Сам о себе - Игорь Ильинский

Тем летом я был во Франции и мне удалось побывать в городке Ли и в доме, где жила в далекие времена та дама, которая явилась для Флобера прообразом Эммы Бовари. Удалось мне побывать и в доме-музее Флобера под Руаном, осмотреть его домик на берегу Сены и тот балкон, на который он выходил, а публика с проходивших пароходов приветствовала писателя. Я был полон атмосферой городка Ионвиля и событий романа. Где-то на окраине городка даже угадывались усадьба и замок Родольфа Буланже. Я привез много фотографий, показывал их Рындину, который не раз бывал во Франции, великолепно знал и любил французских художников. Фотографии эти только помогли ему несколько конкретизировать характерные особенности провинциальных домиков, оставшихся с тех пор почти неприкосновенными как в Руане, так и в окрестных городках. Участники будущего спектакля с нетерпением ожидали начала увлекательной работы, но работа неожиданно была прервана и возобновилась только через год.

Прошел всего месяц, как вдруг поступило предложение руководителей театра о перенесении спектакля в филиал. В спектакле было двадцать три картины. Художник работал применительно к большой сцене театра; масштаб спектакля, количество действующих лиц, необходимость непрерывной и быстрой смены картин совершенно очевидно требовали большой сцены. Все это учитывал В. Ф. Рындин.

В вопросе о переносе спектакля в филиал я чувствовал, что был бессилен и воздержался вступать в споры по этому поводу. Но, узнав о переносе, восстал Рындин и наотрез отказался переделывать работу применительно к филиалу. По существу, все было нужно начинать сначала.

– Посудите сами, – говорил нам Рындин, – в филиале на Ордынке нет высокорасположенных колосников и некуда убирать задники декораций; если же решать спектакль, на выездных ширмах и площадках, то нет места в боковых карманах сцены. В этих условиях сцены я не могу в реалистическом плане решать спектакль и создать непрерывность действия и перемен двадцати трех картин. Надо находить условные решения, которые, с моей точки зрения, не годятся и обеднят спектакль. Ищите другого художника.

И действительно, Рындин для ускорения и непрерывности смены множества картин нашел принцип триптиха, то есть деления в некоторых действиях спектакля сцены на три части. Даже в условиях большой сцены Малого театра это встречало постановочные трудности. В условиях же филиала этот принцип безусловно отпадал. Можно было понять огорчение Рындина, который во многом уже пошел на компромиссы. При своем большом опыте он очень умело для удешевления постановки старался без художественного ущерба использовать старые черные бархатные «сукна», а для массовых сцен почти целиком использовать подбор старых костюмов, только частично их обновляя для общей цветовой гаммы. Тут же он лишался возможности своего очень остроумного, основного решения художественного оформления.

Долго мы всем коллективом вместе с моим сорежиссером А. А. Шиповым всячески его уговаривали не бросать нас и выйти из трудного положения с переносом в филиал. Любопытно, что в дальнейшем этот спектакль шел и на больших сценах Художественного, а также и Малого театра, но... в том виде, в каком он пошел в филиале. Эти переносы вредили спектаклю, так как условия сцены везде были разные, создавали путаницу для постановочной части и воочию показывали, что этот спектакль, сложный во всех его компонентах, не спектакль, годный для переносов со сцены на сцену.

Комом начавшаяся работа по «Госпоже Бовари» повлияла в какой-то степени на ход репетиций, настроение участников и на художественный результат.

Главным недостатком спектакля я и многие мои товарищи считали затянутость перемен с одинаковыми ритмическими музыкальными паузами на протяжении двадцати трех картин. Непрерывности действия в филиале так и не удалось достичь. Только там, где можно было ввести интермедии перед занавесом, действие начинало катиться более стремительно. Правда, этот недостаток не был отмечен прессой. Но в то же время, несмотря на расхолаживавшее начало, у коллектива сильно было и увлечение начатой работой. Обособленность филиала, благожелательное отношение его технического персонала создавали спокойную, сосредоточенную атмосферу, столь нужную для работы над этой пьесой. Новый прилив творческого кислорода принес Н. И. Лейко своей чудесной музыкой. Право же, эта музыка была недооценена... Она так точно и очаровательно вливалась в действие, овевала зрителя атмосферой старой Франции, была в то же время такой настоящей. Великолепно был использован Пейко старый французский фольклор, выраженный в куплетах юродивого слепого шарманщика, которого великолепно играл А. П. Грузинский, и в песенках карнавала на празднике Микарэм, и в наивной песенке Фелиситэ, которую поочередно звонко и талантливо играли Пирогова и Бурыгина.

Главным же для меня было то, что и в этом спектакле, при всех его многих недостатках и несовершенствах, была та атмосфера, создаваемая на сцене, которая делает спектакль любимым самими исполнителями. Часть зрителей, к которым я причисляю и профессиональных критиков, может холодно пройти мимо этой атмосферы, восприняв главным образом недостатки. Но большинство зрителей (и критиков), видевших и почувствовавших эту особую атмосферу, которая, как мне кажется, является главным достоинством нашего спектакля (а такая особая для каждого спектакля атмосфера должна быть найдена в любом театральном представлении), уже снисходительней отнесутся и к недостаткам.

У меня есть глубокое убеждение в том, что наш зритель хочет и ждет глубоко реалистических спектаклей с созданной театром «атмосферой». Их становится не так много, и зритель тоскует и ищет таких спектаклей, он готов полюбить тот театр, где их будет больше. Он устал от «режиссерских» ухищрений. Передовой зритель уже отворачивается (или будет отворачиваться!) от всяческого «модерна», от всего модного новаторства, перешедшего в пошлость. Он хочет простоты, скромности и глубины в созданной на сцене жизни. Я бы лично относился с вниманием и доброжелательством к тем спектаклям, которые в какой-то степени находятся на этом пути.

Находился ли на этом пути спектакль «Госпожа Бовари» в Малом театре? На мой взгляд, да. Но это мнение режиссера, который ставил пьесу.

Дадим место некоторым отзывам прессы, наиболее интересным, с моей точки зрения, уважительно отнесшимся к спектаклю.

Вот что писала в «Вечерней Москве» А. Дубинская в своей статье «Картина буржуазных нравов».

«На сцене филиала Малого театра поставлена новая инсценировка известного романа Флобера «Госпожа Бовари». У многих еще сохранился в памяти спектакль Камерного театра, центром которого был романтический, трагедийный образ мятущейся, охваченной страстью и жаждой счастья Эммы – Алисы Коонен.