1941. Разгром Западного фронта - Дмитрий Егоров

Примечание. На страницах этой книги довольно много упоминаний о подбитых, сожженных и выведенных из строя танках противника. Получается: били их, били, да все без толку. Наколотили вон сколько, а на третьи сутки сдали Вильно, на шестые — Минск. Кто-то из наших известных писателей (даже фронтовик, по-моему) пробовал подсчитать по сводкам Совинформбюро заявленный нами нанесенный врагу урон. И выходило: танков и самолетов сбили и сожгли во много раз больше того, чем их вообще было произведено. И солдат уложили и взяли в плен столько, сколько населения во всей Германии, Австрии и странах-сателлитах, вместе взятых (включая младенцев), еще не родилось к 22 июня. Агитация, пропаганда, желаемое вместо действительного… Немцы в долгу не остались, хоть и были скромнее.

Но что же вышло с вражескими танками, особенно с теми, что участвовали в боях летом 41-го? Да, их били, но били слабыми снарядами, не уничтожавшими, а лишь калечившими технику. Рвали гусеницы, выбивали катки, пробивали броню, поражали экипажи. Поджигали, но не всегда. А потом отступали, давая полную свободу творчества немецким ремонтникам. А если и удерживались на своих рубежах, то не препятствовали эвакуации поврежденных машин с поля боя. А в донесениях писали «уничтожено» вместо «выведено из строя». Понимание того, что с танками нужно бороться иначе, как бы это сказать, «более углубленно», что ли, пришло позже. Мало выводить их из строя, надо затруднять или делать невозможными их эвакуацию и дальнейшее восстановление. Когда К. М. Симонов осматривал немецкую бронетехнику, подбитую воинами 388-го СП 172-й дивизии на буйническом поле под Могилевом, он записал одну маленькую подробность, которая дает ответ на то, КАК нужно было поступать ВЕЗДЕ и ВСЕГДА: «Чтобы немцы не утащили ночью танки, они были подорваны толом и часть содержимого машин была разбросана кругом по полю»[451]. Вместе с Симоновым находился репортер «Известий» Павел Трошкин. То, что он снял на поле боя, вскоре увидела вся страна.

Глава 11

Катастрофа

«Vae victis, vae victoris»

(Горе побежденным, горе победителям)

11.1. Захват противником Минска

Образование внутреннего кольца окружения вокруг белостокской группировки

Можно ли подробно, «разложив по полочкам», описать КАТАСТРОФУ? Не зафиксировать просто начало и конец («так было до… — так стало после…»), а досконально раскрыть ее развитие, указать мельчайшие детали, подробности во взаимосвязи их друг с другом? Едва ли. Прошу не судить строго, если эта глава да и вся книга покажутся кому-то бессвязными, лишенными стержня и плавных переходов от одной части к другой.

28 июня 1941 г. Этот день навсегда останется черным в истории Беларуси. Во второй половине дня германские войска прорвали оборону 13-й армии на стыках 2-го и 44-го стрелковых и 20-го механизированного корпусов. Вечером передовые части вермахта с двух сторон — от станции Болотная и от юго-западных окраин — вошли в Минск. Опять же 28 июня немецкие части, наступавшие от Бельска и Гродно, соединились в районе Большой и Малой Берестовиц, расчленив белостокскую группировку на несколько изолированных частей. Началась агония, хотя ожесточенные бои советских частей с армейскими корпусами 4-й и 9-й армий противника, стремившимися к Волковыску и Лунно, продолжались еще не один день. Но утром 28 июня еще никто не знал и не предполагал, как все обернется. В 2 часа ночи начальник Генштаба Г. К. Жуков запросил обстановку на Западном фронте у В. Е. Климовских. Обстановка была безрадостной. Данных о 3-й и 10-й армиях и конно-механизированной группе не было, шли бои на рубеже Минского УРа и на бобруйском направлении. По словам Климовских, 6-й мехкорпус якобы находился в районе Барановичей, 13-й — в районе Столбцов. Разумеется, это никоим образом не соответствовало действительности. Также начштаба фронта сообщил, что, по его данным, Барановичи и Бобруйск находятся в наших руках. На вопрос Жукова по артиллерии РГК он ответил, что с артиллерией все в порядке, нет данных только по двум полкам: 120-му и 375-му. Эта информация также не имела ничего общего с действительным положением дел, что еще раз подтверждает полный коллапс в руководстве войсками Западного фронта.

