Город бездны - Аластер Рейнольдс

Но это произошло.

Впереди, в густой листве джунглей, что-то мелькнуло. Свет, судя по всему, искусственный. Возможно, там были мои сторонники, которые должны были меня встретить. Во всяком случае, я на это надеялся. Теперь у меня осталось мало сторонников. Те немногие, кто еще оставался у власти, сумели освободить меня до начала судебного процесса — но они не смогли помочь мне добраться до убежища. Вполне возможно, их расстреляют за измену. Пусть так. Они пожертвовали собой, зная, что это необходимо. На меньшее я и не рассчитывал.

Поначалу было непохоже, что началась война.

«Бразилия» и «Багдад» достигли орбиты, где обнаружили пустой корпус — все, что осталось от старины «Сантьяго». Потом шли месяцы, но ничего не происходило. Оба корабля хранили ледяное молчание и наблюдали. Затем выпустили пару шаттлов — судя по траектории, челноки приземлились на севере Полуострова. Жаль, что я не сохранил на своем корабле немного антивещества — ровно столько, чтобы ненадолго запустить двигатель и поразить оба челнока огненным копьем. Но я так и не освоил тот фокус с остановкой двигателей.

Шаттлы приземлились, затем совершили несколько рейсов на орбиту и обратно, доставляя на землю спящих.

И снова потянулись долгие месяцы ожидания.

Потом начались нападения. Небольшие отряды поползли с севера, нанося удары по поселениям, которые строили колонисты «Сантьяго». Да, население планеты составляло жалкие три тысячи человек — но что с того? Этого достаточно, чтобы начать войну. Маленькую войну, поначалу незаметную, что позволяет обеим сторонам окопаться, объединиться… потом наращивать силы…

Это даже войной не назовешь.

Мои соратники все еще намерены казнить меня как военного преступника. Дело не в том, что это обеспечит им перемирие — чтобы такое произошло, нужно гораздо больше. Но они считают, что я виноват во всем. И они убьют меня — а потом снова продолжат драку.

Неблагодарные сукины дети. Они извратили все, что только можно. Они даже переименовали планету, словно в насмешку надо мной. Теперь это уже не Конец Путешествия.

Окраина Неба.

В благодарность за то, что я дал им возможность первыми высадиться на планету.

Я ненавижу это название. Я слишком хорошо понимаю, что это значит. Это признание в невольном преступлении, напоминание о том, кто привел их сюда.

Но новое имя прижилось.

Я остановился — не только для того, чтобы отдышаться. Мне никогда по-настоящему не нравились джунгли. Ходят слухи, что здесь обитают какие-то огромные ползающие твари. Правда, никто из тех, кому я мог поверить, их не видел. Значит, это просто россказни — и ничего более.

Просто россказни.

Похоже, я заблудился. Свет, который я только что заметил, исчез. Может быть, его просто заслонили густые заросли… или мне просто показалось. Я огляделся. Вокруг стояла тьма, и все казалось одинаковым. Небо над головой почернело; 61 Сигни-Б, самая яркая звезда на местном небосклоне — не считая Суона, — опустилась за горизонт. Скоро мрак джунглей и мрак неба сольются в единое целое.

Возможно, мне придется здесь умереть.

И вдруг далеко впереди вновь что-то мелькнуло — молочно-белый силуэт, который я поначалу принял за пятно света. Но теперь он появился ближе — он двигался ко мне. Это был человек, который шагал ко мне через заросли и светился изнутри.

Я улыбнулся, узнав знакомую фигуру. И почему я боялся? Ведь я никогда не оставался в одиночестве. Мой проводник непременно должен был появиться, чтобы показать мне путь.

— Неужели ты думал, что я тебя брошу? — проговорил Клоун. — Идем. Теперь уже недалеко.

И Клоун повел меня вперед.

На этот раз я знал, что это не игра воображения — или не совсем игра воображения. Впереди, радужной дымкой пробиваясь сквозь листву, мерцал тусклый свет. Мои союзники…

Когда я вышел к ним, Клоуна рядом уже не было. Он исчез, как пятно от вспышки на сетчатке глаза. Тогда я видел его последний раз. Но он здорово помог мне, проводив сюда. Это был единственный друг в моей жизни, настоящий друг, хотя я знал, что он — лишь плод воображения, образ из подсознания, возникающий при свете дня, рожденный воспоминаниями о наставнике, которого я помнил по детской комнате на борту «Сантьяго».

Какая разница?

— Капитан Хаусманн! — мои соратники стояли за деревьями. — Вы добрались! Мы уже думали, что им не удалось…

— Они справились достойно, — ответил я. — Если не ошибаюсь, сейчас их уже арестовали… если не расстреляли.

— Произошло нечто странное, сэр. В последних рапортах об арестах сообщалось, что вас снова схватили.

