Приключения Перигрина Пикля - Тобайас Смоллет

Тем временем Пикль, возмущенный приемом, оказанным его слуге, и уведомленный о втором проигрыше его лордства, решил действовать беспощадно и, достав в тот же день судебный приказ, немедленно передал его бейлифу, который предъявил его в тот момент, когда должник садился в свой портшез у двери кофейни Уайта. Должник, будучи от природы вспыльчивым и высокомерным, попробовал оказать сопротивление бейлифам, которые в один миг его обезоружили, и эта попытка только усугубила его унижение, свидетелями коего были сотни людей, причем большинство громко смеялось, видя, как арестовывают лорда.

Происшествие, получившее столь широкую огласку, недолго могло оставаться сокрытым от отца, который в тот же день имел удовольствие услышать, что сын его заключен в доме бейлифа. Получив это сообщение, он послал своего дворецкого расспросить о подробностях ареста и был возмущен, изумлен и озабочен, узнав размеры долга, который, по его предположению, сын уже уплатил. Не желая вносить столь солидную сумму за расточителя, коему он и так уже слишком потакал и который на протяжении недели мог снова очутиться в таком же затруднительном положении, старый джентльмен написал письмо Перигрину, сообщая, сколь тяжело было бы ему потерять такую сумму по вине безрассудного сына, чьи обещания он не обязан исполнять, и выражая желание, чтобы Перигрин умерил свои требования, так как не давал эту сумму в долг и потому не понесет ни малейших убытков.

Как только наш герой получил это письмо, он сам отправился к автору его и чистосердечно сообщил об особых условиях игры, а также о неблагодарности и наглости его сына, признавшись, что именно эти качества побудили его принять меры, о которых он раньше не помышлял. Старый аристократ согласился с тем, что отмщение едва ли соответствовало обиде, и осудил поведение сына с такою прямотой и беспристрастием, что успокоил негодование Перигрина и побудил его дать неопровержимое доказательство собственного бескорыстия, каковое и было немедленно предъявлено: Перигрин достал чек и разорвал его, объявив предварительно его лордству, что судебный приказ будет взят назад и арестованного сегодня же освободят.

Граф, прекрасно понимавший цену деньгам и близко знакомый с человеческой природой, был ошеломлен этой жертвой, вызванной, по словам Пикля, уважением к его лордству; и, не поскупившись на восторженные похвалы его великодушию, просил чести быть знакомым с ним и пригласил его на следующий день к обеду. Наш герой, радуясь столь счастливой возможности отличиться, менее чем через час исполнил все пункты своего обещания, а наутро его посетил должник, явившийся по требованию отца поблагодарить его за оказанную милость и попросить прощения за обиду, ему нанесенную.

Это смирение было приятно нашему герою, любезно принявшему его извинения и вместе с ним отправившемуся на обед, за которым его обласкал старый граф, оказавший ему особое внимание и уважение. Но благодарность его не ограничилась одной учтивостью: пользуясь большим влиянием при дворе, он предложил свою помощь Пиклю и с такой настойчивостью выражал это желание, что Перигрин решил не упускать случая и помочь своему отсутствующему другу Годфри, за которого и ходатайствовал перед его лордством.

Граф, довольный этой просьбой, являвшейся новым доказательством доброты молодого джентльмена, сказал, что не преминет отнестись с величайшим вниманием к его ходатайству; и по прошествии шести недель патент на капитанский чин был действительно подписан на имя брата Эмилии, которого очень приятно удивило извещение, полученное из военного министерства, хотя он не имел представления о том, кому обязан этим производством.

Глава LXXXV

Тем временем Перигрин преуспевал и, как уже выше было отмечено, имел не раз возможность заключить выгодный брак, не будь его честолюбие непомерно, а сердце все еще охвачено страстью, которую все легкомыслие юности не могло уравновесить и вся суетность гордыни не могла преодолеть. Наш герой не остался незамеченным и в мире литературы и искусства. Он отличился несколькими поэтическими произведениями, которыми стяжал немалую известность. Впрочем, эти творения были не из тех, каковым надлежало бы способствовать славе его гения; но любая сносная вещь, вышедшая из-под пера человека с такой репутацией и таким богатством, каким, по слухам, обладал Перигрин, всегда будет рассматриваться большинством читателей как образец изумительного совершенства; хотя то же самое сочинение, выпущенное в свет под именем автора, пользующегося меньшим достатком, будет по справедливости оставлено без внимания и отвергнуто, столь велико влияние и устрашающее воздействие нелепых соображений на мнение большинства людей.

