Генерал Багратион. Жизнь и война - Евгений Анисимов

Анализируя ход закончившейся кампании 1809 года, Багратион косвенно все-таки признавал свою неудачу, но относил ее за счет того, что поздно вступил в командование. Кроме того, армия была распылена на несколько отрядов, которые охраняли возможные пути наступления османов на Малую и Большую Валахию. В новой кампании главная задача командования состояла в том, чтобы вынудить турок к генеральному сражению: «Неоднократные опыты удостоверили, что к миру Порта не может быть принуждена иначе, как разбитием армии верховного визиря». Вместе с тем Багратион замечает, что главной трудностью в этом деле является то, что «Порта приняла систему и наистрожайше подтвердила верховному визирю всемерно избегать генеральной баталии в поле, а держаться в укрепленных местах или в крепких позициях, что самое чрезвычайно затруднять должно операции наши»56. Действительно, новая тактика турок оказалась неожиданной для русского командования, и только Кутузов смог перехитрить турецких военачальников, вытащив их из «раковины».

Любопытно, что в инструкции генералу Исаеву, отряд которого должен был действовать в Болгарии и Сербии, отмечалось, что нужен особый «образ обхождения» с болгарами, «на правом берегу Дуная обитающими». Главное, считал Багратион, не грабить и не озлоблять местное славянское население. В этом был заключен прагматический смысл, ибо «всякое насилие или исторжение, всякое разорение болгарских селений будет переходить из уст в уста и причинит то пагубное для нас последствие, что армия Его императорского величества вместо польз и выгод, от болгар по всей справедливости и по принятым мною мерам ожидаемым, найдет в каждом из них непримиримого врага и неприятеля», так что Болгария «причинит нам более вреда, нежели вдвое сильнейшая армия турецкая». Воинские начальники должны приказать солдатам обращаться с болгарами «братски и дружелюбно, ничего не исключая», так, чтобы «и самомалейшей вещи насильственным образом не брали и не требовали, жилищ, строений, полей, садов и всяких насаждений не разоряли, скота и птиц домашних не отбирали и словом никаких обид и притеснений не чинили». Но и своих солдат полководец, конечно, обижать не хотел, оставлял им место, где они могли бы развернуться: «Что принадлежит до селений турецких и до обывателей магометанского вероисповедания, то сии последние должны все быть военнопленными», а имущество турецкое (с некоторыми оговорками), «какого бы наименования ни было, составляет добычь войска; остается вам только благоразумным образом распорядиться, чтобы по сему предмету не могли происходить раздоры между российскими и сербскими войсками. При взятии турков в плен надлежит строго возбранять отправлять их нагими, а следует оставлять каждому одне сапоги, шаровары и куртку или что имеет». И здесь не излишняя на войне гуманность, а расчет: «…ибо в противном случае казна же должна Употреблять немалые удержки на их одеяние»57.

Как писал, анализируя план Багратиона, А. Н. Петров, «нельзя не отдать полной справедливости его всестороннему обсуждению в мельчайших деталях, широте взгляда, правильности соображений и смелости предприятий. Нужно помнить, что до того времени только Суворов вместе с принцем Кобургским готовились предпринять смелое движение к Шумле, не владея Силистрией и Рущуком». В целом, план Багратиона был реализован во время победоносной войны по освобождению Болгарии в 1877–1878 годах54. Но тогда, в 1810 году, этим планом наверняка опять был бы недоволен Александр. Самое дальнее, куда предполагал забраться Багратион при успехе операции в районе Дуная, это Шумла, Варна и Базарджик, а не переход через Балканы и не Адрианополь, о котором мечтал император. Не могла государю понравиться и итоговая, а в сущности ключевая, фраза из плана Багратиона: «Далее от Шумли операции сего корпуса зависят от обстоятельств и от движений неприятельских». Хотя Багратион и был учеником Суворова, исповедовавшего совсем другой, наступательный принцип, здесь он явно осторожничал. Как и в других случаях, демонстративно провозглашая суворовские начала, Багратион оставался реалистом, понимал, что имеет дело с серьезным противником, и готовился к непростой кампании.

Историк этой войны А. Н. Петров, рассматривая ситуацию с просьбами Багратиона об отставке, не без основания писал: «Судя по энергической деятельности князя Багратиона, с какою он предпринимал меры к осуществлению составленного им плана кампании 1810 года, деятельности, какую он обнаруживал уже после отправления приведенного письма (с просьбой об отставке. — Е. А.), едва ли можно сомневаться, что он не допускал мысли о том, что его намек на увольнение закончится действительным замещением. Заключения Гибша, конечно, не имели никакого значения. Но велико, значит, было неудовольствие за отступление князя Багратиона на левый берег Дуная, когда так легко согласились заменить его другим. Недостаточная подготовка Татарицкого сражения… только теперь сказалась не в пользу главнокомандующего, который мог бы собрать ко дню сражения гораздо больше сил, но этого не сделал, и потому не достиг желаемых результатов»54.

В истории с возвращением армии на левый берег Дуная немаловажно иметь в виду и различие позиций Александра и Багратиона. Каждый смотрел на эту проблему со своей колокольни. Багратион хотел сберечь армию, а для императора это было в конечном счете неважно. Когда вскоре сменивший Багратиона генерал Каменский 2-й загубил при неудачном штурме Рущука половину осадного корпуса (более восьми тысяч человек!), государь утешал его словами: «Неудача сия в моих понятиях не может иметь великой важности. Потеря, понесенная в сем деле, с избытком вознаградится присоединением к армии новой дивизии (составленной из рекрут. — Е. А.), коей приказал я к вам двинуться»60. Только что не упомянут старинный генеральский принцип: «Бабы новых нарожают».

Однако неожиданно для себя в канун новой кампании Багратион получил отставку — удовлетворили его прежнюю просьбу отправиться «для излечения болезни на 4 месяца». При этом, как писал он в своем последнем приказе 15 марта, «на место же мое возведен на степень главнокомандующего господин генерал от инфантерии граф Каменский 2-й, которому вследствие того и сдал я главное над армиею начальство»61. Известно, что Каменский был назначен в Дунайскую армию 2 февраля 1810 года, то есть почти сразу же после завершения Багратионом кампании 1809 года.

Итак, по императорскому указу 7 марта 1810 года генерал от инфантерии князь П. И. Багратион был отстранен от командования Молдавской армией, и на его место приехал граф Каменский 2-й. И хотя Багратион увозил из Бухареста заслуженный им в бою высший орден империи — Святого Андрея Первозванного62, он не мог быть доволен — его сняли с командования буквально накануне начала кампании 1810 года, которую он предполагал провести на основе столь тщательно разработанного им плана. Эта кампания — по убеждению Багратиона — должна была ознаменоваться новыми победами. Как уже сказано, отставка была прикрыта формальным разрешением выехать на лечение. Так же после Тильзита Беннигсен был отставлен «до излечения болезни». Но из именного указа об увольнении Багратиона с поста главнокомандующего, как и из приказа Багратиона по армии, которым он прощался с личным составом, ясно следует, что за заботой о здоровье полководца стояли именно немилость, скрытый гнев государев. В приказе Багратиона по армии было сказано: «По имянному Его императорского величества высочайшему указу, на имя мое последовавшему, государю императору благоугодно было снизойти на всеподданнейшее мое прошение и уволить меня на излечение болезни на 4 месяца…»63 Бросалось в глаза, что Багратион уезжал лечиться на четыре месяца, а увольняли его с поста главнокомандующего насовсем.