Город бездны - Аластер Рейнольдс

Белая комната, голый человек, съежившийся на полу… Эта картина мелькнула у меня перед глазами, точно на экране стробоскопа. С каждым повторением она становилась все более отчетливой.

— Случилось нечто отвратительное, — сказал я. — То есть человек, которым я являюсь — Кагуэлла, — сделал с Таннером нечто отвратительное. Теперь Таннер хочет мне отомстить — и я не уверен, что осуждаю его.

— Я тоже вас не осуждаю, — сказала Шантерель. — Я имею в виду вас обоих. Если бы вы… Таннер… не выстрелили…

Она смутилась и умолкла. Что я мог сказать? Представить себе картину этих перепутанных воспоминаний и личностей не легче, чем держать в уме схему плетения многоцветного гобелена.

— Таннер промахнулся, — проговорил я. — Этот выстрел должен был спасти жену Кагуэллы, но достался ей. Думаю, это была первая и фатальная ошибка за всю его карьеру. Просто момент был слишком напряженным.

— Ты говоришь так, словно оправдываешь его, — сказала Зебра.

Мы снова шли по площади. Теперь здесь было куда более людно, чем несколько часов назад. Судя по внешнему виду палатки Доминики, представители правопорядка так до нее и не добрались. Клиенты тоже не проявляли к ней интереса. Наверно, тело Доминики, увитое гирляндами змей, все еще висит над кушеткой, на которой она отправляла свои ритуалы нейронного экзорцизма. Слухи о ее гибели уже должны были распространиться по всему Малчу, но атмосфера нелегальности, окружающая ее заведение, по-прежнему создавала вокруг ее палатки нечто вроде зоны отчуждения.

— Не думаю, что его кто-то осуждает, — сказал я. — То, как я с ним поступил…

Я снова увидел белую комнату. На этот раз глазами человека с отрезанной ступней. Я ощущал его наготу и мучительный страх — страх, наполняющий меня неизвестными до сих пор эмоциями. Такое бывает с человеком, которому впервые вкололи галлюциногенный препарат.

Я смотрел глазами Таннера.

Тварь шевельнулась в нише, разворачивая свои кольца — лениво, неспешно, словно понимая крошечным завитком своего мозга, что добыча не исчезнет у нее на глазах.

Молодые гамадриады — не слишком крупные твари. Должно быть, эта появилась из чрева матери-дерева лет пять назад — судя по розоватому оттенку фотосинтетического капюшона, который окутывал ее голову, подобно крыльям летучей мыши. По достижении зрелости этот оттенок пропадает. Лишь половозрелые особи достаточно велики, чтобы достичь вершины дерева и развернуть над ней капюшон. Если этой твари удастся дожить до этого возраста, то через год-другой капюшон потемнеет и станет похож на темный матерчатый мешок, усеянный радужными «заплатами» фотосинтетических клеток.

Гамадриада сползла на пол, точно толстый канат, сброшенный с корабля на пристань. Некоторое время она отдыхала. Ее капюшон медленно и плавно раскрывался и закрывался, словно жабры гигантской рыбы. Теперь стало заметно, что на самом деле она очень велика.

Он десятки раз видел гамадриад в джунглях. Но никогда не оказывался так близко, никогда они не представали во всей своей красе — он следил за ними из-за деревьев, с безопасного расстояния. Он никогда не приближался к гамадриаде без оружия, которое позволяло без труда убить ее, — но ни одна встреча не проходила без того, чтобы он не ощутил легкий страх. Это вполне естественно: страх человека перед змеями — фобия, вписанная в гены за миллионы лет разумной эволюции. Конечно, гамадриада — не змея, ее предки даже отдаленно не напоминали что-либо обитающее на Земле. Но она выглядела как змея и двигалась как змея. Все остальное не имело значения.

И он закричал.

Глава 40

— Ты мог подвести меня в самый последний момент, — беззвучно произнес я, обращаясь к Норквинко. Впрочем, он все равно не мог бы меня услышать. — Но не могу отрицать: ты поработал на славу.

Клоун услышал меня и улыбнулся.

— Арместо, Омдэрман? Надеюсь, вы следите за тем, что происходит. Сейчас вы увидите то, что я собираюсь сделать. Я хочу, чтобы все было ясно. Предельно ясно. Вы меня понимаете?

Ответ Арместо пришел с небольшим запозданием, словно с полпути до ближайшего квазара. Голос был еле слышен, поскольку корабли сбросили все дополнительное оборудование для связи — сотни тонн лишней аппаратуры.

— Ты сжег за собой все мосты, сынок. Теперь тебе ничего не остается делать — разве что отправить на берега Стикса часть своего экипажа.

