Стивен Эриксон Кузница Тьмы - Карбарн Киницик

Она подумала было не отвечать на вопросы, но какой в том смысл? - Лаханис.

- Да, ты юна. Слишком юна, чтобы считать войну своей.

- Моя война! - зашипела она, поднимая руку и отталкивая его ладонь. - Вы напали на наши деревни, вырезали всех! Мы выследили вас и загнали!

- Лаханис, ничего такого мы не делали. - Он еще миг смотрел на нее, потом выругался и обернулся к кому-то. - Те роты Легиона. Нужно было догнать их. Нужно было спросить, чего ради они разбили лагерь в броске камня от стен.

- Чтобы обвинить нас в резне, сир?

- Капрал, помню, каким ловким был ты в ночь убийств. Куда деваются твои мозги, когда ты со мной?

- Сам не знаю, сир.

Айвис отыскал глаза Лаханис. - Слушай. Вас обманули. Если бы я выехал на переговоры с вашими командирами...

- Тебя могли зарубить, не дав сказать одно слово. Мы не хотели переговоров.

- О том сказали ваши знамена, - вспомнил Айвис. - Как глупо!

Она вздрогнула.

- Не про тебя. Лаханис, слушай. Скачи к своим, к выжившим... Говоришь, вы шли по следам? Что же, мы вернулись сюда от вас?

- Нет, мы шли по встречным следам. И надеялись, что успеем опередить, пока вы жжете еще одну деревню.

- Бездна подлая! Кто вами командовал?

Она потрясла головой - Никто, на деле. Полагаю, Традж. Он громче всех орал. Или Ринт.

- Ринт? - Айвис резко выпрямился, начал озираться. - Вент! Сюда со всех ног!

Лаханис попробовала сесть. Они лежала на матраце во дворе крепости. Другие раненые были под одеялами, непонятно - пограничные это клинки или домовые мечи. Она не узнала лиц. Затылок ее и шея ломило от боли.

Подошел третий мужчина. - Капитан? У меня раненые лошади...

- Как звали погран-мечей, что уехали с лордом Драконусом?

Мужчина заморгал. - Сир? Ну, не помню, если честно.

Лаханис, охватив руками голову, заговорила: - Ринт, Ферен, Виль и Галак. Все они вернулись к нам. Сказали, ваш лорд их отослал.

- Почему? Когда?

Лаханис дернула плечами. - Не знаю. Недавно.

Айвис потирал шею, глядя на ворота.

- Сир, лошадки...

- Идите к коням, мастер-конюший. Капрал Ялад?

- Здесь, сир.

- Присмотри за Лаханис, выбери ей коня. Я же иду в контору сочинять письмо - пусть не уезжает, пока не закончу. Лаханис, хотя бы письмо доставишь сородичам?

Она кивнула.

- Так ты веришь мне?

- Я была в селении, - сказала она. - Видела ваши знамена. Но ни одного солдата в таких доспехах, никто не ездил на боевых конях и не носил кривые мечи. Сир, вы нас не убивали.

На миг показалось, что мужчина готов был зарыдать. - Уже успели, - сказал он, отворачиваясь. И ушел, понурив голову и шаркая ногами.

Молодой капрал присел на корточки рядом. - Голодна? Пить хочешь?

- Просто веди коня.

Однако он не пошевелился. - Капитан порядком... медлителен, едва дело доходит до письма. Время будет, погран-меч. Итак?

Она пожала плечами: - Тогда воды, - и закрыла глаза, едва капрал отошел. "Это меня все послушали. Я видела знамена. Все должны были читать следы. Но я вызвалась. Ты не убивал нас, капитан. Это я".

Ее обезоружили - даже нож для разделки пищи пропал из кожаных ножен. Будь оружие рядом, она забрала бы собственную жизнь.

"Но нет. Отвезу послание капитана. И тогда перед всеми перережу себе горло. Пусть имя мое станет проклятием". Она видела капрала, вернувшегося с водяным мехом. "Голодна? Пить? За ушком почесать?" И отобрала у него воду. - Ну-ка, давай коня.

Семь тяжело груженых фургонов, каждый запряжен парой волов, выехали из Хастовой Кузницы и начали путешествие к югу, в пограничные земли, где расположились лагеря Легиона Хастов. Они продвигались медленно, останавливаясь, когда ломалась ось или колесо отваливалось на неровной дороге.

Галар Барес нагнал поезд в полудне пути от главного лагеря. Скакал он быстро, везя приказ готовиться к войне, и лошадь устала; после одинокого пути он радовался даже обществу возчиков, плотников и кузнецов, кухарей и стражи - он знал многих по селению Кузница, в котором родился и вырос. Впрочем, приветствия были молчаливыми: новости о свадебной резне повисли над всеми, как пелена. Многих, понимал он, потрясли и отрезвили не внезапная гибель лорда Джаэна и его дочери, а зловещий смысл показных убийств.

