Реликтовая популяция. Книга 1 - Виктор Васильевич Ананишнов

Надо идти и искать. Кто-то же должен остаться в живых… Эх! Клоуда падала слишком с большой высоты, а вот малыша, может быть, выродки увели от глаз тескомовских долой.

Торн неторопливо поднялся на ноги, со всей тщательностью ощупал себя с ног до головы и важно произнёс:

– Люди!.. Люди, Свим, весьма забывчивые существа. И знаешь почему? А вот почему. Когда Акарак создавал Обезьяна…

– Ну, опять ты начал нести ахинею, – кисло заметил Свим.

Ему напоминания торна об Акараке стали уже надоедать, а тот наставительно продолжал:

– …то был под впечатлением одной торнетты, о забывчивости которой до сих пор сохранились легенды. Так вот, Акарак посчитал забавным именно таковым сделать и вашего первопредка. То есть Обезьяна.

– Тьфу, на тебя, Сестерций! Вы сами, торны, себе мозги набекрень поставили и теперь носитесь со сказками как некоторые, так называемые, религиозные люди и разумные со своими Священными Книгами, Писаниями, Откровениями и другим подобным бредом. Ты когда такое несёшь, неужели веришь сам в сказанную галиматью? И потом, ты сам забыл, что мне уже рассказывал то же самое совсем недавно. Ваш Акарак, ты говорил, и наш Обезьян были созданы оба. Они же братья, по сути дела, если верить твоей версии. А ты мне тут лепишь идиотские легенды!.. Ладно, у нас времени маловато. Смотри, солнце уже наполовину погрузилось под землю. Так что пошли, уважаемый потомок Акарака.

– И куда же ты пойдёшь, потомок забывчивого Обезьяна? Туда, или, может быть, вон туда?

– Что ты пристал? Ничего я не забыл. А пойдём сейчас к дороге, и будем искать.

– Люди! – Торн неторопливо снял свой заплечный мешок и вытащил из него небольшой кубик, похожий на тот, что был у Свима.

– А-а, – вспомнил Свим. – Ну и что?

– Вот потому я и говорю, что люди забывчивы. Ты после того, как нажал на эту сторону для пеленга на свой приемник, нажимал на неё ещё раз?

– Нет. Мне и в голову не приходило, что нужно было…

– И приёмник лежит у тебя в мешке?

– Да-а, – Свим стал догадываться, к чему ведёт торн свой дотошный допрос. Появилась надежда, но Свим не торопился поверить в невозможное, спросил осторожно: – Ты считаешь, что у нас есть способ выйти на него? И найти наших?

Торн многозначительно промолчал.

– Но вдруг он попал в чужие руки? – Предположил Свим. – Или даже наши взяли и нажали, совершенно случайно. Хотя бы из интереса.

– Не думаю. Для того чтобы выключить пеленгатор, надо нажать трижды. Не представляю, кто может до этого догадаться. Так что на твой вопрос отвечаю. Да, мы можем выйти на твой мешок или на сам пеленгатор, если он потерян, вынут, заброшен или у кого-то в кармане. Ты, вижу, доволен.

– Ха, доволен. Я восхищён тобой… Ну, так давай, нажимай! Что ты тянешь?.. Чтоб тебя збун проучил!

Демонстративно помедлив, торн нажал на кубик. В нём сдавленно пискнуло, словно провели чем-то твёрдым по стеклу, заставив Свима передёрнуться всем телом. Сестерций, однако, удовлетворительно кивнул компом и приложил кубик к уху, прослушивая неслышимое. Неслышимое для Свима, сам-то торн, по-видимому, что-то там прекрасно слышал и как бы соглашался со всем, часто кивая чему-то в такт услышанному.

– Ты, дурб, даже не представляешь, как близко находится твой пеленгатор или мешок, – неторопливо доложил торн и замолчал, выводя Свима из терпения.

– Ну, мутные звезды! Не тяни! Где?

Сестерций гордо вскинул голову. На него находила гордыня перед человеком, наконец-то, проявившему неподдельный интерес к его способности что-то сделать для их обоюдного блага. Его зеленоватые глаза, не мигая, в упор смотрели на Свима.

– Слушай, ты! Там, может быть, наша помощь нужна, а ты тут из себя что-то изображаешь. Что ты мне свою спесь демонстрируешь?

Свиму было невдомёк, что вспышка самолюбия у торна имела под собой непростую основу и не обычный каприз.

Сегодня, при падении в гондоле воздушного шара, с ним случилось то, чего он всегда боялся, тем более перед лицом Свима, который, похоже, ничего не заметил. Для себя Сестерций объяснил невнимание со стороны человека его незнанием некоторых возможностей торнов, сохраняемых втайне по клановым или личным соображениям.

Так, идеальная подвижность конечностей не показывалась из-за желания торнов во всём походить на людей. Имея дело с Сестерцием, можно было позабыть, и даже не знать, что у него колени и локти не настоящие, а лишь мимикрия. Привычка подражать людям заставляет их сгибать руки и ноги именно в известном месте и направлении; ладонь, не имеющая тыльной стороны и отличная от человеческой, сжимается в кулак так же, как у людей.

Особую и отличительную роль у биороботов играла периферийная система. Она непременно прикладывалась каждому клону торна, но не являлась его составляющей, а управлялась волевым воздействием через биотоки. В систему входили приспособления, устройства, всевозможные датчики – все, естественно, биологического происхождения, предназначенные для усиления мобильности и жизнестойкости биороботов. По-видимому, неведомые создатели торнов пытались обеспечить их способностями, какими не обладали сами: быстро, без сложных технических средств, передвигаться, точно фиксировать температуру окружающей среды, в любой момент знать суточное и календарное время, ориентироваться по магнитным линиям земли, усиливать зрение и другие штучки, которыми человек обделён природой.

К таким приспособлениям относились подвесные универсальные движители – пуджи, встроенные в вечные сапоги торнов. Пуджи, построенные как квазиантигравитационные вставки, подобно глаудерам, считались вечными и передавались от клона к клону. С ними могли справиться только биороботы, получая способность приподниматься на несколько сантиметров над опорой для ног и скользить или парить во взвешенном положении. Скорость движения при этом составляла десятки свиджей в праузу.

Таким образом, Сестерций мог воспользоваться движителями и не бояться падения с высоты. И даже помочь человеку, поддерживая его некоторое время.

Мог-то он мог, да не всегда. С первых мгновений своего создания Сестерций ощутил в себе одно неприятное качество – ему не всегда удавалось воздействовать на периферийную систему, в том числе и на пуджи. Так уж случилось с его клоном. За годы он смирился со своим своеобразным недугом, ведь могло быть и хуже. Некоторые клоны Огария и других предков клана Акарак страдали куда более обширным комплексом неполноценности по сравнению с его бессилием управлять периферийной системой согласно желанию.

Падая, Сестерций пытался привести пуджи в действие. Неудачная попытка справиться с ними и последующее не слишком мягкое приземление отрицательно сказались на психике торна. Ему требовалась какая-либо опора, чтобы самоутвердиться, почувствовать свою значимость и незаменимость. Потому-то так кстати оказалась просьба Свима, а его нетерпение получить как можно быстрее сведения от единственного источника, которым оказался торн, дали возможность Сестерцию скорее восстановить внутреннее равновесие. Зависимость человека от его способностей можно было сравнить с положительными эмоциями, что позволяло легче избавиться от неприятных ощущений, связанных с изъяном клонирования, через чалму