В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945 - Вальтер Варлимонт

Мы в зоне 2 верховной ставки ухитрялись не поддаваться надзирателям в военной форме, которые, что весьма показательно, действовали не по «обычным каналам». Когда штаб NSFO попросил нас принять своего офицера, наш штабной адъютант, полковник и инвалид войны, ответил: «Нет у нас здесь времени для такой чепухи». Услышав его слова, я повторил то же самое в более приемлемой форме, но смысл сказанного сохранил.

Начинали проявляться признаки разложения, и ОКВ получило ряд дополнительных заданий. Так, нам пришлось взять под свой контроль дивизию «Бранденбург», особое соединение, которое прежде находилось в подчинении адмирала Канариса и в какой-то степени напоминало британские части морской пехоты. Теперь именно ОКВ приходилось распределять его полки или батальоны между высшими штабами, в зависимости от обстановки и их нужд. Пришлось нам забрать из ведомства адмирала Канариса и отдел войсковой разведки, который включили теперь в состав штаба оперативного руководства и отдали под руководство ОКВ. Нам приходилось организовывать участие полевой службы безопасности и готовить приказы о ее использовании в целях поддержания дисциплины в тылу тех участков фронта, которые находились в опасности или уже развалились. Мы возобновили наши усилия по сосредоточению под началом ОКВ в виде единой службы таких военных структур, как госпитали и механический транспорт, услугами которых одинаково пользовались все виды вооруженных сил. Мы стали все больше заниматься вопросами снабжения и управления на театрах войны ОКВ.

Глава 5

Вторжение

Попытки оборонительно-наступательных действий до конца июня

5 июня 1944 года, за день до вторжения, германская верховная ставка не имела ни малейшего понятия, что близится решающее для нее событие в этой войне. В течение двадцати четырех часов более пяти тысяч кораблей шли через Ла-Манш к берегам Нормандии, но там не было разведки, чтобы засечь их. Ни Роммель, ни фон Рундштедт, ни ОКВ тоже не представили никакой оценки, которая указывала бы на то, что по погодным условиям и состоянию прилива-отлива высадка в ближайшем будущем как раз возможна. На самом деле, как известно, из-за плохой погоды Верховный главнокомандующий союзников генерал Эйзенхауэр отменил свой первоначальный приказ на выход армады ранним утром 4 июня, когда часть конвоя уже была в море, но в тот же вечер отдал окончательный приказ двигаться вперед. Хотя плохая погода все еще беспокоила его, решающим фактором стало то, что дальнейшая отсрочка привела бы к тому, что условия прилива-отлива не позволили бы начать десантную операцию раньше 19 июня, а может быть, даже первых чисел июля.

Германское командование на всех его уровнях действовало фактически вслепую из-за полной несостоятельности люфтваффе. Труднее понять, почему, насколько я понимаю, остались незамеченными предупреждающие сигналы внешней разведки. Мы в зоне 2 ставки, например, даже не знали, что уже в течение нескольких дней в зоне сосредоточения войск в Южной Англии царило радиомолчание, что, как правило, является признаком предстоящего наступления, хотя, конечно, зачастую его используют для того, чтобы ввести противника в заблуждение. Точно так же мы не знали, что еще в январе 1944 года адмирал Канарис обнаружил текст радиосообщения, которое должно было быть передано из Англии перед началом вторжения как сигнал о приведении в боевую готовность отрядов французского Сопротивления. Сообщение состояло из двух вполне невинно звучащих строк из стихотворения Верлена «Песнь осени»; первая, «Эти долгие рыдания осенних скрипок», представляла собой предварительный приказ, который должен был поступить 1-го или 15-го числа месяца вторжения; вторая, «ранят мое сердце какой-то монотонной длиной», была уже непосредственным приказом, который должен был быть отдан за сорок восемь часов до начала вторжения. 5 июня после полудня служба внешней разведки проинформировала Йодля, что в течение ночи 4 июня вторую из этих двух строк засек отделом контрразведки 15-й армии. Но никаких мер не было принято.

Реальный ход событий со всеми вытекающими из него последствиями стал известен штабу только в результате расследования, проведенного, должно быть, по приказу Гитлера. Насколько мне помнится, оно установило, что, как только поступило сообщение, 15-я армия передала его по телетайпу в группу армий «Б» (Роммелю), главнокомандующему нашими войсками на Западе и начальнику штаба оперативного руководства ОКВ. Командующий 15-й армией генерал-полковник фон Зальмут оказался единственным, кто начал действовать, отдав приказы о приведении войск в боевую готовность вечером 5 июня. Но даже он сделал это только после многочисленных докладов о масштабных морских и воздушных передвижениях противника, полученных незадолго до полуночи от службы радиоперехвата. Расследование причин такого бездействия всех – от самых низших штабов до самого Йодля – пришлось прекратить под давлением обстоятельств. Поэтому следует предположить, что никто из ответственных лиц, включая Йодля, не придал особого значения полученной информации. Могло быть так, что, в отличие от генерала Канариса, который к тому времени впал в немилость и был уволен, они не поняли ее смысла. Или ждали какого-то более конкретного подтверждения.

Все штабы, имевшие к этому отношение, полностью осознавали, что этот этап войны решающий, и они были неутомимы в своих усилиях обеспечить максимально возможную эффективность обороны, несмотря на громадную брешь в наших вооруженных силах, образовавшуюся за пять лет войны. Но бесконечные гитлеровские набеги на войска Западного фронта с целью переброски их на другие театры войны нарушили баланс сил. Первая и самая главная задача обороны по-прежнему состояла в том, чтобы «сосредоточенным огнем всех орудий остановить высадку противника с моря или с воздуха и уничтожать его на море, на берегу или в воздушном пространстве зоны высадки десанта»[264]. Но все, что мы имели для выполнения такой задачи, – это «стационарные» дивизии, ни разу не испытанные в бою, собранные большей частью из солдат старших возрастов и должным образом не оснащенные. Моторизованные и танковые дивизии держали в качестве «подвижных резервов»; они предназначались для того, чтобы в случае прорыва обороны в приливной полосе и на побережье нанести контрудар по любому противнику, который сумел высадиться, и разбить его. Но даже большинство этих дивизий не имели боевого опыта. Всего таких дивизий было десять, и 5 июня четыре из них еще не могли действовать, потому что ОКХ, как всегда, оттягивало отправку на запад их жалких остатков с Восточного фронта.