Мемуары генерала барона де Марбо - Марселен де Марбо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В другой раз, когда Сент-Круа присутствовал при утреннем пробуждении Наполеона, тот выпил стакан свежей воды и сказал: «Я думаю, что по-немецки Шенбрунн означает «красивый источник». Этот замок так называется справедливо, так как вода источника в парке великолепна, я пью её каждое утро. А ты любишь чистую воду?» — «Нет, сир, я предпочитаю стакан хорошего бордо или шампанского». Тогда император обернулся к слуге и сказал: «Вы отошлёте полковнику сто бутылок бордо и столько же шампанского». И в тот же вечер, когда адъютанты Массены ужинали в лагере в хижине, сооружённой из ветвей, на остров привели нескольких мулов из императорской конюшни, навьюченных грузом из двух сотен бутылок прекрасного вина, и мы все пили за здоровье императора.
Глава XXII
Подготовка к новой переправе через Дунай. — Арест шпиона. — Битва при Ваграме. — Взятие Энцерсдорфа. — Сражение на Руссбахе
Приближалось время новой переправы через Дунай. Австрийцы всё пристальней наблюдали за берегами разделявших нас небольших рукавов этой реки. Они даже укрепили Энцерсдорф, и, если какая-нибудь группа французских солдат подходила слишком близко к части острова, расположенной напротив этого поселения, неприятельская батарея сразу открывала огонь. Но когда французы появлялись здесь поодиночке или по два-три человека, австрийцы, как правило, не стреляли. Император хотел видеть вблизи подготовительные работы неприятеля, и рассказывают, что для безопасности он даже переодевался в солдата и стоял на посту. Но этот факт недостоверен. Но вот что было на самом деле.
Император и маршал Массена, одетые в сержантские шинели, а с ними и Сент-Круа в форме простого солдата дошли до берега реки. Полковник полностью разделся и вошёл в воду, а Наполеон и Массена, чтобы рассеять у врага все сомнения, сняли шинели, будто тоже собирались купаться, а сами в это время изучали место, где хотели перебросить мосты и осуществить переправу.
Австрийцы так привыкли видеть в этом месте купающихся по двое или трое французов, что продолжали спокойно лежать на траве. Это доказывает, что на войне командиры должны сурово запрещать подобные передышки и нейтральные территории, которые войска устанавливают с обоюдного согласия с двух сторон.
Император хотел сначала перейти рукав именно в этом месте, установив здесь несколько мостов. Но было очевидно, что, как только часовые что-то увидят и забьют тревогу, из Энцерсдорфа придут расположенные там австрийские войска и помешают нашему строительству. Тогда решили сначала переправить на другой берег две с половиной тысячи гренадеров, которые должны будут атаковать Энцерсдорф. Таким образом гарнизон не сможет помешать нашим работам и переправе. Приняв это решение, император сказал Массене: «Первая колонна будет в самом трудном положении, поскольку враг сосредоточится прежде всего против неё. Это значит, что там должны быть наши лучшие части под командованием храброго и умного командира». — «Но, сир, это должен сделать я!» — воскликнул Сент-Круа. «Почему же?» — спросил император, которому понравился этот порыв, а вопрос он задал просто затем, чтобы услышать интересный ответ. «Почему? — продолжил полковник. — Да потому, что из всех офицеров на острове именно я уже шесть недель постоянно, днём и ночью, выполняю ваши приказания, и я прошу Ваше Величество в знак благодарности назначить меня командиром двух с половиной тысяч гренадеров, которые первыми должны высадиться на вражеский берег!» — «Ну что же, ими будешь командовать ты!» — ответил Наполеон, которому очень понравилась эта благородная доблесть. План переправы был окончательно разработан, атака намечена в ночь с 4 на 5 июля.
До этого времени в нашем корпусе произошло два важных события. Дивизионный генерал Беккер был неплохим, хотя немного ленивым офицером, и у него была привычка всё критиковать. Он позволил себе вслух неодобрительно отозваться о плане атаки, задуманной Наполеоном. Императору доложили об этом, и он приказал генералу вернуться во Францию. Только в 1815 году генерал Беккер вышел из немилости. Начальником штаба корпуса стал генерал Фририон. Это был человек способный, с прекрасным характером, но по сравнению с таким человеком, как Массена, ему не хватало твёрдости.
Второе событие чуть не лишило императора самого Массены. Однажды, когда Наполеон и маршал объезжали остров Лобау, лошадь маршала попала в скрытую высокой травой яму, маршал сильно поранил ногу и не мог держаться в седле. Эта неприятность тем более огорчила императора, что Массена пользовался доверием солдат, прекрасно знал местность, на которой нам предстояло сражаться. Там проходило сражение у Эсслинга, в котором так славно участвовал Массена. Тогда маршал проявил большую душевную силу, оставшись при исполнении обязанностей, несмотря на большие физические страдания, заявив, что на поле боя его вынесут гренадеры, как маршала Морица Саксонского при Фонтенуа[79]. Для этого установили носилки, но я позволил себе сделать одно замечание, и маршал согласился со мной, что такой способ переноски претенциозен и не столь безопасен, как лёгкая повозка, запряжённая четвёркой лошадей, которая будет перевозить маршала из одного пункта в другой быстрее, чем это могли бы сделать люди. Решили, что на поле боя маршал будет в своей открытой коляске, а рядом с ним будет его хирург доктор Бриссе. Хотя доктор мог бы и не отправляться на поле сражения, он не захотел оставить маршала, так как компрессы на его ноге надо было менять каждый час. И он делал перевязку с большим хладнокровием посреди падающих ядер не только те два дня, которые длилась битва при Ваграме, но и во время последующих сражений.
Наполеон знал, что австрийцы ожидают его выхода с острова Лобау как между Эсслингом и Асперном, подобно тому как он сделал это в мае, и что они построили укрепления в промежутке, разделяющем эти две деревни. Он также понимал, насколько важно скрыть от австрийцев разработанный им план, как их обойти, перейдя через небольшой рукав Дуная возле Энцерсдорфа. Поэтому он строго следил за всем, что и как доставлялось на Лобау через большие мосты, связывающие остров с Эберсдорфом. Но для людей, находящихся на острове, большие приготовления, происходившие у них на глазах, не могли оставаться секретом.
Уверенные, что на острове находятся только французские солдаты и офицерская прислуга, все думали, что мы защищены от вражеской разведки. Это было ошибкой. Эрцгерцогу Карлу удалось поместить среди нас шпиона, и этот человек уже готовился предупредить его, что мы будем атаковать через Энцерсдорф, когда мамлюк Рустан получил анонимное письмо, написанное по-венгерски и адресованное