История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I - Коллектив авторов

22 февраля Государь выехал в Ставку из Царского Села. В тот же день в Петрограде в связи с забастовкой был закрыт Путиловский завод, без средств к существованию остались 36 тыс. рабочих, которые обратились за поддержкой к рабочим других заводов. Забастовки солидарности прошли по всей столице. Забастовавшие путиловцы требовали повышения зарплаты, протестовали против роста цен и огромных очередей за хлебом. Дело в том, что из-за обильных снегопадов железнодорожные пути превратились на несколько дней в высокие сугробы и это, задержав подвоз хлеба в Петроград, вызвало очереди.

23 февраля (8 марта) в день международной солидарности работниц начались уличные манифестации женщин, которые с остервенением громили хлебные лавки и булочные. Бросили учиться студенты и тоже вышли на улицы. До конца дня перестало трудиться и вышло протестовать примерно 100 тыс. рабочих (около трети всех рабочих Петрограда). От требований «Хлеба!» быстро перешли к лозунгам «Долой войну!» и «Долой самодержавие!» 5 тыс. полицейских не могли справиться со стремительно растущими демонстрациями. Приказа о применении оружия градоначальник им не давал.

Хлеб, как гласило объявление от 24 февраля 1917 г. командующего Петроградским военным округом генерала Хабалова, находился в городе в достаточном количестве, и если его не было в некоторых лавках, то потому, что он в чрезмерных количествах раскупался на сухари. На 23 февраля запасы города составляли полмиллиона пудов ржаной и пшеничной муки, чего, при нормальном потреблении, без подвоза, хватило бы на десять – двенадцать дней, а хлеб все время поступал в столицу. Да, кроме того, как объяснял в Думе 25 февраля министр земледелия Риттих, даже не во всех частях города черный хлеб полностью разбирался к вечеру, а черствый хлеб на следующий день уже не хотели покупать. Ни о каком голоде, даже о недоедании питерских рабочих в феврале 1917 г. и речи не могло быть. Революционные листовки, распространявшиеся в эти дни по Петрограду, откровенно лгали, когда сообщали: «В тылу заводчики и фабриканты под предлогом войны хотят обратить рабочих в своих крепостных. Страшная дороговизна растет во всех городах, голод стучится во все окна… Мы часами стоим в очередях, дети наши голодают… Везде горе и слёзы» (Листовка по случаю международного дня работниц Петербургского междурайонного комитета РСДРП). Квалифицированный столичный рабочий на оборонном заводе получал редко меньше 5 рублей в день, чернорабочий – трёх, в то время как фунт черного хлеба стоил 5 копеек, белого – 10, говядины – 40, свинины – 80, сливочного масла – 50 копеек. И все эти продукты были в продаже.

В 1917 г. забастовки в Петрограде были обычным явлением. 14 февраля, по донесению охранного отделения, в городе бастовало 58 предприятий с 89 576 рабочими, 15 февраля – 20 предприятий с 24 840 рабочими. На Петергофском шоссе были устроены пикеты с красными флагами. Перебои с выпечным хлебом вызвали резкую активизацию забастовок и выступлений рабочих. 23 февраля бастовало 87 тысяч, 24 февраля – до 197 тысяч, 25 февраля – до 240 тысяч рабочих – 80 % рабочих Петрограда.

Полиция выставила заставы, однако рабочие прорывали их, и полицейские отступали без применения оружия. Началась стрельба из толпы, нападения на полицию, провокации ответных действий жандармерии и войск. Казаки, высланные для разгона демонстраций, часто не вмешивались в беспорядки или даже поддерживали бунтовщиков – около полудня 25 февраля на Знаменской площади казаками был зарублен ротмистр Крылов – первая жертва «великой бескровной». Он пал от рук тех, кто считался защитниками власти.

В 9 часов вечера 25 февраля Петроградский градоначальник казачий генерал Хабалов получил телеграмму из Ставки: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай». Одновременно Император подписал указ, прерывающий работу Государственной Думы до апреля.

26 февраля, в воскресный день, десятки тысяч человек устремились не в храмы, а под красными знаменами на воинские заставы в центре столицы с уверенностью, что стрелять не будут. Однако генерал Хабалов, в соответствии с приказом Императора, распорядился при необходимости после трехкратного предупреждения открывать огонь. Стреляли несколько раз в разных районах города. На выстрелы в воздух народ отвечал смехом, стрельба на поражение рассеивала демонстрантов по дворам, но вскоре толпы собирались вновь. Кровь только взвинчивала нервы, не устрашала. Скорее, она имела обратный эффект. Одна из рот Павловского полка открыла огонь не по демонстрантам, а по полиции. Председатель Думы Родзянко телеграфировал Государю: «В столице анархия. Правительство парализовано…» Верные правительству части одна за другой переходили на сторону бунтовщиков. Даже командир батальона георгиевских кавалеров генерал князь Пожарский объявил своим офицерам, что в народ он стрелять не будет, кто бы ему это ни приказал.

