История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова

чтобы я сам не принял вашего великодушия! Хотите, чтобы всё красиво было, как в древнекахольской балладе. Не можете даже за своё решение взять ответственность, обязательно нужно ещё меня измучить, – Голари повернулся лицом к стене и сжался в комок, сотрясаемый сухими рыданиями.

Мэлл тихо подозвал стражников, звякнула решётка, и посетители удалились. Мэлл напоследок всё-таки сказал: «Если передумаете, просто напишите прошение. Вы ни в чём не виноваты», вызвав неодобрительный взгляд Реганы.

Немного придя в себя, Голари провёл неплохой вечер, потягивая отличное вино (которое сразу, с первого глотка, подарило измученному организму желанное успокоение), перечитывая любимейшие места кахольских поэтов и почему-то напевая старинную балладу Лесной стороны:

Я в этом сумрачном лесу

не гость случайный –

я здесь живу.

Мне волки-людоеды напевали

кошмаров колыбельные ночами,

а совы ухали и хлопали глазами:

у-ху!

Мне чёрные деревья заменяли

и крышу, и небес высокий свод,

огни слепили и вели в трясину

лесных болот.

Улитки и лягушки совершали

исполненный величия обряд

и с почестями хоронили в иле

в бою с болотом павшего меня.

Я там, где вы свершили приношенье

жестокое своё, надеясь тщетно

задобрить тем лесного короля –

героя ваших диких суеверий.

Я стал осенним пряным перегноем,

лишайником на вековых камнях,

озёрной тиной, утренней росою,

сверканьем молний, криками сыча.

Теперь здесь я – король,

и ты напрасно, смертный,

порой вечерней

ходишь в край болот…

Любое зло, что брошено на ветер,

со временем пышнее расцветёт.

А где-то за несколькими толстыми каменными стенами другой узник, Инанис Сервил, вспоминал слова Вечернего Обряда. Не было окон, но он мог сказать почти наверняка, когда наступало время молитвы: всю свою жизнь, изо дня в день, он следовал правилам служения Защитнику, не испытывая ни малейшей скуки. И теперь, в подземелье, он чувствовал, что всё происходит логично и закономерно – и это придавало ему сил. Единственным, что беспокоило, была угроза короля напасть на Ледяной Замок. Инанис представил себе Школу, её слушателей и просветителей, и понял, что гарнизона ближайшего к Ледяным горам Норсена будет достаточно, чтобы захватить Замок. Но всё-таки это было бы крайне необдуманным шагом – а король пока вроде бы ещё не захлебнулся бесцельной жаждой власти и может соизмерять свои действия с их последствиями. Так, по крайней мере, показалось Инанису при встрече с Сэйлори. Да, он недолюбливал служителей Защитника – это было очевидно, но само по себе не было чем-то необычным. Даже родители и родственники многих слушателей Школы были против того, чтобы их дети посвящали свою жизнь сомнительным с точки зрения пользы и выгоды делам. Впрочем, родители самого Инаниса вообще не задумывались о том, кем может стать их сын: главное, чтобы не мешал им жить.

Инанис резко поднялся на ноги, почувствовав макушкой холод сырого каменного потолка, и сделал несколько дыхательных упражнений. Гнилой воздух камеры был похож на воздух весенних предгорий не больше, чем все изображения Защитника на тот Его образ, который жил в сознании просветителя. Но всё-таки привычные действия привели в порядок чувства.

Выпив землянистой на вкус воды, Инанис принялся ходить по камере, представляя, как горожане читают послание о мире, как злится, но ничего не может поделать, король. «Хорошо бы кофе», – подумал Инанис, снова устраиваясь на низком неудобном табурете. Всё остальное казалось просветителю почти идеальным.

Зал заседаний Королевского Совета был оформлен в лаконичном и строгом стиле Горной стороны: переплетения трансептов уводили взгляд к резным колоннам, тающим в полумраке. Голари часто ловил себя на том, что вместо того, чтобы слушать выступающих, он изучает геометрическую грацию барельефов у оснований колонн. Но очередное заседаение Совета проходило теперь без Первого советника: нового должны были выбрать через месяц, выделенный на поиск и обоснование кандидатур.

Спеша на заседание, Оланзо тем не менее успел переговорить с Малумом – единственным человеком, советы которого он готов был принимать. «Отказывается писать прошение», – шепнул начальник Птицеловов, следуя за королём по парадным коридорам. Оланзо недовольно поджал губы: упрямство бывшего Первого советника могло лишить его большой части и так унизительно малой власти. Но если это произойдёт, то Голари, этот малахольный профессор, за всё заплатит. «А что университетские умники?» – так же вполголоса спросил Оланзо. «Неизвестно. Испытывают моральные метания», – презрительно пожал плечами Малум. Значит, всё должно было решиться в ближайшее время.

Заседание Совета началось ровно в десять, когда колокола Собора Защитника на площади Всех Дорог отзвонили положенную на этот дигет гамму ля минор и столица всерьёз настроилась на новый день.

Вступительные церемонии шли своим чередом, когда король, обладающий отличным зрением, различил заголовок утренней газеты, которую тайком читал один из шейлиров. «Если не служители Защитника хотят «священной войны», то кто?..» – риторически вопрошал газетный пророк, и Оланзо почувствовал во рту тошнотворный привкус горькой, как пережаренный кофе, ненависти. И тем более учтиво и доброжелательно улыбался он выступающим членам Королевского Совета. Малум, скромно сидящий в тени бокового нефа, тоже успел прочитать заголовки свежих газет, поэтому с тревогой поглядывал на короля.

В первый кофейный перерыв в очередь к желающим поговорить с Оланзо пристроился незаметный сухопарый человек, которого король никогда раньше не видел, поэтому, заинтригованный, подошёл к нему сам и с любезной улыбкой осведомился, чем может быть полезен.

Профессор Тенс (а это был именно он) побледнел и стал сравнимым с графином со свежими сливками, а потом мгновенно покрылся какими-то красными пятнами, но взял себя в руки и заговорил:

– Мэйлори, я… мне поручили… студенты Университета поручили передать вам это прошение, Мэйлори, – наконец проговорил профессор и с поклоном протянул Оланзо лист бумаги, большую часть которого занимали разномастные подписи.

Король взял бумагу и с интересом пробежал глазами короткий текст. Студенты Тар-Кахольского университета (разумеется, не все, а самые смелые) обращались к своему Королю с почтительной просьбой освободить професора Голари Претоса, заслуги которого перед наукой Королевства и перед Университетом неисчислимы.

Заметив, что любезная улыбка по мере чтения сползала с губ короля, Тенс тем не менее дрожащим голосом добавил:

– И я тоже, Мэйлори, присоединяюсь к этой просьбе. Надеюсь, вы не допустите, чтобы… я… мы все…

Профессор Тенс сбился, как будто не он читал прекрасные лекции по древней истории, которыми заслушивались все студенты Универитета.

– Я подумаю, – сухо ответил король и, кивнув, ушёл, оставив разочарованную очередь просителей и недопитую чашку кофе.

Вторая часть заседания Королевского Совета обещала быть куда более драматичной, и Оланзо, пытаясь справиться с подступающим волнением, всё больше погружался в невесёлые мысли. Поскольку Малум не входил в Совет, то здесь у короля не было ни одного человека, которому он мог бы доверять. Только враги или, в лучшем случае, лавировщики, которые неплохо угадывали политические течения. Сегодня ни у кого не было сомнений, что король находится на очень опасной грани, и лучше бы ему не ссориться с наиболее влиятельными советниками,