Коллекция - Мария Барышева

— А разве этого уже не произошло?

Он усмехнулся и сбросил шлепанцы.

— Надевай — здесь полно стекол. Я понимаю, что великоваты, но ты, все же, попробуй бежать — хоть как-то? Сможешь?

— Я-то смогу, но без тебя…

— И я смогу. Я хромой, но не одноногий, — Вадим дернул ее за мокрую прядь и оглянулся на свирепствующее море с неким сожалением. — Пошли! Мне кажется, что рушится мир — не хочу, чтоб нас пристукнуло каким-нибудь из его кусков!

Много позже, вспоминая его слова, Кира думала о том, как сильно он ошибся. Мир начал рушиться гораздо раньше, и та июньская гроза оказалась лишь слабым отзвуком эха. Но это было намного позже, и этой Кире, бегущей под проливным летним дождем, были безразличны любые катастрофы.

Он легко улыбнулся ей, прижимаясь щекой к подушке и держа ладонь на смуглом бедре Киры, потом приоткрыл рот, явно намереваясь что-то сказать, но она упреждающе коснулась пальцем его губ.

— Нет, ничего не говори.

— Почему? — спросил Вадим слегка озадаченно.

— Слишком хрупкий момент. Разобьешь словами. К тому же если ничего не скажешь сейчас, потом не за что будет оправдываться.

— Может, ты и права, — согласился он с самым серьезным видом. — Но я всего лишь хотел попросить тебя передать мне зажигалку.

— Ты — на редкость приземленный хам! — сердито сказала Кира и пихнула его в бок. — Я настроилась на сантименты и романтические изыски, а ты просишь зажигалку!

Вадим засмеялся и поцеловал ее в подбородок, потом потянулся через нее и подхватил с тумбочки зажигалку. Сел на постели и принялся задумчиво раскуривать сигару. Наблюдая за ним, Кира застенчиво потянула на себя простыню, прикрываясь, но он тут же сдернул ее.

— Э, нет! Нечего прятаться!

— Я замерзну!

— Не успеешь! — сигара ожила в пальцах Вадима и он, запрокинув голову, выпустил из губ густой клуб дыма. Кира осуждающе посмотрела на него, потом осторожно потрогала припухшую нижнюю губу и провела ладонью по шее.

— Ты мне губу прокусил! А на шее будет синяк — я уже это чувствую! Ты животное!

— Это я-то?! — Вадим ухмыльнулся, завел ладонь себе за спину, после чего показал Кире свои пальцы, испещренные влажными красными пятнышками. — А это что?

Кира всполошено всплеснула руками, заставила его повернуться, оглядела глубокие царапины от своих ногтей и виновато пробормотала:

— Ой-ей!..

— Так что насчет того, кто из нас животное, еще можно поспорить! — Вадим фыркнул, и Кира искоса посмотрела на него.

— Э-э… то есть… тебе не очень?..

— Мне еще как очень, глупая, хотя иногда мне казалось, что я попал в объятия к разъяренной пантере… Кстати, а как последняя поза называлась?

— Не надо тебе знать! — буркнула она и плюхнулась обратно на подушку, но почти сразу же передвинулась и умостила затылок на его животе, глядя в потолок, под которым клубился сигарный дым и неторопливо вытягивался в открытое окно. В комнате было тепло — не то, что у нее дома, но выглядела она немногим лучше — блеклые отстающие обои, облупившая штукатурка, старая мебель, состоявшая из большого шкафа с книгами, стула и кровати. Казалось, ее владельца мало заботит домашний уют. Всюду стояли телевизоры и видеомагнитофоны, и комната походила на магазин подержанной техники, в который кто-то по ошибке втиснул кровать, и все это было освещено слабым светом бра, треснутый плафон которого был расписан пляшущими журавлями.

— А что в другой комнате? — спросила Кира, оглядываясь. Вадим стряхнул пепел в квадратную пепельницу со сколотым уголком и потянулся.

— Практически то же самое, только кровати нет. И запчастей там больше, чем здесь.

— Хоть один из этих теликов работает? А какой из них твой?

— Часть уже работает, а моего здесь нет. Я не люблю телевизор.

— Любишь книги?

— Очень, — ответил он, водя кончиками пальцев по ее щеке, с которой еще не сошли царапины. — Считаешь меня архаизмом?

— Вовсе нет! — удивилась Кира и снова села на кровати, глядя на развевающуюся штору. Собрала влажные волосы и начала закручивать их на затылке. — Знаешь, я ужасно хочу есть. У тебя найдется, чем накормить голодную девушку?

— Конечно, — отозвался Вадим почему-то обрадовано, встал с кровати и начал одеваться. — Сейчас принесу.

— Нет, я пойду с тобой!

— Ну, конечно! — он фыркнул. — Чтобы ты и не полюбопытствовала, что у меня на кухне?! Только, пожалуйста, оденься, ладно?

— Боишься, что кто-нибудь увидит меня в окно? — насмешливо спросила она. — Да, узрев меня тут в голом виде, соседи очень удивятся. Хотя я и в одетом виде их сильно удивлю.

— Просто…

— Ладно, но во что? — перебила его Кира, не желая пока развивать эту тему. — Моя одежда вся мокрая.

— Сейчас, — сказал Вадим и вышел. Через полминуты он вернулся с тонким махровым клетчатым халатом, жестом приказал Кире слезть с кровати, надел на нее халат, осторожно обернул полы вокруг ее тела и завязал пояс, потом вытащил из-за воротника забившиеся туда влажные пряди и тщательно разгладил воротник.

— Ты со мной, как с куклой, — засмеялась она слегка смущенно. Вадим покачал головой, поглаживая ее плечи, наклонился и поцеловал Киру в нос, потом в губы — долго-долго. Она закрыла глаза и потянула его обратно к кровати, но Вадим тут же спохватился:

— Ах, да, еда!.. Идем. Может, зажечь тебе духовку — высушишь волосы? У меня нет фена.

— Сами высохнут, — отмахнулась Кира, заходя на кухню и удивленно останавливаясь. Если комната выглядела довольно запущенной, то с кухней было все иначе, словно здесь сосредотачивалась вся жизнь Князева. Все было чисто, аккуратно, посуда сияла, на столе стояла микроволновка, а новенький сверкающий белизной холодильник поражал своими размерами. Кира открыла дверцу, и у нее вырвался удивленный возглас.

— Ничего себе, Вадик! Да у тебя тут запасов на месяц! Так вот на что идет большая часть твоего заработка?!

— Я люблю поесть! — буркнул он не без вызова. — И что такого?!

— Да ничего, — она заглянула в морозильную камеру, забитую мясом, птицей и рыбой. — Все, что угодно — ты смотри! — Кира закрыла морозилку и присела на корточки, внимательно разглядывая выстроившиеся на дверце длинногорлые бутылки с вином. — Хм-м, да ты еще и ценитель!

— Какое? — поинтересовался Вадим, правильно истолковав ее интонацию, и Кира показала на „Токай Фурминт“, который тут же был извлечен из холодильника. — Ограничишься бутербродами и нарезкой, или тебе приготовить что-нибудь посерьезней?

— Готовить ночью?!

— Почему нет? — он пожал плечами. — Я люблю готовить.