Вечером 26 февраля солдатами запасного батальона лейб-гвардии Павловского полка был убит выстрелом в спину при выходе из казарм 4-й роты на Конюшенной площади командир батальона полковник А. Н. Экстен. Утром 27-го – выстрелом в спину во время построения учебных рот Волынского полка – их командир, капитан Лашкевич. «Убийство своего командира – лучшая форма революционизации солдат, которые из страха наказания будут после заклятия кровью верными сторонниками революции», – писал Ленин, анализируя опыт 1905 г. И действительно, 27 февраля сначала Павловские, а затем Волынские роты стали отказываться подавлять волнения, и солдаты с оружием перебегали к демонстрантам. В это время царскосельский гарнизон грабил окрестные питейные заведения, и только сводный гвардейский полк еще нес охрану Александровского дворца, где находилась Императрица Александра Федоровна с больными корью детьми.

Получив от солдат оружие, рабочие громили полицейские участки, убивали полицейских и членов их семей, а заодно и дворников, грабили магазины и винные склады. После трех лет сухого закона напивались до потери сознания. Очевидцы вспоминают, что в спиртовых чанах винных складов то тут, то там на дне лежали утопшие солдаты и рабочие, а другие из этих чанов продолжали пить до полного изнеможения.

Свидетельство очевидца

«Во дворе нашего дома жил околоточный (участковый полицейский); его дома толпа не нашла, только жену; ее убили, да, кстати, и двух ее ребят. Меньшего, грудного – ударом каблука в темя. На крыше дома, на углу Ковенского переулка появляется какой-то человек. – Ряженый с пулеметом! – кричит кто-то. Толпа врывается в дом, но солдат с улицы вскидывает ружье – выстрел, и человек на крыше падает… Как оказалось, это был трубочист с метлой», – вспоминал очевидец того дня в Петрограде барон Н. Е. Врангель. – Воспоминания. М.: Новое литературное обозрение, 2003. – С. 355.

Солдаты и рабочие избивали офицеров, освобождали из заключения политических и уголовных преступников (в том числе террористов), катались на «конфискованных» машинах богатеев, паля в воздух из всевозможного оружия. Затем захватили арсенал и вокзалы, мосты и важнейшие правительственные учреждения; начались аресты министров. В течение дня на сторону революции перешли десятки тысяч солдат петроградского гарнизона, укомплектованного в основном резервистами, знавшими о предстоящей отправке на фронт и не хотевшими там оказаться. Первым требованием восставших батальонов было – чтобы их не отправляли на фронт, оставили в тылу. Пусть в окопах умирают от германских пуль другие – мы будем делать революцию.

Назначенный Хабаловым в последний момент, 27 февраля, начальником карательного отряда приехавший с фронта в отпуск помощник командира гвардейского Преображенского полка, будущий герой Белой борьбы полковник Кутепов не смог исполнить возложенного на него дела, так как вверенные ему офицеры и солдаты частью отказались подчиняться, а частью просто «утонули» в революционных толпах, затопивших в эти дни Петроград.

27 февраля 1917 г. председатель Государственной Думы М. В. Родзянко телеграфировал главнокомандующему Северным фронтом генерал-адъютанту Н. В. Рузскому: «Волнения, начавшиеся в Петрограде, принимают стихийные и угрожающие размеры. Основы их – недостаток печёного хлеба и слабый подвоз муки, внушающий панику; но главным образом полное недоверие власти, неспособной вывести страну из тяжелого положения». Тяжелое положение? В стране продуктовые карточки были только на сахар (чтобы не гнали самогон), даже прифронтовые города обеспечивались электричеством. Исправно работали все коммунальные службы, канализация, водопровод, отопление, транспорт. В середине третьего года Великой войны россияне восстали от трудностей во время войны обычных, намного меньших, чем у противника, у которого всё уже выдавалось по карточкам и по очень низким нормам, восстали, испытывая полное равнодушие к судьбам отечества, но всецело поглощенные своими собственными проблемами, желая мира, теплого хлеба – но не победы.