Сказания о людях тайги: Хмель. Конь Рыжий. Черный тополь - Полина Дмитриевна Москвитина

Инициативное меньшинство!..

В этом весь фокус всех исторических событий. Значит, все эти прапорщики, солдатские депутаты – инициативное меньшинство, и революцию они, конечно, повернут по своему усмотрению и разумению.

II

Полковник Толстов думал, генерал Коченгин действовал. Власть в гарнизоне фактически в руках Совета солдатских депутатов – «пробольшевистских депутатов», как изложил в своей тайной записке доверенный генерала штабс-капитан Юрий Соколов. Тот самый Соколов, которого представил гостям в доме Юскова полковник Толстов.

Командующий Иркутским военным округом парализован нарастающими событиями революции. На прямой вопрос генерала ответил: «Действуйте сообразно обстоятельствам. С вас спросится как с командира бригады, а не с комитетов. В штабе военного округа комитетов нет». Как это понять? И в штабе 6-й Сибирской запасной стрелковой бригады тоже комитетов нет, но они есть в гарнизоне, во всех полках, батальонах, ротах и действуют не по команде генерала.

Трое в штатском, с которыми генерал был на званом ужине, представители Временного из Петрограда, выражают неудовольствие: «В Красноярске складывается обстановка чудовищная! Действуйте, генерал, пока вас не арестовали пробольшевистские комитеты». Как они рассудили, а? Не из Красноярска в Петербург ссылали политических, а из Петербурга в Енисейскую губернию, в сторону Иркутскую, в Сибирь! Или они этого не знают? И депутаты Государственной думы фракции социал-демократов, вчера освобожденные, находились здесь, в Енисейской губернии!

А вот газетка. Полюбуйтесь, господа, «Красноярский рабочий»! С такой физиономией она появилась на божий свет не вчера, а… в девятьсот пятом. Да-с, господа! Была ли такая газетка в девятьсот пятом в самом Петербурге? «То-то же, господа!..»

Создан Красноярский Совет. Возмутительно! Что же будет завтра?

Надо действовать без всякого промедления…

И вот еще один из разгневанных – атаман Сотников, доверенное лицо генерала. Что? Что? Прапор Боровиков наглеет? Слышал, слышал. Не один Боровиков. Есть еще Окулов, Лазо, солдат Ильин… Вот списочек личного состава подрывных элементов в городе и гарнизоне – пятнадцать страниц машинописного текста! И гражданские, и бывшие ссыльные, и эти самые рабочие, и по земству, и по мещанской управе, и главное – в гарнизоне! Боровиков не из первых, но и не из последних. Да, да, генерал согласен с атаманом: харя Боровикова крайне возмутительна! Немедленно отдаст приказ об отправке на фронт. Сейчас же с маршевой ротой! Туда ему и дорога.

Ну а всех, подобных Боровикову, позднее собрать в маршевые роты и – на фронт. «Ша-гом арш, арш!»

Однако собрать всех и «шагом арш» генералу не удалось…

Десятого марта генерал приехал в Ачинск инспектировать 13-й Сибирский стрелковый полк. Отменил все постановления Ачинского гарнизонного Совета солдатских депутатов. Совет вызвал генерала, и, когда генерал и на Совете выступил с погромной речью, его… арестовали. Самого генерала! И под конвоем – обратно в Красноярск. «Вопиюще, вопиюще! Надо действовать». И генерал в тот же день, как только его освободили из-под ареста, первым делом вызвал к себе атамана Сотникова на секретное совещание… III

Приказ, безоговорочный, как команда: «Ле-вое пле-чо впе-ред!» – с исходящим номером, с размашистой хвостатой подписью генерала, точно генерал выписал на бумаге такой взмах, пытаясь взлететь в небо, и шлепнулся в лужу, оставив на конце завитушки кляксу и печать штаба бригады.

Полковой писарь положил на стол бумаги, полковник махнул рукой: «Потом…»

Надо встать и подумать.

Генерал указал: три роты полка, соединив с двумя ротами из двух других полков, немедленно отправить на фронт. «Исполнение доложить немедленно». Как известно полковнику, в трех указанных ротах – густой засев большевистских агитаторов, призванных из мастеровых Иланского, Красноярского и других депо Сибирской железной дороги.

«Нейтрализовать, обезвредить полки…»

«Вопиющий промах, генерал, – покачал головою полковник Толстов. – Революция шествует дальше. Или вы против революции, генерал? Может, и она – вопиющий „промах“?»

«Ну а вы как считаете, полковник?» – услышал воображаемый вопрос генерал и ответил:

«Я не столь считаю, сколь созерцаю, генерал. Мы все сейчас, „не солдатские депутаты“, созерцаем. Идиотское положение, генерал. Думаю, тот, кто развязал революцию, свергнув престол „от имени народа“, не сумеет ее укротить и сам окажется свергнутым. Думать надо, генерал. Думать!»

