Падение царского режима. Том 4 - Павел Щёголев

В виду всего этого, Мануйлов счел нужным принять свои меры обороны как против фрейлины Никитиной, к которой он сумел уже заронить чувство подозрительности у Вырубовой, во время одного из своих посещений ее, и у семьи и близких к Распутину дам, так и против ген. Климовича, воспользовавшись чинимыми ген. Климовичем затяжками оплаты представленного им, Мануйловым, Штюрмеру счета в 300 руб. за прокат автомобиля, взятого им, Мануйловым, для поездки Распутина в Царское Село к Вырубовой для свидания с императрицей, так как в последнее время, во избежание разговоров о частых посещениях Распутиным дворца, императрица видится с Распутиным на квартире Вырубовой. По словам Мануйлова, когда он, при нежелании Климовича оплатить этот счет, рассказал Распутину, придав этому оттенок интриги Климовича лично против Распутина, чтобы подвести этим Штюрмера, то Распутин пришел в такое раздражение, что вызвал к телефону Штюрмера, сделал ему в резкой форме замечание по этому поводу, потребовал немедленной оплаты счета, предоставления в его, Распутина, распоряжение постоянного и хорошего автомобиля, передал об этом Вырубовой в форме жалобы на Климовича, и с этого времени по внушению его, Мануйлова, начал называть Климовича не иначе, как «шпион» и «поляк». В заключение Мануйлов добавил, что он пожаловался на Штюрмера и владыке митрополиту, который также, в свою очередь, начал замечать, что Штюрмер, за последнее время, стал реже к нему ездить и переговаривать по делам по телефону. Вследствие этого, владыка, вызвав к телефону Штюрмера, дал ему понять, в очень определенных выражениях, что мне потом подтвердил и Осипенко, свое в нем разочарование. После этого и сам Мануйлов передал гр. Борху, что перемена отношения Штюрмера к нему после получения им его, Мануйлова, стараниями поста премьера и министра внутренних дел, показывает ему неблагодарность и черствость Б. В. Штюрмера в отношении людей, ему преданных, и вынуждает его, Мануйлова, совершенно изменить свою линию поведения относительно Штюрмера.

Граф Борх, узнав от Мануйлова о телефонных разговорах с Штюрмером Распутина и владыки и поняв из настроения Мануйлова, что это первые раскаты приближающейся грозы против Штюрмера, начал жаловаться Мануйлову на Гурлянда, считая его и Климовича виновниками всего создавшегося неблагоприятного для Штюрмера положения, и, попросив Мануйлова примириться с Штюрмером, обещал серьезно поговорить с последним по этому поводу. Результатом разговора гр. Борха с Штюрмером, по словам Мануйлова, было то, что Штюрмер сначала по телефону, а потом и лично, попросив к себе Мануйлова, принес ему свое извинение за все случившееся. Штюрмер обвинил во всем ген. Климовича, заявил, что вообще он недоволен последним, так как тот, будучи ставленником А. Н. Хвостова, не внушает к себе доверия со стороны его, Штюрмера, подвел его со своими двумя записками по польскому вопросу и по поводу деятельности союза земств и городов, хотя и секретно изданными, но разосланными такому значительному числу лиц, даже не входящих в состав правительства, как, например, мне, что эти записки попали в Государственную Думу и в прессу и могут послужить темою для запросов и что он, Штюрмер, оставляет Климовича на службе лишь потому, что последнего усиленно поддерживает товарищ министра Степанов, пока еще не вошедший в курс дела департамента полиции. Все мною только что изложенное, мне, затем, подтвердил лично и гр. Борх, пришедший ко мне, как я понял по указанию Штюрмера, узнать, каково мое настроение в отношении Штюрмера, так как гр. Борх усиленно старался подчеркнуть мне, что Б. В. Штюрмер очень сожалеет о всем случившемся со мною и питает ко мне снова старое чувство расположения и что во временном его, Штюрмера, охлаждении является виновником тот же Гурлянд. При этом на мой вопрос о том, где теперь происходят свидания Штюрмера с Распутиным, гр. Борх мне заявил, прося держать в секрете, что они встречаются у него, гр. Борха, на квартире, рядом с домом министра, на Фонтанке, № 18, во дворе, так как, несмотря на предложение Мануйлова, он, гр. Борх и Штюрмер считали неудобным продолжать дальнейшие свидания Штюрмера с Распутиным на квартире г-жи Орловой-Лерма.

