Перекресток прошлого: Холод войны - Даниил Витальевич Протасов

Глава 2

Где-то в лесах Тихийска.

4 ноября 1941 года.

23:10

Наступила ночь, солнце уже давно село за горизонт, и лес погрузился в полнейшую тьму. Никаких осветительных устройств в нашем лагере не было, а редких костров было недостаточно, чтобы осветить весь лагерь, да и многие опасались разводить слишком много костров, так как немецкие самолеты все еще продолжали кружить по округе, сбрасывая на город все новые и новые бомбы. Бомбежка так и не прекратилась и продолжалась еще всю ночь. И, несмотря на то, что наш лагерь стоял очень далеко от города, рев самолетов и грохот снарядов до нас доносился прекрасно. А огненные всполохи от взрывов вместе с пламенем пожаров были видны нам, даже сквозь гущу деревьев. Это уже не говоря о едком запахе гари, которым пропахла вся лесная округа.

Люди в лагере вели себя по-прежнему тихо. Отчего-то им казалось, что любой лишний шум может привлечь сюда немцев и потому общались друг с другом исключительно шёпотом и наедине, не решаясь собираться в большие компаний, чтобы не было необходимости повышать голос.

Я же сидел рядом со своей палаткой и задумчиво листал книгу, забранную у немецкого командира, будучи целиком погруженный в собственные раздумья.

Но их прервал неожиданно подошедший Бурмистров, и даже в этой темени я видел, что взгляд у него был встревоженный.

– Сидоров, Вихров и Печорин пропали. Их палатки и вещи тоже исчезли – с тревогой сообщил он.

– Еще одни – подумал я, устало вздохнув.

– Они уже десятые за сутки – продолжал Бурмистров – Если так пойдет и дальше, то уже к утру здесь совсем никого не останется.

«Бегут как крысы с тонущего корабля» – подумал я. Но в ответ, лишь усмехнулся – Ну а что ты от меня хочешь? Чтобы я приковал каждого к своим палаткам?

Бурмистров немного замялся:

– Нет, конечно, я думаю, что вам нужно просто поговорить с ними, объяснить суть дела. Эти ребята сегодня потеряли много своих товарищей, и некоторые еще ранены, да еще эти бомбежки. Они сейчас встревожены и напуганы, потому и бегут.

– Ты же слышал, что они мне сказали. Я для них больше не авторитет – усталым тоном сказал я.

– Они сказали это из-за страха, мужики просто в панике и бояться за свои жизни – пытался объяснить мне Бурмистров.

– Бурмистров, хороший парень – думал я, в этот момент – Но иногда бывает поразительно наивен.

– Да не за свои шкуры, они сейчас переживают – пытался втолковать ему я – Когда я уничтожил особняк со всеми запасами, они осознали что здесь ловить больше нечего. Без товара не будет и денег, а значит, нет и смысла здесь торчать. И единственное о чем они сейчас говорят это куда бы им сейчас податься, чтобы заработать себе на лишнюю краюшку хлеба. Так что, чтобы я сейчас не сказал, или не сделал, это ничего не поменяет, ибо мне попросту нечего им предложить.

По лицу Бурмистрова, было видно, как сильно он хотел мне возразить. Он очень старался найти какие-то доводы, того что я ошибаюсь. Но вскоре к нему пришло понимания, что мои аргументы ему опровергнуть нечем и ответить он мне смог лишь коротким огорченным вздохом.

– Иди спать, Бурмистров – усталым тоном, сказал я – Сегодня был тяжелый день.

– Но что мы теперь будем делать? – отчаянно спросил он.

– Утром решим – отмахнулся я.

И с осознанием того, что более он от меня ничего не добьется, угрюмый Бурмистров отправился к своей палатке. А я продолжил листать свою книжку.

На самом деле, от части Бурмистров был прав. То, что эти люди сегодня пережили, конечно же, их напугало. Им пришлось пережить настоящую бойню, и большинство этих ребят были просто к этому не готовы, ведь они не были солдатами. Они были посыльными, водителями, грузчиками, мелкими воришками, и попросту преступниками, всеми теми, кто не захотел батрачить в колхозах или фабриках или же увидел в нарастающем военном хаосе возможность заработать. Никто из не был готов к настоящей войне. И все что произошло и происходит сейчас, сильно пошатнуло их боевой дух. Ну а потеря всего товара, ссора с Иваном и лицезрение смерти Мефодия сильно ударило по моему авторитету и их вере в меня как своего лидера. И сложно сказать, что они в этом не правы.

Гибель Кирилла и Мефодия все еще не выходила у меня из головы. На самом деле это было очень странно. Ведь на своей службе в армии мне не раз приходилось переживать гибель многих моих боевых товарищей и довольно скоро их смерти перестали вызывать у меня какие-либо эмоций. Они стали для меня рутинной. За шесть лет своей службы ко мне пришло понимание того, что в смерти наемника на поле боя, нет ничего трагичного. Наемник сам выбирает свою профессию с полным пониманием того, что, по сути, она представляет собой русскую рулетку, в которой тебе либо везет, и ты улетаешь домой с приличным гонораром, либо не везет, и ты летишь домой в пластиковом мешке. Когда я это осознал, все стало намного проще. Все эти наемники, полицейские, бандиты Марка, все эти люди заранее согласились отдать свои жизни за деньги их хозяина, неважно кого, частного работодателя, государства или местного авторитета, все эти люди просто пешки, у которых зачастую нет, не идей, ни амбиций, ни какого-либо другого смысла существования. Поэтому у меня не было к ним ни жалости, ни сострадания, ибо от их жизни ровно, как и от их смерти в мире не поменялось бы ровным счетом ничего. Даже своих собственных наемников, что выделило для меня Око, я бы спокойно принес в жертву, если бы возникла на то необходимость, так как они сами отдали свои жизни за деньги Ока. И вроде бы, на первый взгляд, Кирилла и Мефодия мало что отличало от тех, кого я перечислил. Ведь как отдельные личности они совершенно ничего из себя ничего не представляли и были простыми пешками. Но почему-то мое отношение к ним было несколько иным. Может быть, потому что я не обещал им ни больших денег, ни большой власти, ни большой выгоды, вообще ни каких-либо привилегий, кроме собственной жизни. И они шли за мной сами, просто, потому что хотели выжить. Шли верно, и без сомнений, успешно выполняя все самые рискованные поручения, а я беспечно отправил их на смерть.

И сейчас глядя на этих