Дэн Сяопин - Александр Панцов

Пятнадцатого июля 1979 года ЦК и Госсовет даже приняли решение организовать в городах Шэньчжэне (на границе с Гонконгом), Чжухае (рядом с Макао) и Шаньтоу провинции Гуандун, а также в городе Сямэне провинции Фуцзянь «в опытном порядке» особые районы для привлечения инвестиций китайцев, проживающих за границей, а также других иностранцев, желавших строить новые промышленные предприятия в Китае или совместно вести хозяйство на уже имевшихся объектах27. Иностранные или смешанные предприятия должны были выпускать продукцию на экспорт, работая исключительно по законам рынка. Особые районы вообще создавались как рыночные анклавы в по-прежнему социалистической китайской экономике. От остальной части страны их отделяла не менее прочная граница, чем КНР — от других стран28.

Дэн выступил горячим сторонником этих новых районов: именно он, кстати, и предложил их название: как напоминание об Особом районе Шэньси — Ганьсу — Нинся, руководимом коммунистами в годы антияпонской войны. Аналогия, конечно, страдала: вряд ли можно было найти какие-либо другие территории, столь сильно разнившиеся между собой по сути. Особые районы были официально открыты 26 августа 1979 года, а в мае 1980-го по предложению Чэнь Юня переименованы в ОЭР — особые экономические районы. Чэнь боялся, чтобы кто-нибудь не подумал, будто китайские коммунисты собираются вводить в некоторых местах страны особые политические порядки. Дэн против переименования не возражал: как мы знаем, он тоже не был сторонником политических изменений в КНР.

Первым предприятием, созданным на территории ОЭР (в Шэньчжэне), стало отделение гонконгской компании по утилизации использованных судов. Но это было только начало. Во главе вновь созданного министерства ОЭР Дэн поставил известного сторонника реформ Гу My; полную поддержку он получил и от партийных руководителей Гуандуна и Фуцзяни. И дело закипело. Все четыре ОЭР стали бурно развиваться. Причем не только за счет средств хуацяо, хотя их инвестиции и составляли большую часть капиталовложений, но и благодаря деловой активности японцев и «заморских волосатых дьяволов» (то есть людей европейской внешности). А то, что последние стали эксплуатировать жителей этих зон, Дэна, похоже, ничуть не смущало. Наоборот, он открыто и в общем-то цинично заявлял, что именно в «относительной дешевизне нашей рабочей силы заключается преимущество [Китая]»29.

В этом последнем вопросе он, кстати, был намного радикальнее Чэнь Юня, демонстрировавшего крайнюю осторожность30. Но Дэн открыто не полемизировал со стариной Чэнем, по-прежнему весьма влиятельным, к тому же действительно неплохо разбиравшимся в экономике. Чэнь был ему по-прежнему нужен в борьбе с Хуа Гофэном.

Следующим шагом по выдавливанию Хуа из власти стало устранение из Политбюро и снятие со всех должностей внутри и вне партии в феврале 1980 года, на 5-м пленуме ЦК, четырех главных соратников незадачливого преемника «великого кормчего»: знакомых нам Ван Дунсина и У Дэ, а также командующего Пекинским военным округом генерала Чэнь Силяня и заместителя премьера Цзи Дэнкуя. Принципиальное решение по этому вопросу Дэн принял в октябре 1979 года на частном совещании с Ху Яобаном, Яо Илинем и Дэн Лицюнем31.

На том же пленуме Ху Яобан и Чжао Цзыян стали членами Постоянного комитета. Кроме того, был восстановлен Секретариат ЦК компартии в составе одиннадцати человек (секретарем по сельскому хозяйству стал Вань Ли) и вновь учреждена должность Генерального секретаря, та самая, которую до августа 1966 года занимал Дэн Сяопин. Новым генсеком стал Ху Яобан. Пленум принял также историческое решение реабилитировать Лю Шаоци32.

Вопрос о Лю был, понятно, напрямую связан как с оценкой «культурной революции», так и самого Мао Цзэдуна. К тому времени, по неполным данным, свидетельства о реабилитации получили уже 2 миллиона 900 тысяч жертв политических репрессий (имеются в виду только те, на кого в свое время было заведено уголовное дело)33. Но Лю оставался пока «персоной нон грата». Даже в важной речи, посвященной тридцатилетию КНР, с которой от имени ЦК, Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей и Госсовета 29 сентября 1979 года выступил маршал Е Цзяньин, о Лю Шаоци ничего хорошего не говорилось. Правда, не было сказано и плохого, что тоже весьма показательно. Кроме того, впервые вина за ошибки в борьбе против «правых» в 1957 году, «большой скачок» и «культурную революцию» возлагалась не на «антипартийные элементы» типа Линь Бяо или «группы четырех», а на все руководство партии, в том числе по существу и на Председателя Мао34. Отсюда до реабилитации Лю Шаоци и презентации новой концепции истории Компартии Китая после образования КНР оставалось совсем немного.

Сразу после выступления маршала Дэн организовал небольшую группу в составе двадцати человек во главе с Ху Яобаном, Ху Цяому и Дэн Лицюнем, которая занялась подготовкой новой официальной концепции истории партии за последние 30 лет, так называемого «Решения по некоторым вопросам истории КПК со времени образования КНР». В ноябре же после обсуждения соответствующих материалов с Чэнь Юнем, вдовой Чжоу Эньлая Дэн Инчао и Ху Яобаном он принял решение по делу Лю Шаоци35. И о ближайшей реабилитации «каппутиста № 1» сообщил партийным работникам за месяц до 5-го пленума, в середине января 1980 года. Тогда же рассказал и о подготовке «Решения»36. Но чтобы никто не надеялся на либеральное толкование прошлого, от имени ЦК партии предложил удалить из Конституции указание на то, что граждане имеют право «свободно высказываться, полностью выражать свои мысли, широко участвовать в дискуссиях и вывешивать дацзыбао»37. В следующем месяце 5-й пленум ЦК полностью поддержал его, после чего в сентябре 3-я сессия Всекитайского собрания народных представителей пятого созыва исправила Конституцию: «В целях полного развития демократии»38.

Между тем вдова Лю, Ван Гуанмэй, выпущенная из тюрьмы только после 3-го пленума, получила прах любимого мужа. 17 мая 1980 года в Пекине состоялась церемония в память о «великом пролетарском революционере». Дэн сам произнес траурную речь. А потом, пожимая руки Ван Гуанмэй, с большим значением сказал: «Это хорошее дело! Это победа!»39 Дирекция Музея китайской революции попросила Ван Гуанмэй отдать им прах Лю на хранение. Возможно, хотела выставить его в качестве экспоната, но та не согласилась: она выполнила завещание мужа, предав его прах волнам Желтого моря. (Лю неоднократно говорил ей и детям, что хотел бы последовать примеру Энгельса, прах которого был захоронен в море: «Море соединяется с пятью океанами, поэтому я буду видеть торжество коммунизма во всем мире»40.)