня действительно не чужая. — Усаживаясь напротив, с ходу признался мужчина. — Маргарита Одинцова — моя дочь.

Несколько секунд Олег неверующе смотрел на Вотана, пытаясь осмыслить новость. Отчего-то происходящее казалось сном. Появление Риткиного отца, спустя столько лет, да еще и в столь громкой должности, было также ирреально, как прямо сейчас оказаться на берегу океана, вместо холодной и сырой тюремной камеры. Но это давало надежду. Не для себя, для Риты. Слова Игоря о несправедливости суда над ним, Чернышевским, отошли на задний план. Снова одно имело значение.

— Что с ней? — Сжав руки в кулаки, прошипел Чернышевский.

— Олег, это вторая часть нашего разговора. — Вновь вмешался Штормин, склонившись над папкой с бумагами. — Для начала мы должны обсудить возможность твоего освобождения.

— Что с ней?! — Игнорируя друга, заорал Олег, не сводя пытливого взора от высокопоставленного гостя. — Вы её отец, генерал СБУ, какого черта она была все это время в борделе?

— Олег, если не хочешь и дальше здесь оставаться, веди себя подобающе, не кричи на человека, желающего тебе помочь. — Одернул Игорь.

Одинцов молчал. Поджав губы, терпеливо выслушивал претензии Чернышевского. Без каких-либо эмоций и переживаний. Стальная выдержка, которой Олег очень завидовал: внутри у него бушевал ураган.

— Да плевать мне на себя! — Отмахнулся Чернышевский от Штормина, как от назойливой мухи. Подхватившись, навис над столом, склоняясь к Вотану: — Я хочу понять, почему Маргарита при живом отце плавает в таком дерьме? Вам погоны не жмут?

— Чернышевский, ты нарываешься! — Воскликнул Игорь, пытаясь усадить мужчину обратно.

Тщетно. Олег крепко стоял на ногах, возвышаясь над генералом.

— Игорь, оставь его. — Ровным тоном приказал Андрей Михайлович. Тихо, спокойно. Но сказал, как отрезал. Рассек воздух, заставив воцариться тишине в комнате. После добавил: — Выйди, Шторм. Нам с Олегом нужно поговорить наедине.

— Андрей Михайлович, Вы уверены?.. — Хотел возразить, но взгляда Одинцова хватило, чтобы Игорь, нехотя сгребая бумаги, подчинился и ушел.

— Садись. — Кивнул Вотан на стул, обращаясь к Олегу, когда дверь с глухим скрипом закрылась. — Беседа предстоит долгая.

Чернышевский сдался, медленно опускаясь на место. И генерал заговорил:

— Да, моя дочь до сих пор в борделе. И мне нужна твоя жажда к справедливости и возмездию. Мне нужен тот Олег Чернышевский — борец за правду, который носом землю рыть будет, но накажет всех, кто так, или иначе причастен к событиям на заводе и поможет Рите. Она ведь тебе все еще небезразлична?

— Пи***ц заявление. Прямо польщен. — Язвительно выплюнул Олег. — Я и без ваших подсказок давно помог, но мотая срок особо не разгуляешься. А какого хе*а Вы сидите и рассуждаете о справедливости, вместо того, чтобы реально действовать, я не понимаю.

— Мне нужен человек, которому смогу доверить жизнь своей дочери. — Сжимая кулаки, скрипнул зубами мужчина. — Судя по тому, что ты, спустя годы, все еще грезишь о ней, я не ошибся в выборе.

— У Вас, вообще, соображалка не варит? — Постучав себя по лбу указательным пальцем, поморщился Олег. — Я — зек. Вы — генерал в органах. Связь улавливаете?

— Заткнись, щенок! — Стукнув кулаками по деревянному столу, вспыхнул Одинцов. — Ты сидишь и молча слушаешь, что я говорю. И когда разрешу, начинаешь вякать.

Глубоко втянув воздух, Чернышевский с рыком растер лицо ладонями и пытливо уставился на собеседника. Хотя внутри разгоралось желание крепко стукнуть этого Вотана. Неважно, что он шишка и отец Ритки. За бездействие особенно хотелось наказать. Но ничего не оставалось, кроме как выслушать. Выбора нет — или слушаешь и пытаешься помочь, или уходишь и загибаешься от неизвестности, досиживая положенный срок.

— Вы с Риткой попали под раздачу по нелепому стечению обстоятельств. На заводе намечалась облава СБшников на группировку Сизого. Со стороны была получена информация о передаче крупной партии наркотиков. Но спецслужбы пустили по ложному следу: ожидаемые большие разборки обернулись незначительной потасовкой.

— Это так называется — незначительная потасовка? — Не выдержал Олег. — Может, и СБшниками Вы руководили?

— Нет. На тот момент и все последующие шесть лет меня не было в стране. — Излишне терпеливо, игнорируя вопрос, пояснил Вотан. — Я никоим образом не связан с лицами, руководящими спецоперацией.

— М-м, удобно. — Сложив руки на груди, Чернышевский откинулся к спинке стула, выжидая продолжения.

— Не понял? — Одинцов настороженно нахмурился.

— Удобно, говорю, сейчас отмазываться, рассказывая байки про непричастность и неосведомленность. Еще скажите, что до последнего не знали о Риткиной судьбе.

— Скажу. Хочешь верь, Олег, а хочешь не верь, но я три месяца назад вступил в должность. Про дочь узнал лишь в прошлом.

— И где были все годы, когда эта самая дочь в нищете прогибала? Когда мать родную хоронила? Когда в лапы Сизого попадала? Дайте, угадаю. Звездочки на погоны зарабатывали? А тут вдруг вспомнили, что дочь-то, оказывается, имеется. В отца решили поиграть?

— Я сюда приехал обсуждать не себя и моральную сторону своих поступков. — Холодно, безразлично отбрил Андрей Михайлович. Но желваки на скулах заходили. — Да, меня не было рядом с Маргаритой в самые ответственные и важные для неё моменты. Меня не было рядом, когда я был нужен. Почему так вышло однажды расскажу Рите. Тебе могу признаться, что об этом жалею больше всего на свете. Мне жизни не хватит, чтобы искупить вину. Очень сомневаюсь, что она простит меня когда-то. Но для меня важно другое — любой ценой вытащить её из того ада. С твоей помощью или без. Так как? Могу на тебя рассчитывать? Или мне уйти и не тратить время понапрасну?

Признание Одинцова выбило почву из-под ног Чернышевского. Как бы ни злился и недоумевал из-за поступков Вотана, последние слова заставили поверить в искренность. Чего там ни было в прошлом, каковы причины исчезновения и внезапного появления генерала спустя годы, не вправе судить. Действительно, не знает ровным счетом ничего. Но если этот человек, возникший на его дороге, как черт из табакерки, преследует цель вытащить Ритку, то им по пути.