Собрание сочинений в десяти томах. Том 3 - Юзеф Игнаций Крашевский

И смотрел на него Ярмеж с какою-то завистью и укором и почти радовался, когда заметил, что юноша робок и понравиться отцу-воину не может. Итак чувства Ярмежа не были совсем искренни, но когда Власт обернулся к нему с протянутой рукой и улыбкой на устах, злоба Ярмежа растаяла, и он почувствовал не то жалость, не то симпатию к юноше.

— Ваш отец, а мой хозяин, панич Власт, — сказал он, указывая на мальчика, несшего одежду, — желает вас видеть в этом платье. Я выбрал для вас все, что было лучшего, и думаю, что вам этот наряд подойдет более, чем старая дорожная сермяга. А вот и меч, без которого не пристало быть сыну вельможи.

Говоря это, Ярмеж все время улыбался, а Власт стоял, потупив взор в землю, грустный и чем-то смущенный.

— Я… так привык к моему старому платью, — произнес он наконец.

— Эх, нечего жалеть, — весело говорил Ярмеж. — Увидите, у нас другие обычаи, здоровая свобода, хорошая простая жизнь! Вот я вам приготовил коня, пращу и копье.

Власт со страхом посмотрел на него.

— Но, милый Ярмеж, я ведь не умею со всем этим обращаться! — сказал он дрожащим голосом.

— А что же вы там у немцев делали? Ведь не ходили же вы в юбках?! Надо все это позабыть. Я вас давно помню, я немногим старше вас; вы меня не помните, а я вас помню хорошо; вы еще ребенком брались за копье и за пращу, еле поднимая их. Как же вы все это позабыли?

Власт ничего не ответил, посмотрел на веселого сотника и грустно улыбнулся.

— Когда-нибудь поймете, — сказал он, подумав.

— А вы пока вспомните молодые годы! — воскликнул Ярмеж. — Старик приказал мне служить вам, и вы увидите, что я хорошо это исполню. Будем гарцевать по полям и лесам с собаками, копьями — душа будет радоваться! Ей-ей, может, и иная дичь попадется: белолицая девушка в веночке, с песенкой блуждающая по лесу. А то без этого и жить не стоит.

Власт сжал руки, покраснел и посмотрел вокруг себя испуганными глазами. Перед ним лежала принесенная одежда, на которую он поглядывал с ужасом.

— Но разве я должен непременно сбросить старое платье? — спросил он.

— Старик велел, а он ослушания не терпит. Да и меч надо препоясать, — шепотом ответил Ярмеж.

Власт умолк, слегка призадумался и нехотя начал снимать старую одежду, и если бы на гумне не было так темно, Ярмеж мог бы увидеть слезы на глазах Власта. Он беспокойно поглядывал на маленький узелок, который он привез накануне с собою и который теперь лежал брошенный на постели.

— Мне бы хотелось спрятать этот узелок в надежном месте, — промолвил он.

— В надежном месте? — переспросил удивленный Ярмеж. — Я, право, не знаю, какие порядки у немцев, но здесь у нас все места надежные и никто ничего не прячет, все стоит открыто и никому чужое не надобно… Никогда я не слыхал, чтобы вещи пропадали. Где вы их положите, там и будут лежать.

Власт что-то вспоминал.

— Да, правда, — сказал он, — люди у нас честные.

— Это немцы все у себя на замок запирают, а у нас этого нет, — добавил Ярмеж, и, видя, что Власт не торопится, напомнил ему, что его ждут дома.

— Сегодня и завтра здесь еще будет тихо, а затем из соседних владений съедутся гости и даже явятся старшины из Познани, чтобы отпраздновать ваше возвращение домой.

Власт, слушая его, одевался между тем в приготовленное для него платье, сделанное из тонкого светлого сукна, изящно скроенного, которое ему было к лицу. Ярмеж сам ему препоясал меч. Юноша смотрел на свой наряд бледный и с отвращением.

Ярмеж, наоборот, был в восторге от костюма и находил его как раз подходящим для сына вельможи Любоня и, препоясывая Власта мечом, высказывал свое одобрение.

Когда наконец все было готово и можно было уже войти в дом, Власт опять засуетился возле своего узелка.

— Давайте, я его снесу Доброгневе в избу, — сказал Ярмеж.

— Нет, нет, я его сам снесу, — беспокойным тоном ответил Власт и, взяв свой узелок, вышел вместе с Ярмежем из сарая.

У дверей под колоннами стояла Гожа; увидев приближающегося брата, несшего в руках какой-то узел, она весело улыбнулась, с любопытством заглядывая ему в глаза.

— Доброе утро, — приветствовала она его. — Как идет вам новое платье! А что же вы с собою несете?

— Дорожные вещи, хочу их положить в надежном месте, — ответил Власт.

— Так давайте же, я их снесу, — и девушка протянула руки.

На одно мгновение Власт поколебался, но тотчас же отдал ей узелок, с которым Гожа вошла в дом.

В глубине горницы сидел старик Любонь, но когда сын бросился перед ним на колени, лицо у старика прояснилось, и он с выражением благодарности посмотрел на Ярмежа.

Вскоре все домашние собрались в горнице.

Здесь старая Доброгнева наблюдала за девушками, готовившими обед.

Когда Власт, строго соблюдавший посты, взглянул на стол и увидел мясные блюда, он растерялся, но думать было некогда: старый Любонь уже приглашал сына занять место возле себя.

Итак, путь сквозь первое испытание лежал для молодого христианина в доме его отца, священники его подготовили к нему уже раньше; то или другое решение предстояло выбрать ему самому. Подумав немного, он сел за стол и, чтобы не возбуждать подозрений, ел все, что предлагали.

— Надо известить соседей, — сказал старый Любонь, — что пропавший сын вернулся, а то обидятся. Пусть соберутся друзья на восьмой день после появления луны, чтобы принести жертву богам. Ярмеж знает, кого пригласить.

Сотник кивнул головою в знак согласия.

— Сегодня или завтра я сам с Властом поеду к князю, — прибавил Любонь.

Власт в разговор не вмешивался.

— Пусть юноша немного отдохнет и освежится, — заметил Ярмеж.

— Сведите его в баню, а когда выспится, то и бледность с лица сойдет.

Во время этого разговора, у дверей стояла старая Доброгнева и, скрестив руки на груди, смотрела на внука; ей, по-видимому, хотелось побеседовать с ним наедине. Гожа часто вбегала в комнату, заглядывая в глаза то отцу, то брату и, улыбаясь им, она, словно птичка, порхала и все время пела.

После обеда Ярмеж вместе со старым Любонем отправился на охоту, чтобы приготовить дичь к приему гостей; сыну Любонь позволил остаться дома.

Власт, пользуясь данной ему свободой, вышел из комнаты, но тотчас услыхал за собою шаги старухи, которая попросила его следовать за нею.

Она указала ему тот камень под навесом, у которого обыкновенно сидела со своей прялкой. Гоже она сделала знак,