Покинувшие Минск штаб и политуправление Западного фронта разворачивались вблизи от Могилева — не имея «ВЧ»-связи ни с Москвой, ни с Минском, полностью утратив контроль над ситуацией. Здесь же, в Могилеве, находилась группа высших командиров пограничных и внутренних войск НКВД СССР, на которых было возложено наведение хотя бы элементарного порядка в тылу фронта: начальник Главного Управления погранвойск генерал-лейтенант Г. Г. Соколов, начальник войск Белорусского погранокруга генерал-лейтенант И. А. Богданов со своим штабом и командир 3-й ЖДД НКВД комбриг В. И. Киселев. Прибыли в Могилев также маршалы Советского Союза Б. М. Шапошников и К. Е. Ворошилов. К. М. Симонов к этому времени все-таки добрался из Борисова до политуправления, доложил о прибытии начальнику управления дивизионному комиссару П. А. Лестеву и был направлен для прохождения службы во фронтовую газету. Он вспоминал: «Начинало темнеть. Я уже собрался ехать, когда вдруг из лесу выскочило несколько машин, впереди — длинный черный „паккард“. Из него вылезли двое. Все это происходило в нескольких шагах от меня. Лестев вытянулся и начал рапортовать:

— Товарищ маршал…

Вглядевшись, я узнал Ворошилова и Шапошникова. Меня радовало, что они оба здесь. Казалось, что наконец все должно стать более понятным. Я обошел стороной стоявшее на дороге начальство, сел в редакционную полуторку и поехал назад, в Могилев»[452].

