Мир Данте. Том второй (малые произведения) - Алигьери Данте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот и друзья! Говорю, а солнце уже за горою.
IV
[ДАНТЕ — К ДЖОВАННИ ДЕЛЬ ВИРДЖИЛИО]
Сбросив Колхиды руно,[1300] быстролетный Эой и другие
Кони крылатые вскачь возносили в сиянье Титана.[1301]
По колеям, от вершины небес спускавшихся долу,
Мерно катилися все, с пути не сбиваясь, колеса.
5 Мир засиял, и всю тень. какою себя сокрывает,
Сбросил он прочь, и поля смогли раскалиться под солнцем.
Титир и Алфесибей[1302] устремились поэтому в рощу,
Сами себя и стада уберечь стараясь от зноя, —
В рощу, где ясень, платан и липы растут в изобилье.
10 Тут, пока на траве ложатся овцы и козы
В чаще лесной и пока свободно дышать начинают,
Титир по старости лет прилег, осененный листвою
Клена, и задремал, вдыхая запах снотворный;
Рядом стоял, опершись на корявую палку из груши,
15 Алфесибей и к нему обратился с такими словами:
«То, что мысли людей, — сказал он, — возносятся к звездам,
Где зародились они перед тем, как войти в наше тело;[1303]
То, что Каистр[1304] оглашать лебедям белоснежным отрадно,
Радуясь ласке небес благодатных и долам болотным;
20 То, что рыбы морей, сочетаясь, моря покидают,
К устьям сбираяся рек, где проходят границы Нерея,
Что обагряют Кавказ тигрицы гирканские[1305] кровью;
То, что ливийский песок чешуей своей змеи взметают, —
Этому я не дивлюсь: свое ведь каждому любо,
25 Титир; но я удивлен и диву даются со мною
Все пастухи на полях земли сицилийской,[1306] что Мопсу
Любо под Этною жить[1307] на скудных скалах Циклопов».
Только он кончил, как вдруг перед нами, совсем запыхавшись,
Стал Мелибей,[1308] и едва он способен сказать был: «О Титир!» —
30 Смех одолел стариков, что юноша так запыхался,
Точно сиканов, когда Сергест[1309] сорвался с утеса.
Старший седую тогда с зеленого голову дерна
Поднял и так обратился к нему, раздувавшему ноздри:
«О неуемный юнец, по какой ты внезапной причине
35 Опрометью прибежал, своих легких в груди не жалея?»
Тот в ответ ничего, но лишь только тронуть собрался
Он тростниковой своей свирелью дрожащие губы,
Вовсе оттуда не свист до жадного слуха донесся,
Но, когда юноша звук постарался извлечь из тростинок —
40 Чудо, но я говорю по правде, — тростинки запели:
«Там, где под влажным холмом встречается Сарпина с Реном»;[1310]
Если же три бы еще они лишних выдули вздоха,
Сотней тогда бы стихов усладили селян онемелых.
Титир и Алфесибей внимательно слушали оба,
45 Алфесибей же с такой обратился к Титиру речью:
«Что же, почтенный старик, ты росистые земли Пелора[1311]
Бросить решишься, пойти собираясь в пещеру Циклопа?»
Он: «Не боишься ли ты? Что меня, дорогой мой, пытаешь?»
Алфесибей же: «Боюсь? Пытаю?» — на это ответил.
50 «Иль непонятно тебе, что дудка божественной силой
Пела? Подобно тому тростнику, что от шепота вырос —
Шепота, что возвестил о висках[1312] безобразных владыки,
Бромия волей Пактола песок озлатившего ярко?
Но коль зовет к берегам она Этны, покрытою пемзой,
55 Старец почтенный, не верь облыжному благоволенью,
Местных дриад пожалей и овец своих не бросай ты;
Горы наши, леса, родники по тебе будут плакать,
Нимфы со мной тосковать, опасаясь несчастий грядущих,
Да и Пахин[1313] изойдет от собственной зависти давней.
60 Будет досадно и нам, пастухам, что тебя мы знавали.
Не покидай, умоляю тебя, о старец почтенный,
Ты ни ручьев, ни полей, твоим именем славных навеки!»
«Больше, по правде скажу, половины этого сердца, —
Тронув рукою его, престарелый Титир воскликнул, —
65 Мопс, съединенный со мной ради тех взаимной любовью,
Что убежали, боясь злокозненного Пиренея![1314]
Думал он, что на брегах от Пада справа и слева
От Рубикона живу я в Эмилии, к Адрии близко;
Он предлагает сменить на этнейские пастбища наши,
70 Не сознавая, что мы вдвоем обитаем на нежной
Гор Тринакрийских траве, которой в горах сицилийских
Лучше нет никакой для пищи коровам и овцам.
Но, хоть и надо считать, что хуже лугов на Пелоре
Скалы этнейские, все ж навестил бы охотно я Мопса,
75 Бросив стада мои здесь, не страшись я тебя, Полифема».[1315]
Алфесибей возразил: «Полифема-то кто ж не боится,
Раз он привык обагрять свою пасть человеческой кровью
С самых тех пор, что увидеть пришлось в старину Галатее.
Как разрывал он, увы, несчастного Ацида[1316] чрево!
80 Чуть не погибла сама! Могла ли любовь пересилить
Бешенство гнева его и огонь его ярости дикой?
Ну а легко ль удержал свою душу в трепетном теле
Ахеменид,[1317] как циклоп упивался друзей его кровью?
Жизнью своей умоляю тебя, не поддайся влеченью
85 Страшному, чтобы ни Рен, ни Наяда не отняли этой
Славной у нас головы, которую зеленью вечной
Девы высокой венчать стремится скорее садовник».[1318]
Титир, с улыбкой и всей душою его одобряя,
Выслушал молча слова великого стада питомца.
90 Но так как кони, эфир рассекая, неслися к закату,
Быстро тень наводя на все бросавшее тени,
Посохоносцы, покинув леса и прохладные долы,
Снова погнали овец домой, а лохматые козы
К мягкой траве луговин повели за собою все стадо.
95 Неподалеку меж тем Иолай хитроумный[1319] скрывался,
Слышал он все, а потом и нам обо всем рассказал он.
Мы же, о Мопс, и тебе поведали всю эту повесть.
ПИСЬМА
I
КАРДИНАЛУ НИККОЛО ДА ПРАТО[1320]
Преподобнейшему отцу во Христе, возлюбленнейшему владыке Николаю[1321], небесной милостью епископу Остии и Веллетри, легату Апостолического престола, отряженному