Хотя примирение Мануйлова со Штюрмером состоялось, тем не менее, Мануйлов, борясь за свое положение, не мог примириться с тем, что все-таки около Распутина, в лице фрейлины Никитиной, находилось лицо, постоянно наблюдающее за Мануйловым и охраняющее интересы Штюрмера, а в лице ген. Глобачева и его филеров — человек, близкий и в служебном и в дружеском отношениях к Климовичу, который, хорошо зная Мануйлова и лично, и со слов Климовича и Комиссарова, мог держать Климовича в курсе всего того, что Мануйлов проводил через Распутина как в личных выгодах, так и в отношении ген. Климовича. Поэтому Мануйлов постарался заронить чувство подозрительности и в отношении Глобачева как у Распутина, так и у Вырубовой; но, зная мое расположение к Глобачеву, мне об этом ничего не сказал, и я узнал про это случайно.

Зайдя, после приезда своего, в воскресенье утром к Распутину по его приглашению, чтобы там повидать Вырубову, я, после чая, пошел с Вырубовой и Распутиным в отдельную комнату, и там Вырубова дала мне понять в форме упрека, как ей было неприятно узнать, что я при свидании в Ялте с А. В. Кривошеиным, приезжавшим на торжество открытия в Мисхоре в его память чинами ведомства земледелия и землеустройства лечебницы для раненых, в разговоре о влияниях Распутина, недостаточно твердо отстаивал ее, А. А. Вырубову, что, в действительности, и было, хотя я, говоря с Кривошеиным правдиво, ничего не позволил себе сказать дурного про Вырубову. Затем Вырубова спросила меня, можно ли верить и положиться на ген. Глобачева с точки зрения охраны Распутина, так как Штюрмер и Мануйлов, по словам последнего, относятся к Глобачеву с недоверием. Я постарался рассеять и у нее, и у Распутина чувство возникшей подозрительности к Глобачеву и, наоборот, закрепить у них доверие к нему; это чувство доверия к ген. Глобачеву, которому я передал этот мой разговор, осталось у Вырубовой и Распутина до смерти последнего. Затем Вырубова спросила меня про фрейлину Никитину, при чем Распутин старался вначале замять разговор о Никитиной, как бы чувствуя какую-то неловкость в отношении Вырубовой. Я, действительно, в этот раз в числе небольшого кружка лиц, бывавших у Распутина, как я показывал ранее, по воскресеньям, увидел в присутствии Вырубовой и фрейлину Никитину в костюме сестры милосердия, при чем и она, и я почувствовали некоторую неловкость, так как во время моего директорства, мы принадлежали к кружку ген. Богдановича и горячо тогда поддерживали его в борьбе с Распутиным. Вырубова была в отношении к Никитиной сухо сдержана. На вопрос Вырубовой о роли фрейлины Никитиной в этот период, на-ходу подтвердил ей это обстоятельство, и тогда Вырубова, в виде упрека, сказала Распутину, что она была права, предостерегая его от М. И. Никитиной[*], и просит его постараться отойти от нее и, во всяком случае, сделать так, чтобы она в следующие разы ее не видела, а когда уходила, провожаемая мною и Распутиным, то, подавая мне руку и некоторым другим лицам, вышедшим в переднюю ее провожать, Никитину не заметила. Но затем, впоследствии, бывая у Распутина, я заметил, что, на первое время, Распутин старался, во время приездов Вырубовой, отпускать Никитину ранее, до приезда Вырубовой, но когда, уже в сентябре, я приехал с дачи, то увидел, что фрейлина Никитина была у Распутина своим человеком, и Вырубова, хотя близкого расположения ей не оказывала, но с нею примирилась.

Агитация, поведенная Мануйловым, была так сильна, что Штюрмер под влиянием и личного своего нерасположения к Климовичу и вследствие указания Распутина и Вырубовой вызывал к себе сначала ген. Батюшина, которого его вниманию рекомендовал Мануйлов, предлагая ему должность директора департамента полиции, но Батюшин от этого предложения отказался, а затем полк. Резанова, на назначение коего, если не ошибаюсь, не согласился Степанов, всячески отстаивая Климовича.

Ген. Климович об этом знал как со слов моих, так и от Глобачева и Степанова и решил заручиться расположением Вырубовой. При одном из моих посещений Вырубовой, она мне передала о своем недоумении по поводу приезда к ней Климовича, предложившего принять в дар для нужд ее лечебного заведения участок земли в Керчь-Еникале, где Климович был до перехода в Ростов градоначальником, участок, который город предоставляет в его распоряжение на благотворительные нужды, о чем он сносился с заместителем его, полк. Модлем (Марковым). Не помню хорошо, но кажется А. А. Вырубова любезно отклонила это предложение, потому что, передавая мне об этом посещении ген. Климовича, она добавила, что в этом предложении его она усмотрела шаткость его служебного положения и желание ее поддержки, чего она не склонна ему оказывать, так как не видела в нем чувства того доброжелательства к Распутину с первых его шагов на посту директора, о которых он, Климович, ей говорил теперь.