Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

Не дожидаясь ответа на речь свою, Абосабер велел стражникам раздеть царя и всех, кто его сопровождал, и выгнать вон из столицы. Приказания были тут же исполнены, но вызвали недоумение и ропот. Разве можно было столь сурово поступать с несчастным и умоляющим о помощи царем? Казалось, это противоречило законам справедливости и человеколюбия, а также государственным интересам.

Через какое-то время Абосабер узнал, что на его землях бесчинствует шайка разбойников. Царь послал войска, злодеев настигли, схватили и привели к государю. Тот сразу узнал в них похитителей своих детей.

«При таких-то обстоятельствах, в такой-то пустыне, — сказал Абосабер главарю шайки с глазу на глаз, — ты ограбил отца и мать и отнял у них детей. Что ты сделал с ними? Что с ними сталось?»

«Мой господин, — отвечал разбойник, — эти дети находятся среди нас, мы отдадим их тебе, делай с ними что хочешь. Мы готовы вручить тебе всё, что мы накопили, занимаясь нашим ремеслом. Подари нам жизнь и прощение, прими в число своих подданных, и у тебя на службе не будет более преданных воинов».

Царь приказал вернуть ему сыновей и забрать у воров всю их добычу, а потом немедля велел отрубить им головы, не обращая внимания на упреки и мольбы.

Подданные Абосабера, видя столь скорый суд, а также вспоминая о том, как обошлись с беглым царем, не узнавали своего государя.

«Какая поспешность! — удивлялись они. — И это наш исполненный сочувствия повелитель, который всякий раз, когда кади намеревался подвергнуть кого-то наказанию, без конца повторял: „Подожди, рассмотри всё как следует, не торопись, запасись терпением!“»

Недоумению их не было границ, однако новое событие заставило народ уже вознегодовать. Явился к царю некий господин верхом на коне, который хотел подать жалобу на свою жену. Абосабер не стал с ним говорить, а лишь велел:

«Приведи сюда ответчицу. Будет справедливо, если я выслушаю не только твои доводы, но и ее».

Всадник удалился и через несколько мгновений предстал перед царем вместе с женой. Едва Абосабер увидел ее, как приказал проводить женщину во внутренние покои дворца, а мужчине, который хотел подать на нее в суд, отрубить голову. Приказания его исполнили. Визири, сановники, весь диван начали возмущаться в полный голос, так, чтобы Абосабер услышал.

«Невиданная жестокость! — говорили они между собой. — Беспримерное варварство! Даже его предшественник не вел себя столь возмутительно! Отчего же его брат, которого мы вытащили из колодца, поначалу выказывал столько мудрости и предусмотрительности, а теперь хладнокровно идет на крайности, похожие на безумие?»

Абосабер терпеливо слушал, а потом знаком приказал всем замолчать и взял слово.

«Визири, кади, стражи порядка, все подданные мои, я всегда требовал от вас терпения и благоразумия. И ко мне вы должны отнестись точно так же. Не судите меня сгоряча, а выслушайте… Я достиг вершин, о которых даже не мечтал, но мой царский венец мне безразличен, и к тому же я не имею на него никакого права. Но мне не хотелось бы лишиться уважения вашего. Я хочу объяснить поведение мое и рассказать о его причинах. Знайте же, что я не брат царя, коего вы сочли недостойным трона. Я человек простой, разоренный и гонимый, я покинул родные края и укрылся в вашем царстве, но по дороге у меня отняли детей и жену. Я смиренно склонил голову под ударами судьбы, которая привела меня в вашу столицу. Тут меня схватили и заставили работать на строительстве дворца. Твердо веря, что терпение есть самая главная и необходимая человеческая добродетель, я призвал одного из моих товарищей, который сломал ногу, со смирением отнестись к постигшему его несчастью. „Терпение, — говорил я ему, — есть столь великая добродетель, что она способна вознести на трон человека, брошенного на дно колодца“… Царь, предшественник мой, услышал эти слова, и они так возмутили его, что он немедля бросил меня в тот самый колодец, из которого вы вызволили меня, дабы посадить на престол… Когда правитель соседней страны, изгнанный из ее пределов узурпатором, пришел просить меня о помощи, я узнал в нем моего собственного повелителя, который несправедливо отнял всё мое состояние и принудил покинуть родину. Однако не я один был жертвой его прихотей и жестокостей, все подданные стонали под его гнетом… Разбойники, которых я велел казнить, похитили моих детей и раздели до нитки… И наконец всадник, которому я приказал отрубить голову, — это тот самый негодяй, что силой увел мою жену… Я не намеревался мстить за себя лично. Я — царь, посаженный вами на трон, я — орудие Бога на земле и твердо верю, что не имею права проявлять милосердие, если оно наносит вред государству вашему. Я должен был исполнить волю Провидения, наказать виновных и избавить общество от слишком опасных для него злодеев… Тиран, который не уважает законы, а повинуется лишь собственным страстям и прихотям, есть бич для народа. Может быть, мы не в праве лишать такого правителя жизни, но заведомо нельзя оказывать самодуру помощь, поскольку тем самым мы позволим ему и дальше предаваться мщению, несправедливости и жестокости, ибо они у него в крови. Напротив, весьма предусмотрительно отнять у него такую возможность… Разбойники, нападающие на караваны, грабящие путников, не признающие ни законов, ни порядка, не могут стать полезными и уважаемыми членами общества и никоим образом не заслуживают чести стать защитниками родины. Сослать их — означало бы вернуть их к прежним привычкам и занятиям, тем самым число злодеев будет расти, а беды людские — множиться до бесконечности… Похититель женщины — чудовище, от которого следует избавиться. Тот, кто пошел на такое преступление, способен на любое другое… Таковы причины моих поступков. Суровость обходится мне дороже, чем кому бы то ни было, но я был бы недостоин доверия народа и нарушил бы долг правителя, не прояви я ее в подобных обстоятельствах… Если, как самодержец, я перешел границы дозволенного, то готов передать власть в ваши руки. Я вновь обрел детей моих и любимую жену, я вознагражден сверх всякой меры всевидящим Провидением, и мне остается лишь пожелать вам счастья и более мудрого, нежели я, правителя».

Абосабер закончил свое оправдание. Собрание восхищенно и почтительно притихло. Однако вскоре раздался крик, который поддержали тысячи других голосов:

«Да здравствует Абосабер! Да здравствует наш царь! Да здравствует наш терпеливый государь! Здравствуй на веки вечные! Царствуй, Абосабер!»

Правитель удалился в свои покои и