Сохранилась телеграфная лента переговоров по «БОДО», состоявшихся в 05:40 утра, между Г. Г. Соколовым и заместителем наркома внутренних дел СССР по войскам генерал-лейтенантом И. И. Масленниковым[453]. Ее содержание весьма наглядно демонстрирует все то смятение и хаос, царившие в те дни в прифронтовой зоне Белоруссии. На вопрос Масленникова по обстановке Соколов ответил несколько неожиданным сравнением: «Доложить трудно ввиду большой неясности. Все, что сейчас имеет место, очень похоже на начало Халхин-Гола (выделено мною. — Д. Е.), только [в] значительно большем масштабе. По всем дорогам едут на машинах группы бойцов перепутавшихся родов войск и частей, сильно измотанных, деморализованных и подавленных. При звуке самолета, невзирая на то, свой или чужой, машины прибавляют скорость, и, несмотря ни на что, такое беспорядочное движение, никем не управляемое, превращается в панику… Слухи о десантах и диверсантах приводят [к] частому убийству ни в чем не повинных людей, особенно достается мобилизованным и милиционерам». Генерал отметил, что сейчас контроль над тылом в основном восстановлен, задача остановить бегущих в тыл военнослужащих выполнена, в тылу начинает появляться порядок. Но обстановка на фронте представляется в Могилеве весьма смутно, на основании неясных слухов и сообщений командиров отступивших на восток частей, в том числе и из своего наркомата. Встречено значительное количество «буквально целых авиационных, артиллерийских и танковых частей, целиком потерявших или, вернее, бросивших материальную часть». Такими Соколов мог ошибочно посчитать летчиков 60-й авиадивизии во главе с полковником Е. З. Татанашвили, вышедших к Могилеву от Барановичей, и вполне законно — зенитчиков 479-го артполка, бросивших свои орудия у станции Городея (см. выше). Кто и какими силами обороняет Минск, также понятно не было. По его словам, из Беловежской пущи прибыла на машинах группа пограничников, которые проехали Дзержинск и никого там не встретили. О том же свидетельствовал приезд вечером 27 июня в Могилев со стороны Дзержинска генерала Богданова со штабом погранокруга и доклад самого И. А. Богданова, особенно о положении в частях РККА — как известно, немцы без боя заняли Дзержинск вечером 27 июня. Г. Г. Соколов так охарактеризовал причины существующего беспорядка: «Деморализация подразделений и тылов произошла вследствие потери управления и незнания конкретной обстановки на местах, отсутствия разведки и связи. Большую роль в этом деле сыграли евреи, которые разносят панику вплоть до Москвы, а также и горе-руководители всяких органов, эвакуирующих так называемые „архивы“». Как настоящий чекист, Соколов предлагал достаточно жестко разбираться с виновниками паники. В частности, он считал необходимым «семьи руководства, панически бежавшие в Москву и распространявшие своим бегством пораженческие настроения, сослать [в] Красноярский край без права возвращения оттуда до окончания войны». На этом переговоры вроде бы завершились, но через некоторое время И. И. Масленников вновь вызвал Соколова к аппарату вместе с И. А. Богдановым и передал им приказ наркома Л. П. Берия, суть которого вкратце была такова: принять энергичные меры для восстановления линии «ВЧ»-связи Могилев — Москва (прорыв предполагался в районе Могилева), использовать ее восстановления части связи Красной Армии; организовать подвижную группу для восстановления «ВЧ»-связи на участке Могилев — Минск; немедленно направить разведгруппу под командой комбрига Киселева на автомашинах в Минск с целью прояснения истинного положения и немедленного доклада через ближайшую от Минска телефонную или телеграфную станцию. Обо всем увиденном немедленно информировать Москву. Генерал Г. Г. Соколов, в свою очередь, ответил, что при попытке связаться с Москвой его обругали на ломаном русском языке, а 27 июня при попытке связаться с Москвой через Смоленск он получил в разговоре «издевательские насмешки». Зам. наркома еще раз напомнил, что надлежит установить, чей Минск и верно ли докладывает комбриг Киселев, что гарнизоны железнодорожных войск продолжают охранять объекты в Минске и Дзержинске. От себя он посоветовал сформировать крепкий разведывательный батальон или полк усиленного состава, желательно из войск НКВД, и направить его в дальний рейд для установления ясной картины, что происходит в районе Минска и далее до старой госграницы. Но, еще раз напомню, это было ранним утром 28 июня. К вечеру обстановка в районе Минска изменилась радикально, но штаб фронта еще несколько дней (по крайней мере, так это выглядит в документах) «не признавал» факт падения столицы республики. Лишь в оперсводке № 12 на 20:00 30 июня указывалось: «13-я армия в результате боев, начавшихся 28.6.41 г., оставила Минский укрепленный район и гор. Минск». 30 июня, обойдя открытый правый фланг 2-го стрелкового корпуса, 18-я танковая дивизия противника вышла к Березине в районе Борисова. К 30-му Западный фронт рухнул окончательно, и остатки его войск, которые оказались как за внешними флангами наступающих танковых групп ГА «Центр», то есть вне кольца окружения, так и за внутренними, в беспорядке хлынули к Березине и Днепру. Героизм отдельных частей и соединений (50, 100 и 161-й дивизий в частности) не мог уже ничего исправить и ни на что существенно повлиять. В то же время даже кратковременные бои в Минском УРе привели к тому, что план «Барбаросса» дал первую трещину. Минск надлежало взять 27 июня, но героизм войск 13-й армии отсрочил его падение на сутки, и сообщение об этом, как упоминается в некоторых источниках, было причиной первого нервного срыва А. Гитлера.