Падение царского режима. Том 4 - Павел Щёголев

В таком духе я и передал Вырубовой ответ Макарова. Освобождение Сухомлинова из-под ареста последовало помимо Макарова и, как я потом узнал, Распутин приписывал своему влиянию последовавшее по этому поводу из ставки высочайшее повеление на имя председателя совета министров Штюрмера. Но я лично предполагал, что в данном деле могли повлиять на такое решение государя доклады и других лиц, благорасположенных к ген. Сухомлинову, в том числе доклад Протопопова, по возвращении его из парламентарной поездки заграницу, устроенный ему Штюрмером. Протопопов был одним из близких и хорошо относившихся к Сухомлинову лиц, вследствие чего, в свою пору, во время комплектования состава следственной комиссии ген. Петрова, по расследованию виновности Сухомлинова, я посоветовал Протопопову, бывшему тогда старшим товарищем председателя Государственной Думы, отказаться в пользу второго товарища от выбора в эту комиссию. Затем, Протопопов, по возвращении своем из заграницы, говорил мне, что он, во время посещения Франции и Англии, счел своим долгом, не веря виновности Сухомлинова, в соответствующих правительственных кругах этих государств, рассеять предубеждения их в отношении ген. Сухомлинова. В виду этого, я думаю, что, представляя государю отчет по поводу поездки парламентариев в союзные государства, Протопопов, как в интересах Сухомлинова, так и зная отношение к последнему государя и поддерживающей Сухомлинова придворной влиятельной партии, не мог не коснуться в своем докладе государю и отмеченного мною обстоятельства, выгодно оттенявшего в глазах государя его позицию в отношении Сухомлинова.

Затем, будучи у Распутина незадолго до его смерти, по поручению Вырубовой, встревоженной распространившимися как в Петрограде, так и в провинции слухами, дошедшими и до меня, о подготовлении убийства Распутина и потому просившей меня повлиять на Распутина быть осторожным в своих знакомствах и секретных выездах, я в разговоре с Распутиным узнал от него, что он не успокоится до тех пор, пока не добьется прекращения дела Сухомлинова, и что императрица и он считают А. А. Макарова единственным виновником того, что государь нейдет навстречу исполнения этой его просьбы; при этом Распутин мне сообщил, что императрица не считает Макарова расположенным к ней человеком как в силу недоверия ее за прошлое к Макарову, так и потому, что он и в эту пору не пожелал исполнить ни одной ее просьбы, с которыми она к нему обращалась через гр. Ростовцева, в виду чего императрица не пожелала принять представления ей Макарова. В заключение Распутин добавил, что, по его настоянию, Макаров будет сменен, и его должность займет Н. А. Добровольский, которого он уже рекомендовал вниманию императрицы и государя, так как он, зная Добровольского как лично, так и со слов Симановича, уверен, что Добровольский примет все меры к скорейшей ликвидации дела Сухомлинова.

О предстоящем назначении Н. А. Добровольского на пост министра юстиции мне сообщил также и Симанович, от которого я узнал и о времени выезда Добровольского в Царское Село для представления государыне. Вследствие этого, будучи расположен к А. А. Макарову, я счел долгом его об этом предупредить, как равно и о том, что Протопопов также в последнее время стал интриговать против него, Макарова, обвиняя его в том, что он не поддержал его в вопросе о передаче в руки министерства внутренних дел всего продовольственного дела. На это мне Макаров ответил, что он своей точки зрения на дело Сухомлинова не изменит и что к уходу своему с поста министра юстиции он уже подготовлен силою всех сложившихся обстоятельств; при этом, касаясь отношения своего к Протопопову, А. А. Макаров, одобрив мой отказ от предложения Протопопова принять участие, в качестве одного из проектированных им главноуполномоченных по борьбе с дороговизной, сообщил мне свой взгляд на Протопопова, как на министра внутренних дел, который не отдает себе отчета в целесообразности тех мероприятий по вопросам важного значения, которые он представляет вниманию совета министров, в виду чего его проекты не встречают поддержки среди членов совета. При этом я узнал, что по делу Сухомлинова А. А. Макаров заготовлял для государя специальный письменный доклад.