Полковник, конечно, помнит, как он спас однажды опального солдата Боровикова от военно-полевого суда. Мог и теперь поехать к генералу Коченгину и объясниться. Он хотел бы видеть физиономию генерала, смертельно перепуганного Советами солдатских депутатов. «Как же он представляет себе революцию, фазан? Как очередную ревизию штаба округа? Экое идиотство».

Нет, полковник Толстов не снизойдет до объяснения с генералом. Себе дороже выйдет, да и прапорщику не поможешь. В конце концов, прапорщик может призвать на помощь Советы. У них свои соображения и власть.

Не иначе – генералу подсказал атаман. Любопытно: сказал ли атаман генералу, как прапор разделал под орех атаманского есаула?

Да, атаман Сотников! Дубина. А выпячивает себя на передний план в партийной фракции социал-революционеров. Социалист! Да от такого социалиста за сто верст пахнет болотом. Эсер! И Керенский эсер? И лидер кадетов Милюков – «эта вопиющая университетская морда» считает себя демократом… Гм…

Никаким социализмом от Временного не пахнет. Натуральное свинство, и больше ничего. Фигурально выражаясь, маневры идиотов. Но только ли маневры? Не кроется ли за маневрами эсеров варварство и азиатчина? «Сперва в тоге революционеров, а потом – шашки наголо и рубить, рубить социалистов!»

Назревают какие-то сложные, демократические события, и он, полковник Толстов, обязан в них разобраться.

Вызвал адъютанта.

– Позвать прапорщика Боровикова!

Заслышав шаги в приемной и голос прапорщика, быстро поднялся для встречи с полным георгиевским кавалером.

– Давай без рапорта. Садись! – Чиркнув спичкой, поглядел на крошечное пламя. Не с такого ли пламени началась революция?

Познакомил прапорщика с приказом.

– Догадываешься, чем это вызвано?

– Догадываюсь, господин полковник.

– Так-так.

Помолчал. Папироса потухла. Еще раз прикурил.

– Что думаешь предпринять?

– Выполню приказ генерала Коченгина.

– Вот как? А через Советы?

– Революцию надо разворачивать не только в тылу, но и на фронте. Такие назревают события.

– Назревают?

– А как же? Выборы делегатов в Учредительное собрание будут проходить не только в тылу. Так что и там работы хватит. Я просто прапорщик революции.

– Не исключена возможность, судя по истории французской революции, или как вот говорил о революции в Мексике господин Палло, что и ты можешь стать генералом.

– Исключено, Сергей Сергеевич.

– Почему?

– Вечерняя воскресная школа, шесть месяцев фронтовой школы прапорщиков – не так уж много. Я-то понимаю. На одной отваге далеко не прыгнешь. Да и не тянет меня в генералы. Суконка не по моим плечам.

– Что же по плечам?

– Сейчас бы ушел в депо. Надежнее всего. Там мой хлеб.

– У вас сегодня совет полка?

– Утром был.

– О!

– Спать не приходится.

– Что же было экстренного?

– Солдаты потребовали упразднить офицеров, исключая прапорщиков. Пришлось разъяснить, что революция – не разложение армии, а должна быть дисциплина. Не царская, понятно, а революционная, строгая, на сознательности.

– Как же с офицерами? С полковником, например?

– И полковник и офицер остаются, если они не восстанут против революции.

– Тогда почему не Советы солдатских и офицерских депутатов?

– Офицеры – те же солдаты армии.

– Далеко не солдаты, мой друг. Никак не солдаты. Не лучше ли было бы: Советы армейских депутатов?

– Сейчас – нет. Сегодня что главное? Сознание народа. Сознание рабочих, солдат, крестьян. Чтоб они почувствовали, что власть верховная принадлежит им, народу то есть. И чтоб учились на депутатстве. Главное, чтоб прониклись: власть народа, а не буржуазии.

– Народ – чересчур всеохватно. Народ – это не только солдаты, рабочие, крестьяне. Это и я, полковник, и тот же миллионер Юсков, и сто шестьдесят девять миллионов жителей России! Почему не я, не чиновники, не инженеры, а только рабочие и солдаты должны решать судьбу России?

– Кого же больше? Рабочих, солдат и крестьян.

– Все это очень сложно и запутанно, мой друг. Зло порождает зло, добро – добро. Тут надо подумать. Я не знаю, что говорят лидеры вашей партии и как они представляют власть народа, но вот то, что созданы Советы солдатских депутатов без офицеров, без полковников-командиров, это меня беспокоит. На одном из советов вы можете принять решение: расстрелять полковника Толстова. Это значит, меня расстрелять. И я не могу пассивно созерцать Советы. Понимаю, понимаю. Я сказал это в качестве аллегории. Но она может стать и символичной, мой друг. Кто же знает, в какую сторону революция повернет завтра? Беспокоюсь, мой