Франкский демон - Александр Зиновьевич Колин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторые из рыцарей, особенно молодёжь, стали относиться к товарищу с особым почтением, кое-кто даже пытался лезть с вопросами: мол, как? да что? — но одноглазый воитель отвечал с безразличной ухмылкой: «Ничего особенного. Порубились немного. Дело обычное, что тут рассказывать?»
Ещё до приезда своих из Заиорданья Жослен, едва встав с кровати, поскакал в Акру, чтобы увидеться с дамой Агнессой, спеша как можно скорее похвастаться перед ней ранами, полученными в битве. Графиня сделала вид, что восхищена. Старая служанка Агнессы, монахиня Мария, вела себя куда откровеннее и не скрывала испуга по поводу увечья, полученного верным рыцарем госпожи.
Увечья? Всё же глупый народ женщины!
Жослен вовсе и не считал, что его изувечили, — проливать кровь, особенно когда ты молод, обычное дело. А кому тогда воевать? Старикам? Женщинам? Младенцам? Или, может, попам? За ответом далеко ходить не приходилось. Однако возможность поквитаться с язычниками за раны и за смерть товарищей вдохновляла Храмовника. Он знал, чувствовал — приближается час великой битвы. И что очень важно, в канун её магистр Жерар оказал молодому человеку великую честь — сам предложил принять его в орден! «Ты — тамплиер и именем своим, и духом. Буду рад видеть тебя среди братии. Что же до лепты, которую, вступая, каждый должен внести в казну Дома, пусть твоя удаль в битве с богомерзкими язычниками станет твоим вкладом! Капитул не будет возражать. Пусть только попробуют встать у меня на пути!»
Искренне польщённый, Жослен, разумеется, рассыпался в благодарностях, но ответил, что сначала, как и подобает доброму рыцарю, испросит благословения у сеньора. Что может быть естественнее и проще? Между тем возможности сделать это всё как-то не представлялось. Можно, конечно, было просто подойти к князю и сказать что-то вроде: «Государь, вы были добры ко мне, и я служил вам честно, но теперь я хочу оставить службу, ибо избрал себе другого сюзерена, более достойного, чем даже вы, самого Господа. Прошу вас не держать на меня за то обиды». Сеньор, безусловно, отпустил бы его и благословил, но... слова дьявола, сказанные им в ту ночь, когда скачка и... уж если честно признаться, трава ресина, чуть не сделали безумным гонца дамы Агнессы, никак не шли у него из головы. Но что мог сделать молодой рыцарь со своими переживаниями? Ах, если бы знать, где теперь тётя Марго! И отчего ему за все эти годы не пришло в голову отыскать её? Отыскать, но как? Как? Или зачем?
Приготовления к войне и связанные с ними хлопоты отвлекали Жослена от опасных мыслей. Ввиду важности момента жизнь как бы разделилась на две части: первая, которая была до будущей победы над язычниками (победы, и только победы, а как же иначе?), заканчивалась, а вторая, которой предстояло начаться сразу же по окончании предстоявшей битвы, обещала стать совсем другой. В ней, в той, завтрашней жизни всё будет просто и понятно, и ответы на все вопросы найдутся сами собой. Завтра, завтра, завтра... Завтра развеются печали и будут оплачены прежние труды. Всё это завтра. Скорее бы, что ли?!
Рыцарь ждал битвы, он не сомневался, что, когда закончатся дебаты баронов, герольды оповестят всех о начале похода. Однако не успели члены Курии возвратиться с поля, где проходил военный совет, как по лагерю разнеслась весть: остаёмся. Некоторые радовались, но большинство воинов недоумевали: мы драться пришли или что?
Настроение у Жослена внезапно испортилось, — он, признаться, совершенно растерялся, — и, зная, что лучшее средство от хандры, общение с самыми прекрасными, сами благороднейшими животными на свете, с конями, отправился в стан дружины Петры, где находился его Бювьер и одна из кобыл, подаренных ему Графиней в прошлом году. Гюзаль — считалось, что у лошади была арабская кровь, — прибежала тогда в Керак следом за жеребцом, другая так и пропала. Где именно, хозяин мог только гадать, так как после «разговора с дьяволом» и до момента, когда увидел над собой лицо князя, он почти ничего не помнил. И на том спасибо, кобыл он не жалел, рассчитывая сберечь главное — боевого коня.
Поскольку своих слуг, даже оруженосца, Жослен не имел, животные находились под присмотром княжеского конюха Жербо Скопца. Именно его и окликнул рыцарь, подходя к коням, мирно пощипывавшим травку вокруг пригорка, на котором стоял шатёр сеньора и палатки его вассалов.
— Эй ты, коровья задница! — ласково окликнул рыцарь конюха. — Ты где? Не прячься, я вижу тебя! Опять напился, сволочь?
Жербо не отвечал, но Храмовник мог поклясться, что видел его сновавшим между лошадьми. Жослен встревожился, но, обнаружив, что Гюзаль и Бювьер в полном порядке, успокоился — в конце-то концов, что делать конюху рядом с пасущимися животными в лагере, когда на несколько миль вокруг нет ни одного язычника? Он, наверное, у костров с остальными, пьёт вино и рассказывает байки, или завалился спать, поручив присмотр за конями помощникам. Небось радуется, что можно расслабиться: не любит подлый народишко воевать во имя Господне, хотя пограбить никто не прочь.
«Этот скот надрался и храпит, как дракон, а я беспокоюсь?! — окончательно убедил себя Храмовник и повернулся, чтобы уходить. — Нет! Дьявол! Тут кто-то есть!»
Услышав, как кто-то чихнул всего в двух или трёх туазах от него, он выхватил кинжал:
— Выходи! Хуже будет! Попробуешь сбежать, догоню и прирежу на месте.
— Мессир, — раздался в темноте знакомый голос. — Что уж вы так, мессир? Али не узнаете своих?
Холодные отблески мириада мириад звёзд июльского неба и свет сотен костров вокруг давали возможность видеть всё довольно хорошо, но, конечно, далеко не так, как днём. Оттого рыцарю потребовалось какое-то время, чтобы узнать обращавшегося к нему человека.
— Караколь? — удивился Храмовник, опуская кинжал и уже собираясь убрать его в ножны. Однако рука его, словно бы против его воли, остановилась. — Ты что тут делаешь? Заблудился? Ваши же дальше стоят? Или...
— О слявний бдиттельный ритгер Жоослин, — залопотал бывший оруженосец князя, изображая акцент немца, как бывало любил делать. — Стращщний враг салтан Саладин ходить-бродить вокрук. Р-р-р-р! Р-р-р-р! Стращьно! Ужясно! Но язичник просчит-тал-лся, христиа-анне могут спать спокойнно, когда риттер Жоослин на посту. Он не дремайт, он начеку!
Но Храмовник не собирался веселиться