Назначение Н. А. Добровольского состоялось уже после смерти Распутина, так как А. Ф. Трепов выставил против кандидатуры Добровольского несколько соображений, касавшихся как либеральных взглядов Добровольского, в особенности по инородческому вопросу, так и обвинения в пристрастном, якобы, отношении последнего к проходившему по первому департаменту правительствующего сената, в бытность Добровольского обер-прокурором этого департамента, делу одного акционерного предприятия, во главе которого состоял родственник бывшего французского президента Карно, относительно земельного спора, представлявшего крупный имущественный интерес для этого общества. Так как А. А. Вырубова просила меня проверить, насколько основательны эти обвинения, то я, узнав от А. В. Маламы, что относительно последнего дела еще И. Г. Щегловитовым было произведено негласное расследование, не давшее существенных результатов к обвинению Н. А. Добровольского в служебной недоброкачественности, передал об этом Вырубовой, добавив от себя, зная Добровольского как по совместной службе в сенате, так и в частной жизни, что он всегда придерживался более широких взглядов в вопросах отношения к инородцам, в особенности к евреям и полякам, проводя свою точку зрения в своих выступлениях и в кружке Штюрмера, вследствие того, что он вынес эти впечатления из своей административной службы на западной окраине России. После того как состоялось назначение Добровольского, я был у него несколько раз по новому своему назначению к присутствованию в сенате и из обмена с ним мнений по делу Сухомлинова вынес впечатление, что и он преемственно не считал себя вправе возбуждать перед государем вопрос о прекращении дела Сухомлинова, хотя и знал точку зрения на это дело императрицы и Вырубовой, указывая мне те же мотивы, какие выставлял мне и А. А. Макаров.

Возвращаясь снова к Б. В. Штюрмеру, считаю долгом доложить, что по моем возвращении осенью в Петроград, гр. Борх, явившись ко мне, начал мне выражать от имени Штюрмера глубокое сожаление последнего по поводу моего отсутствия из Петрограда во время произведенного ген. Климовичем ареста Мануйлова, лишившее Штюрмера возможности обратиться ко мне за советом по этому поводу. Из слов Борха, я заключил, что арест Мануйлова сильно озабачивал Штюрмера, и всю в этом деле вину Штюрмер приписывал интригам против него Климовича и двойственному поведению товарища министра внутренних дел Степанова, который, будучи им приглашен на эту должность, тем не менее, не предупредил его о цели командировки его в ставку А. Н. Хвостовым[*] и тем самым лишил его возможности своевременно принять меры к ликвидации дела Мануйлова. При этом гр. Борх выразил мне желание Штюрмера со мною повидаться и посоветоваться по делу Мануйлова. Арест Мануйлова, действительно, последовал во время моего отсутствия из Петрограда, и с подробностями его я познакомился как из отчетов «Русского Слова», так по приезде, со слов дочери Мануйлова, его жены Деринговской и Климовича, пожелавшего узнать мой взгляд на это дело и рассказавшего мне много из прошлой жизни Мануйлова, в департаменте полиции в качестве заведующего особым отделом, чего я не знал и что было ему известно по прежней службе и в этот момент при собрании, пред арестом Мануйлова, подробных о нем сведений. К этому времени я сам уже убедился во многих отрицательных чертах Мануйлова, но, тем не менее, способ постановки обличения Мануйлова в недобросовестных его отношениях к И. Хвостову, в чем я видел наводящую руку А. Н. Хвостова, сокрытие от Штюрмера ареста Мануйлова, несмотря на то, что последний состоял в прикомандировании к Штюрмеру как председателю совета министров и взятие при обыске писем Распутина, карточки митрополита и Вырубовой, — все вместе взятое давало мне основание предполагать, что, в данном случае, Климовичем руководило желание, путем разоблачения Мануйлова во всей совокупности неблаговидных сторон его деятельности, скомпрометировать Штюрмера не только близостью к нему Мануйлова, но и в глазах Вырубовой, которой Штюрмер аккредитовал Мануйлова как особо доверенное им лицо, часто посылая его к Вырубовой с своими секретными поручениями. Вместе с тем, близость Мануйлова к Распутину и митрополиту и знание им многих сторон закулисных влияний того времени бесспорно не могли не привлечь общественного внимания к этому процессу; при этом для меня было несомненным и то обстоятельство, что Мануйлов не будет разборчив в способах защиты и, чтобы избежать постановки дела о нем на суд, прибегнет к воздействию на лиц, ему покровительствовавших, не только путем просьб о заступничестве за него, но и застращиванием их своими показаниями следственной власти, что впоследствии и случилось. Об этой своей точке зрения на арест Мануйлова я сказал и ген. Климовичу, с которым я был солидарен в отношении оценки Штюрмера и отношений Вырубовой к Распутину.