Война вернулась в Куральд Галайн. Но теперь враг пришел не из-за границ королевства. Галар не мог вообразить, какое затмение нисходит на Тисте, решающихся резать сородичей. Ему трудно было думать о любом Тисте, не видя в нем близкого родственника. Однако теперь, похоже, любое привычное лицо превращается в маску, и за некоторыми масками таятся враги, чужаки с непонятными замыслами.

И нет очевидных признаков, позволяющих отличить друга от врага: ни белой как мел кожи Форулканов, ни звериного обличья Джелеков. Конечно, и раньше встречались бандиты и прочие преступники, сделавшие ремеслом поживу на сородичах; но Галар их тоже не понимал. Глупцы предали доверие, обрекая себя на жизнь в одиночестве и страхе. Даже среди их братства процветают измена и коварство. Чем дольше длится жизнь разбойника, тем она жальче, сколько бы богатств он ни скопил, какой бы власти ни добился.

"В лишенном добродетелей мире всё становится порочным, и богатства, и даже семья, и новый день неизменно тусклее прошедшего.

Боюсь, война пробудит преступника в каждом из нас".

Путешествуя среди вереницы фургонов, он ощущал, как грядущее наваливается на всех, густое и душное, и небеса превращаются в тяжкий гнет.

Но последний день показался насмешкой над этими мыслями: бирюзовое небо, теплый ветерок с юга. Невысокие холмы вдоль дороги пестрели провалами старых шахт, всюду виднелись неровные тропки; там и тут попадались старые пруды, выкопанные сотни лет назад и полные тухлой воды или ядовитого бесцветного песка. Галар замечал остатки деревянных строений - здания и помосты, леса и заборы. Однако деревья, некогда затенявшие холмы и долины за ними, были давно сведены.

Любая сцена запустения многое говорит нам. Хотя Галар старался видеть во всем следы былых триумфов, даже они наносили глубокие раны душе.

Он скакал во главе колонны, чтобы не попадать в пыль. Хенаральд доставил меч лорду Аномандеру, и память о благословении, случившемся - или нет? - в Палате Ночи, все еще терзала его. Достаточно было посмотреть на сжимающие поводья руки, на эбеновую кожу, чтобы вспомнить тот миг. Воскрешая злосчастный день в Цитадели, он невольно качал головой: иногда в восхищении, но гораздо чаще в недоумении. Любое сказанное там слово, казалось, пылает огнем - даже слова, сказанные им самим, ощущались заклинаниями или фрагментами беспорядочной, призрачной, разделенной всеми присутствовавшими поэмы.

Если таковы дары присутствия божества... Галар Барес наконец понял, в чем награда веры. В бусинах слов, перегруженных значениями; в признаниях и разочарованиях, в тайнах и вспышках ярости таится ужасающая сила. В такие мгновения, осознал он, целые миры можно изменить, сломать, переделать и перекрутить заново.

Он не мог вообразить состояние лорда Аномандера, провозглашенного защитником и первенцем Матери Тьмы, хотя и статус и власть не позволили ему предотвратить бойню. Теперь, ходят слухи, он порвал с братом Андаристом, между ними пропасть, которую нельзя было вообразить месяцем ранее.

Прибыв в лагерь, Галар предстанет перед командующей Торас Редоне и возгласит призыв на войну. Легион Хастов пойдет на север, к Харкенасу. Там Торас Редоне преклонит колено перед лордом Аномандером и отдаст легион ему в служение. Именем Матери Тьмы. Потом - возможно, к исходу зимы - их оружие заревет голосами ужаса перед Легионом Урусандера.

Галар Барес знал исход столкновения, но гадал, каков будет вкус победы. "Предвижу будущее слишком горькое, невыносимое. Мать Тьма, твой Первый Сын просит лишь одного. Одно слово, и ты заставишь Урусандера встать на колени и закончить войну до настоящего начала. Совместно Аномандер и Урусандер выловят убийц, свершат правосудие. Назовем их преступниками и сохраним привычный мир".

Однако некая часть разума сомневалась, и голос ее был ядовит и звонок: а стоит ли этого привычный мир?

"Она взглянет на меня, и снова я увижу истину в ее глазах. Пьяная или трезвая, победит меня своим желанием. Я сдамся, слабый, готовый на обман и предательство. Превращу клятвы в насмешку, хотя жажду соблюсти их и найти честный ответ в неверной любви неподходящей женщины. В мире полно глупцов, и мне пора записаться в их число.

Кто смеет быть праведным среди множества падений, среди пороков, кишащих за любой привычной маской? Разве не иллюзия - считать рассудок негодяя, преступника совершенно чуждым мне, все его чувства неестественными и зловредными? Все мы обманщики, все до одного. Доказательство - я сам. Жаждая добродетели и требуя ее от других - в имя разума и приличий - я одержим пороками, готов избегать укусов разума и соблюдать приличия лишь внешне.