Мои воспоминания. Под властью трех царей - Елизавета Алексеевна Нарышкина

милая и умная, как всегда. В 12 часов — Рахлин; оставила его завтракать и угостила отличными блинами. Барк прислал чиновника с бумагами относительно подоходного налога. Послала за управляющим, которому он все объяснит. Была у Саши[1260], ей лучше, но слаба по-прежнему. Все же думает ехать в Степановское. Потом пришел Дмитрий, рассказал протопоповские истории. Возможно, что ему придется покинуть[1261]. Это решится в среду, я поэтому останусь в городе до четверга.

7/20 февраля. Вчера у меня провели вечер графиня Нирод и кн. Кантакузена, они обе очень приятные, но чувствую, что отстала от их интересов и далека от их точки зрения на события. Невыносимый холод. С большим интересом читала книжку гр. Карловой «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу»[1262], очень глубоко то, что она пишет о внутренней жизни. Хотела бы послать эту книжку Стефен Грахаму, она в его духе. Телефон: императрица принимает дам завтра. Известила, кого нужно, и еду в Царское. У меня был кн. Голицын; он настойчиво просил императрицу и императора уволить Протопопова или дать ему другое назначение. Получил решительный отказ, просил меня ему помочь.

8/21 февраля. Вот я снова в Царском. 17º и ветер северный. Настоящее бедствие! Император принял генерала, приехавшего из армии. Разговор: «Какое впечатление на вас произвел Петроград?» — «Много толков, но, к несчастью, среди разговоров много верного. Следовало бы жить в мире с Думой и оставить Протопопова». Император горячо воскликнул: «Никакой возможности жить в мире с Думой, я сам виноват, я их слишком распустил. Мои министры мне не помогали. Протопопов один мне поможет сжать их в кулак (показал сжатый кулак)». Резко отпустил, не владея собой. Обедала у Бенкендорфов. Из чужих никого, у нас опасения насчет Думы.

9/22 февраля. Мороз и тишина. Утром мое одиночество было нарушено визитом Вильчковского, — лавки идут хорошо и пользуются большим успехом. Позднее — Настенька, такая славная. Видела вчера императрицу, перед приемом дам у нее завтракала граф. Воронцова[1263]. Хотят иметь добрые отношения с М[1264]. Я оставалась у нее недолго; по-моему, она выглядит хорошо. Коченею от холода. Хотела бы знать результат разговора с Протопоповым. Встряхнулась, чтобы списывать бабушкины письма. Написала императрице, прошу принять меня завтра.

10/23 февраля. Сегодня 19º! Ужасный непрекращающийся холод. Мерзну в комнатах. Навестила раненых. Весной все ждут страшных сражений. Мучаюсь, думая о моих двух дорогих мальчиках[1265], которых еще не произведут в офицеры, будут только солдатами. Обедала у Бенкендорфов, с сыновьями Мери [князья С. А. и В. А. Долгорукий][1266]; славные молодые люди. Я в особенности люблю старшего, который меня больше не дичится. Написала императрице все, что хотела ей сказать. Нахожу мое пребывание здесь совершенно бесполезным: могу на месяц переехать в Петроград на второй неделе и лишь от времени до времени возвращаться в Царское. Нас всех очень тревожат события.

11/24 февраля. Была вызвана к императрице; нашла, что у нее плохой и утомленный вид. Оставалась недолго; она была достаточно сердечна, но видно, что мысли ее в другом месте. Я сказала, что хотела бы поехать в Петроград на более продолжительное время. Отговею с ними, если Господь сподобит. Вижу, что это будет очень хорошо: нет недовольства, но положение более или менее определилось. У меня была Катуся [Екатерина Петровна Васильчикова]; я ей сказала, что она не должна была писать (императрице) и, в особенности, устраивать демонстрацию, которая ни к чему не привела[1267]. Видела Мосолова, вернувшегося из Бухареста. Их величества согласились пригласить весной королевскую чету[1268]; они там в ужасном положении.

12/25 февраля. Последняя обедня до поста. Читаю «Добротолюбие»[1269]. Получила письма из Степановского; все просят прибавить жалованье; надо давать, пока возможно. К счастью, потеплело: всего 4º, надеюсь, что конец холодам. Звери-немцы ведут свою беспощадную войну и топят суда с пассажирами и грузом. Они заявляют во всеуслышание, что хотят добиться общего господства над всей Европой и увеличения территории за счет всех копей Бельгии, Польши, Англии и России, они все единодушны в своем упорном честолюбии, а у нас каждый думает только о себе. В продовольственном деле полный развал, положение очень угрожающее. Обедала у Бенкендорфов.

13/26 февраля. Начала говеть. Какое счастье иметь возможность бывать на этих чудных службах, для себя одной пока, не выходя из дому. Завтра открытие Думы. Вчера было маленькое собрание у их величеств, — музыка и декламация. Я не приглашена! Я буду причащаться вместе с ними, чтобы найти мир в моей душе по отношению к ним, — и так как я уже сказала об этом императрице, но потом я перееду в Петроград на месяц. Настенька у меня обедала, сестра ждет ее с нетерпением. Надеюсь, что ей удастся уехать. Она вовсе не необходима; слишком эгоистично ее удерживать.

14/27 февраля. Сегодня открытие Думы. Полагаю, что оно будет бурным, но что население останется спокойным. Здешние стрелки [слово написано по-русски] объявили, что не будут стрелять в народ; их вызвали в Царское из Москвы, из дикой дружины[1270] [слова написаны по-русски]. Рабочие останутся спокойны, а пока они их приручат, пулеметы [слово написано по-русски] со всех сторон. Народ все более недоволен. Положение очень угрожающее. Он[1271] внешне ни в чем себя не проявляет. Нат[алья] Серг[еевна][1272] все более ненавидима. Мар[ия] Пав[ловна][1273] в опасности: ее обвиняют в отправке за границу вагонов с продовольствием. Слух вздорный, но этому верят, так что опасность та же. В пророчествах Исайи в книге Притч, которые читали в церкви вчера, находят прямое указание на современное положение[1274].

15/28 февраля. В газетах отчеты о думских речах. Речь Риттиха меня разочаровала. Причины, вызвавшие кризис, изложены очень хорошо и ясно, но нет ничего обнадеживающего, что этот кризис прекратится. Риттих похож на врача, который у постели больного, вместо того чтобы дать лекарство, объясняет научно процесс болезни. Очень опасно отсутствие угля и хлеба!!! Как бы наше истощение [слово написано по-русски] не началось раньше, чем у немцев. Процесс Мануйлова[1275] — крупный скандал, в такой атмосфере, где пускают в ход высочайшее повеление [эти два слова написаны по-русски] (т. е. Григорий) при всяком нарушении закона. Я довольна, что бедный Андроников не замешан ни в одном из этих грязных дел.

16 февраля / 1 марта. В то время как речь Ллойд-Джорджа разносится по всему миру, речи нашего бедного премьера[1276] никто даже не замечает и не цитирует, за исключением речи Милюкова, который подчеркивает