Как бы то ни было, не успел наш молодой джентльмен отличиться в качестве сочинителя, как его уже признали своим патроном все голодающие почитатели поэзии; его воспевали в одах, прославляли в эпиграммах и поили млеком нежных посвящений. Тщеславие его тешилось этим фимиамом, и хотя разум не мог не презирать тех, кто его курил, однако ни один из них не уходил от него с пустыми руками. Он начал всерьез почитать себя тем великим гением, которым провозгласили его эти льстецы; он поддерживал знакомство со светскими остроумцами и даже сочинял тайком различные bons mots[73]; якобы экспромтом он рассыпал их затем в обществе. Впрочем, предаваясь такому занятию, он подражал кое-кому из наиболее прославленных гениев своего века, которые — если бы открылась истина — тайком трудились в поте лица над остротами, выдавая их за плод мгновенного вдохновения. С таким успехом упражнял он этот талант, что даже вступил в соревнование с тем великим человеком, который давно сидел у кормила остроумия; и после происшедшего однажды между ними диалога на тему о штопоре, когда противники отвечали ударом на удар, толчком на толчок, кое-кто из тех спутников, которые обычно окружают столь ослепительные светила и отражают их лучи, признал нашего героя победителем его лордства.

Одним словом, он столь погрузился в эти литературные забавы, что взял в свой руки управление партером, возглавив тех критиков, что именуют себя «весь Лондон»; и на этом основании проучил многих актеров, которых незаслуженный успех сделал дерзкими и строптивыми. Что касается новых театральных произведений, то, будучи большей частью вялыми и скучными, они тем не менее всегда обретали его защиту и покровительство, ибо отвращение к пьесе никогда не превышало его сочувствия к бедному сочинителю, который в мучительнейшем напряжении стоял за кулисами и дрожал так, как будто находился на краю гибели. Однако, простирая свою щедрость и сострадание на смиренных и нуждающихся, он никогда не упускал случая унизить подлых и заносчивых. Если бы облекли его законодательной властью, он, без сомнения, придумал бы небывалые наказания для всех прегрешающих против человеколюбия иблагоприличия; но, будучи ограничен в своей власти, он изощрял ум, обрекая виновников на насмешки и презрение сограждан.

С этой-то целью он и занялся прорицаниями, чему по-прежнему сопутствовал успех, и использовал проницательность своего друга Кэдуоледера, хотя иной раз прибегал к этому средству и для галантных интриг, будучи, как, быть может, приметил читатель, от природы очень влюбчив. Он не только разыгрывал роль преобразователя или, вернее, карателя в светском обществе, но изощрял свои способности и среди тех представителей низшего класса, которым случилось навлечь на себя его неудовольствие.

Одна из проказ, рожденных фантазией нашего героя, была внушена двумя объявлениями, которые были помещены в одной и той же газете лицами, желавшими получить взаймы некоторую сумму денег и сулившими верное обеспечение. Судя по стилю и характеру этих объявлений, Перигрин заключил, что они написаны двумя адвокатами, а к этой породе людей он питал не меньшее отвращение, чем его дядя. Желая позабавиться их разочарованием, а также позабавить кое-кого из своих приятелей, он послал обоим авторам по письму, подписанному А. Б., на адрес, указанный в газете, сообщая, что если тот придет со своими документами в известную кофейню близ Темпла ровно в шесть часов вечера, то увидит в отделении, находящемся по правую руку, рядом с окном, человека, который охотно потолкует с ним о предмете, затронутом в объявлении и, если его обеспечение придется по вкусу, ссудит ему желаемую сумму. Еще не пробил час этого свидания, когда Пикль со своим другом Кэдуоледером и еще несколько джентльменов, которых он счел уместным посвятить в эту затею, отправились в кофейню и расположились неподалеку от места, назначенного для встречи.

Надежда получить деньги столь сильно повлияла на исправность адвокатов, что один из них прибыл значительно раньше указанного часа и, обозрев комнату, поместился там, где было емупредложено, устремил взгляд на часы, находившиеся перед ним, и спросил буфетчика, не отстают ли они. Скоро к нему присоединился странный субъект, который, переваливаясь, вошел в комнату, держа за пазухой связку бумаг; пот струился у него по носу. Заметив человека в отделении, куда сам был приглашен, он решил, что это и есть заимодавец, и, едва успев отдышаться, ибо спешил так, что задохнулся, он сказал: