Романы. Повести. Рассказы. В двух томах. Том 2 - Жюль Верн

Мы советуем поэтому сохранять спокойствие в ожидании пока еще гипотетических событий, которые — даже если и произойдут — возможно не дадут никаких практических результатов. Мы постараемся и впредь держать читателей в курсе всех новостей, публикуя ежедневные заметки, которые будут час за часом отмечать ход событий».

Узнали ли мистер Сэт Стенфорт и миссис Аркадия Уокер о заключениях И.Б.К.Лоуэнталя? Вопрос этот остался невыясненным. Что касается мистера Дина Форсайта и доктора Сиднея Гьюдельсона, то они были настигнуты камнем, брошенным в их огород директором Бостонской обсерватории, первый — в Сен-Луи (штат Миссури), а второй — в Нью-Йорке. Оба они покраснели, словно получив настоящую пощечину.

Как ни тяжко было их унижение, оставалось только склонить голову. С такими учеными, как И.Б.К.Лоуэнталь, не спорят. Мистер Форсайт и доктор Гьюдельсон вернулись поэтому, сильно обескураженные, в Уостон. Один — пожертвовав уже оплаченным билетом до Сан-Франциско, другой — оставив в распоряжении алчной пароходной компании заранее оплаченную каюту до Буэнос-Айреса.

Вернувшись к себе домой, они поспешно поднялись в свои обсерватории. Не много времени понадобилось им для того, чтобы убедиться в правоте И.Б.К.Лоуэнталя: им с трудом удалось отыскать свой сбежавший болид. Они не увидели его там, где по расчетам — явно неправильным — ожидали его увидеть.

Мистер Дин Форсайт и доктор Гьюдельсон не замедлили ощутить последствия своей тяжкой ошибки. Куда девались ликующие толпы, торжественно сопровождавшие их к вокзалу? Симпатии к ним явно остыли. Как тяжко было им, недавно еще жадно наслаждавшимся своей популярностью, внезапно лишиться такого опьяняющего напитка!

Но вскоре их внимание приковала новая и куда более серьезная забота. Как и предсказывал с большой осторожностью судья Джон Прот, у них появился новый конкурент. Началось с возникновения каких-то глухих слухов, и вдруг за какие-нибудь несколько часов эти слухи превратились в официальную новость, о которой сообщали под грохот литавр urbi et orbi [79].

Трудно было бороться с этим третьим похитителем, объединявшим в себе весь цивилизованный мир. Если бы мистер Дин Форсайт и доктор Гьюдельсон не были так ослеплены своей страстью, они с самого начала предусмотрели бы возможность его вмешательства. Вместо того чтобы затевать нелепый судебный процесс, они подумали бы о том, что правительства многих государств заинтересуются этими тысячами миллиардов, могущими стать поводом к самой чудовищной финансовой революции. Но ни Дину Форсайту, ни Сиднею Гьюдельсону даже и в голову не приходила такая простая, казалось бы, мысль. Поэтому известие о созыве Международной конференции поразило их, как громом.

Они бросились узнавать, в чем дело. Сведения оказались точными. Намечались уже кандидаты в члены будущей конференции, которая должна была собраться в Вашингтоне. Дату начала ее работ пришлось несколько отодвинуть, чтобы дать возможность съехаться делегатам из отдаленных стран, хотя эта отсрочка и считалась крайне нежелательной. Тем не менее ввиду особых обстоятельств правительствами было решено начать, не дожидаясь приезда в Вашингтон всех делегатов, подготовительные совещания дипломатов, аккредитованных при американском правительстве. Делегаты из дальних мест успеют съехаться, пока будут происходить предварительные совещания, на которых подготовят почву для работы конференции. Таким образом, перед конференцией уже с первого заседания будет четкая программа.

Пусть читатель не надеется, что мы приведем здесь список стран, пожелавших принять участие в этой конференции. Как мы уже говорили, в такой описок пришлось бы включить все страны цивилизованного мира. Ни одна империя, ни одно королевство, ни одна республика или даже княжество не отказались участвовать в разборе поставленного перед конференцией вопроса, и все они прислали своих делегатов, начиная от России и Китая, солидно представленных господином Иваном Саратовым из Риги и его превосходительством Ли Мао-чи из Кантона, и кончая республиками Сан-Марино и Андоррой, интересы которых ревностно защищали господа Беверажи и Рамунчо.

Допустимы были все притязания, все надежды были законными: никому ведь не было еще известно, где упадет метеор и упадет ли вообще.

Первое подготовительное совещание состоялось в Вашингтоне 25 мая. Оно началось с разрешения ne varietur [80] вопроса о Форсайте — Гьюдельсоне. На это дело потребовалось не более пяти минут. Напрасно оба астронома-любителя, которые для этого приехали в Вашингтон, настойчиво требовали, чтобы им предоставили слово. Их выпроводили словно каких-то презренных самозванцев. Легко себе представить, какими разъяренными они вернулись в Уостон! Приходится, однако, признать, что жалобы их не встретили сочувствия. Не нашлось ни одной газеты, которая выступила бы в их защиту! Теперь их уже не венчали цветами и не называли «почтенными гражданами города Уостона», «талантливыми астрономами», «математиками, столь же выдающимися, сколь и скромными». Теперь тон стал иной.

«Зачем эти два шута сунулись в Вашингтон?.. Они первые заметили метеор?.. Ну, и дальше что?.. Неужели эта благоприятная случайность дает им какие-то особые права? От них, что ли, зависит его падение?. Право же, не приходится даже спорить о таких нелепых претензиях». Вот в каком тоне писали теперь о них газеты. Sic transit gloria mundi [81].

После ликвидации вопроса об уостонских астрономах перешли к делам более серьезным.

Прежде всего несколько заседаний было посвящено составлению списка суверенных держав, за которыми будет признано право на участие в конференции. У многих из них не было официальных представителей с Вашингтоне. Нужно было закрепить в принципе их право на участие в работе конференции к тому времени, когда она займется основными вопросами. Составление такого списка оказалось нелегким делом. Прения приняли чрезвычайно острый характер, и было ясно, что в будущем предстояло еще немало споров. Венгрия и Финляндия, например, заявили претензию на право прямого представительства, против чего решительно возражали кабинеты министров Вены и Санкт-Петербурга. Франция и Турция, со своей стороны, затеяли жестокий спор из-за Туниса, еще более осложнившийся вследствие личного вмешательства тунисского бея. Япония в то же время испытывала немалое беспокойство из-за Кореи. Большинство государств натолкнулось на подобные же трудности. После семи заседаний оказалось, что дело еще не сдвинулось с мертвой точки. Но вдруг 1 июня неожиданный инцидент вызвал полное смятение умов.