Старик решил вспомнить классику… Я улыбнулся.

— Вы по-прежнему верите, что я прикончил некоторое количество своих момио?

— Не в большей степени, чем тому, что ты прикончил Бальказара, — Арместо выдержал паузу. Тишину нарушал лишь треск статических разрядов — неразборчивая морзянка космического пространства. — Понимай это как хочешь, Хаусманн.

Когда Арместо упомянул старину Бальказара, мои офицеры на мостике смущенно переглянулись, но этим дело ограничилось. Думаю, у большинства уже зародились определенные подозрения. Сейчас эти люди, все как один, преданы мне. Я купил верность этих ничтожеств, продвигая их на крупные посты в командной иерархии. По сути, они получили то, чего шантажом добивался от меня мой дорогой Норквинко. Половина из них ни на что не годились, но меня это не беспокоило. Норквинко взломал почти все уровни защитных систем, так что я мог управлять «Сантьяго» практически в одиночку.

Возможно, в скором времени мне это пригодится.

— Вы кое о чем забыли, — произнес я, наслаждаясь моментом.

Похоже, Арместо так уверен в своей прозорливости, что начинает рассчитывать на победу в гонке.

Как же он заблуждается!

— Не уверен, что я о чем-то забыл.

— Арместо прав, — голос Омдэрмана с «Багдада» тоже был еле слышен. — Вы использовали все свои козыри, Хаусманн. У вас больше ничего не осталось.

— Кое-что осталось, — возразил я.

Я ввел команды с пульта моего командирского кресла, почти ощущая, как потайные слои корабельных подсистем подчиняются моей воле. На главном экране, который показывал панораму корабля вдоль «хребта», появилось новое изображение. Я уже видел эту картину — когда от «хребта» отсоединились шестнадцать колец с мертвыми момио.

Но теперь она выглядела иначе.

Кольца покидали свои места по всему «хребту», с каждой из шести его граней. Это выглядело столь же гармонично, как и в прошлый раз — я слишком люблю совершенство во всем, — но теперь это была гармония иного рода. На борту оставалось восемьдесят модулей, и каждый второй модуль отсоединялся.

Сорок колец плавно отплывали от «хребта» «Сантьяго»…

— Боже милостивый, — пробормотал Арместо — он уже увидел это. — Боже милостивый, Хаусманн… Нет! Не смейте этого делать!

— Слишком поздно, — отозвался я.

— Ведь это живые люди!

Я улыбнулся.

— Уже нет.

Я вновь сосредоточился на экране, наслаждаясь последними мгновениями своего триумфа. Воистину, это было прекрасное зрелище. И жестокое, не скрою. Однако что значит красота без капли жестокости в сердцевине?

Теперь я знал, что победа будет за мной.

До терминала, с которого стартовали «бегемоты», мы добрались на Зефире. Вагоны тянул все тот же огромный дракон-локомотив, который несколько дней назад доставил в Город нас с Квирренбахом.

На жалкие остатки своих карманных денег я приобрел у лоточника фальшивое удостоверение личности — имя и сносную кредитную историю, которая позволяла мне покинуть планету, а если повезет, то и попасть в Убежище. Я прибыл сюда как Таннер Мирабель, но у меня не хватало смелости снова использовать себе это имя.

Обычно для меня не составляло труда выудить из воздуха фальшивое имя вместе с новой ролью — я проделывал это не задумываясь. Но на этот раз что-то заставило меня не торопиться с выбором новой роли.

Наконец, когда торговец уже готов был потерять терпение, я попросил записать меня Шайлером Хаусманном.

Имя «Шайлер» ему ни о чем не говорило, равно как и моя новая фамилия. Я несколько раз повторил то и другое про себя. Надо отреагировать естественно, когда кто-нибудь обратится ко мне по системе громкой связи или если мое имя произнесут шепотом в переполненной комнате. Затем мы взяли билеты на ближайший бегемот, отбывающий с Йеллоустоуна.

— Само собой, я лечу с вами, — сказал Квирренбах. — Если вы действительно намерены спасти Рейвича, то без меня вам до него не добраться.

— А если не намерен?

— То есть… если вы по-прежнему намерены его убить?

Я кивнул.

— Вы не можете отрицать, что такое возможно.

Квирренбах пожал плечами.

— Тогда я сделаю то, что должен был сделать уже давно. Ликвидирую вас при первой возможности. Конечно, по моим прогнозам, до этого дело не дойдет — однако не воображайте, что я на такое не способен.

— Я об этом даже не мечтаю.

— Без меня тебе тоже не обойтись, — вмешалась Зебра. — Я тоже смогу проводить тебя к Рейвичу, хотя Квирренбах знаком с ним ближе.