Сам о себе - Игорь Ильинский

Конечно, я стремился к работе над «Ревизором», но я просил повременить. В это время я был готов к другой работе. Я увлекся замыслом инсценировки романа Флобера «Госпожа Бовари» на сцене Малого театра. Я понимал и теперь ясно понимаю, что опять и опять могли и могут возникнуть закономерные сомнения: а почему, собственно, Ильинскому, который ассоциируется с комедией, сатирой и пр. и пр., следует работать над произведением, посвященным «женской душе». Прежде всего, в его ли оно палитре?

Если бы я подчинялся подобным толкам зрения, то потерял бы веру в себя, как художника, порой неожиданного в своем творчестве, я ограничил бы себя штампами и остановился бы в своем развитии.

Как я уже рассказывал, без веры в себя и веры в меня режиссера, я не сыграл бы Акима во «Власти тьмы», не посмел бы работать в жанре художественного чтения, а если бы работал на эстраде, то ограничил бы себя чтением чисто эстрадных юмористических рассказов, не решаясь читать ни «Старосветских помещиков», ни других классических произведений. Думаю, что, подчиняясь подобным взглядам, я обеднил бы самого себя и иссяк бы в приевшемся репертуаре, невольно обратясь в заштампованного и повторяющегося артиста. Каждый художник имеет право расширять свое поле деятельности соразмерно своему духовному росту, жизненному опыту и обогащению своих воззрений и наблюдений.

Перед нами великие примеры. Таким образом ведь можно было бы ограничить и деятельность Антоши Чехонте и считать, что он должен продолжать всю свою жизнь работать в стиле «Осколков». Зачем ему становиться драматургом, глубочайшим, нежным писателем, психологом, писать «Душечку», «Палату № 6» или «Архиерея». Перед нами пример и великого Чаплина, который не ограничился первыми «комическими» фильмами с бросанием в лицо пирожков с кремом, а пришел к глубоким, психологическим, гуманистическим фильмам, к своей, чаплиновской, философской точке зрения на целый ряд жизненных явлений.

Важно было, конечно, не только увлечься романом Флобера, бесконечно его перечитывая. Важно то, что я возымел свою точку зрения на события, описанные Флобером, и что я как художник хотел поделиться своими мыслями, передать их зрителям, показать героев романа такими, как я их увидел. Я зажегся желанием показать средствами театра реальную атмосферу жизни маленького французского городка и интересы его жителей. Хотелось выявить в театральном действии и театральными средствами те вопросы, которые поставил Флобер в своем романе.

Несмотря на то что я знал, как сам Флобер был против инсценировок своего романа, мне казалось, что его нежелание видеть свое произведение в сценическом виде идет от боязни вульгаризации и спекуляции на теме и на популярности романа. Мне хотелось поставленные Флобером перед читателями вопросы поставить на сцене перед зрителями, никак не изменяя мысли и духу Флобера, считая в то же время, что сценическая реальность и конкретность событий и действующих лиц силой театрального искусства может еще глубже воздействовать на зрителя в решении поставленных вопросов истинной любви и долга, алчности, эгоистичной жажды наслаждений и красивой жизни, цены легкомыслия и пр. Мне казалось, что, как и во всяком классическом произведении, эти вопросы встанут и перед нашим зрителем, перед нашей молодежью во всех их сложностях и тонкостях. Мне казалось, что постановка «Госпожи Бовари» может принести пользу советскому зрителю.

При всем уважении к Таирову и Коонен, я не принимал их спектакля, несмотря на отдельные талантливо сыгранные сцены и найденную режиссером непрерывность и динамичность развивающегося на протяжении многих картин действия.

Я видел Эмму обыкновенной женщиной, душевно чистой и порядочной, воспитанной несколько сентиментально-романтически, жаждущей большой, «идеальной» всепоглощающей любви и не находящей ее у своего мужа, заурядного человека, не обладающего теми идеальными качествами и талантами, которые Эмме хотелось видеть в ее «герое». Она тяготится неосуществимостью мечтаний, тихо грустит по поводу той участи, которую уготовила ей судьба. Конечно, по своему духовному уровню она выше окружающей ее обывательской среды провинциального городка. Но она никак не является какой-то героиней, женщиной, обладающей какими-то необыкновенными талантами, непокорно рвущейся в свет, к выявлению своей необыкновенной личности. А именно такой необыкновенной, выдающейся личностью играла ее Коонен.

Сентиментальное воспитание, невыносимая провинциальная скука, безделье, тяга к «красивой» жизни, независимо от содержательности или пустоты такой жизни, толкают ее – скромную, по существу, и безвольную – на целый ряд поступков, приводящих к тому запутанному клубку противоречий, из которого можно вырваться только смертью, и только смертью очистить себя от лжи, обманов, заменивших «идеальную любовь», разврата, предательства, словом, от всей той паутины, в которую она попала. Тут только она становится героиней, для которой ее протест против такой жизни превыше всего; она не думает о судьбе мужа, боготворящего ее, о судьбе дочери. Виновниками ее трагедии явились не только люди, окружавшие и обманывавшие ее, но и она сама. И чем она будет простодушнее, обыкновеннее, наивнее и чище, тем сильнее в конце концов прозвучит трагический конец, тем больше простится ей измена своему долгу и недооценка любви боготворящего ее Шарля Бовари.

Поначалу инсценировка, так же как и «Ярмарка тщеславия», была чрезмерной по обилию материала, но в конечном счете была сведена к трем с половиной часам продолжительности спектакля, что является возможным пределом для театра. Инсценировка на этот раз также была высоко оценена коллективом и художественным советом и принята к постановке на большой сцене театра.

Художником В. Ф. Рындиным по заказу театра были сделаны и представлены руководству театра и коллективу эскизы декораций. Сделанные в манере первых импрессионистов, они удивительно удачно передавали атмосферу французской провинции середины прошлого века. В эскизах к картинам кабачка «Руанский фонарь» и гостиницы угадывался Тулуз-Лотрек. Все эскизы заслужили всеобщее одобрение.

Тем летом я был во Франции и мне удалось побывать в городке Ли и в доме, где жила в далекие времена та дама, которая явилась для Флобера прообразом Эммы Бовари. Удалось мне побывать и в доме-музее Флобера под Руаном, осмотреть его домик на берегу Сены и тот балкон, на который он выходил, а публика с проходивших пароходов приветствовала писателя. Я был полон атмосферой городка Ионвиля и событий романа. Где-то на окраине городка даже угадывались усадьба и замок Родольфа Буланже. Я привез много фотографий, показывал их Рындину, который не раз бывал во Франции, великолепно знал и любил французских художников. Фотографии эти только помогли ему несколько конкретизировать характерные особенности провинциальных домиков, оставшихся с тех пор почти неприкосновенными как в Руане, так и в окрестных городках. Участники будущего спектакля с нетерпением ожидали начала увлекательной работы, но работа неожиданно была прервана и возобновилась только через год.