— Теперь вы видите, что это ошибка?

Те, кто меня «схватил», тоже признали бы ошибку, будь пленник просто похож на меня — двадцать дополнительных лицевых мышц позволяли ему скопировать кого угодно. Но он вел себя так же, как я, разговаривал так же, как я. Я готовил его к этому много лет. Я добился того, что он считал меня Богом и знал лишь одно желание — самоотверженно служить мне. А если бы у пленника были две руки — мог ли осуществиться мой замысел? Конечно, нет. Но этот человек выглядел в точности как Небесный Хаусманн, и у него тоже не было руки.

Я прекрасно знал, зачем им нужно было схватить меня. Скоро состоится судебный процесс, во время которого обвиняемый, возможно, будет производить впечатление слегка помешанного — но чего можно ожидать от восьмидесятилетнего старика? У бедняги начинается старческое слабоумие. Его следует казнить — так, чтобы это послужило уроком для всех. Так, чтобы наказание не забылось со временем, хотя бы оно и граничило с бесчеловечностью. Идеальный вариант — распять преступника.

— Сюда, сэр.

В пятне света стоял гусеничный наземный вездеход. Мне помогли подняться в кабину, и машина понеслась по лесной дороге. Мы ехали сквозь ночь — кажется, несколько часов — все дальше и дальше от цивилизованного мира.

Наконец вездеход остановился на большой прогалине.

— Мы на месте? — спросил я, и они синхронно кивнули.

К этому времени я уже понял их план. Сейчас ситуация в обществе сложилась не в мою пользу. Ушли в прошлое времена героев — теперь их предпочитают называть военными преступниками. Какое-то время мои союзники укрывали меня — но не смогли помешать моему аресту. Все, что им удалось — это вызволить меня из наскоро сработанного лагеря для интернированных в Нуэва-Иквике. Теперь, когда мой двойник пойман, мне пришло время исчезнуть.

Здесь, в джунглях, у меня будет убежище, где я смогу оставаться очень долго — независимо от того, как сложится судьба моих союзников в крупных поселениях. Они построили подземную камеру, куда поместили капсулу для спящего — идеально отлаженную, с запасом энергии, которого хватит не на один десяток лет.

Мои союзники находили, что я сильно рискую — ведь они полагали, что мне действительно восемьдесят лет. Но я знал, что риск невелик. Когда мне придет время проснуться — самое большее через сто лет, — мои сторонники получат доступ к более совершенным технологиям. Думаю, оживить меня будет несложно. Я даже подозреваю, что смогу вернуть себе руку.

Все, что мне надо — это проспать определенный срок. Все это время мои соратники будут присматривать за мной — так же, как я ухаживал когда-то за спящими на «Сантьяго». Правда, их забота будет продиктована личной преданностью.

Тем временем металлический крюк на буксире вездехода зацепил скобу, спрятанную в кустарнике. Машина подала вперед, и в земле открылся замаскированный люк. Гладкие ступени вели вниз, в ярко освещенную, стерильно чистую камеру.

В сопровождении двух соратников я спустился к саркофагу. После того как неизвестный мне человек из Солнечной системы покинул эту капсулу, ее привели в порядок. Теперь она послужит мне на славу.

— Нам лучше поторопиться, — сказал один из моих людей.

Я улыбнулся, кивнул и протянул руку, чтобы он сделал мне укол.

Сон пришел быстро. Последнее, о чем я думал, прежде чем забыться окончательно — это необходимость принять после пробуждения новое имя. Такое имя, которое никто не свяжет с Небесным Хаусманном — но которое тем не менее обеспечит мне крепкую связь с прошлым. Имя, которое имеет значение только для меня.

Я вспомнил «Калеуче» — корабль-призрак, про который нам рассказывал Норквинко. Я вспомнил несчастных, обезумевших дельфинов на борту «Сантьяго»; вспомнил Слика; вспомнил, как дернулось его шершавое тело, когда я впрыснул ему яд. Если не ошибаюсь, на корабле-призраке тоже был дельфин, но сейчас я не мог вспомнить его имени — хотя Норквинко, кажется, как-то его называл. Впрочем, я узнаю, когда проснусь.

Узнаю — и возьму себе это имя.

Глава 41

Убежище оказалось почерневшим «веретеном» длиной около километра. Его поверхность не оживляла ни одна искорка — оно было пятном темноты на фоне звезд и серебристого гребня Млечного Пути. Здесь редко появлялись корабли, а те немногие, что попались нам на глаза, сами напоминали Убежище — такие же темные, без опознавательных знаков. Когда мы приблизились, ближайший конец веретена раскрылся четырьмя треугольными сегментами, словно пасть безглазого морского хищника, созданная веками эволюции. Безликий, как планктон, наш корабль проплыл внутрь.