Севастополист - Георгий Панкратов

бы хотела дать тебе ответ. Но мне и вправду неизвестно. Этот Кучерявый откуда-то сверху. С уровня прямо над нами или, может, еще выше. Я ничего о нем не знаю. Так бывает, что появляется кто-то, кто ведет свою игру, даже если все ограничено правилами. Но я знаю одно: если ты останешься здесь, он перестанет тебя тревожить. Ты нужен ему, пока ты в движении, пока идешь дальше. Пока у тебя есть лампа.

– Это может быть случайностью? Вдруг он охотится за мною по ошибке?

– Здесь нет ничего случайного, – покачала головой Фе. – И даже человек на мелике, который сбил Кучерявого, пока ты скрывался в лифте, – даже он неслучаен. Представь, что случилось бы, не окажись тот человек в том месте? Кучерявый бы настиг тебя, и все бы закончилось.

– Ты говоришь, что все неслучайно? – Я, кажется, снова распалялся. – А помнишь, я говорил про устройство влияния, которое создали братья Саки? Они устраивали взрывы. Они проникали в пространства, которые должны были быть недоступны для них, и наводили там шороху. Что ты об этом думаешь?

– Все их шалости известны и разрешены, – устало ответила Фе. – Все эти возможности созданы для них специально, и весь шорох, как ты говоришь, что они могут наводить, заранее известен и строго лимитирован. Но они, дурачки, этого не знают – только-то и всего.

– Вот видишь! – воскликнул я, посчитав, что поймал Фе в ловушку. – Ты все знаешь, тебе все известно! Ты в курсе секретов Башни. Спроси здесь любого об этом – никто не поймет, о чем речь. Но не тебя! Ведь ты же у нас внедрена, так ведь?

Закончив, я снова со всей силой надавил на рычаги, и мы едва не вывалились из ватрушки. А затем, когда испуг прошел и я ждал от Фе ответа, девушка сделала то, чего я меньше всего ожидал. Она встала и пересела ко мне – на мое сиденье, заставив потесниться. И обняла меня.

– Я знаю, Фиолент, – прошептала она прямо в мое ухо. – Тебе многое кажется странным, и ты сомневаешься, можно ли мне доверять. – Я кивнул: это было так. – Но я не в курсе всех секретов Башни. Мне не открылась истина. Мне доверили только то, что может помочь тебе, и только этого я хочу. Я в курсе про эти потешные бомбы, развлечение знаек из набитых книгами комнат. Но это не значит, что я в курсе всего и что мне известен ответ на любой вопрос. Я никогда не была выше и не имею понятия, что там. Я ничего не знаю про верх.

Мне показалось, она готова расплакаться. Я растерялся и приобнял девушку, подбирая слова, чтобы смягчить свою же резкость, утешить ее, дать понять, что она важна для меня по-прежнему, что я верю ей. Но другой рукой я шарил у себя на поясе, пытаясь нащупать чехол с лампой – и убедиться, что она на месте.

Меня не покидала странная и неприятная догадка: что, если те силы, которые по непонятным, необъяснимым для меня причинам охотятся именно за моей лампой, не сумев заполучить ее ни уговорами, ни силой, ни угрозами, решили сменить тактику. Не зря ведь Кучерявый не атаковал меня, а просто стоял и смотрел, как будто намекая: «Фи, мне больше ничего не нужно делать. Ты сам отдашь все, что нужно. А в этом мне поможет…» Фе, ну конечно же, Фе! Вот для чего она могла быть внедрена: лишить меня лампы. И она – лишь еще один способ отъема, когда не прокатили другие. А все, что для этого нужно, – самая малость: мое доверие.

«Но если это так, – думал я, – как же ты могла? Моя дорогая, прекрасная Фе!»

Девушка достала вотзефак и нажала пару кнопок. И едва она сделала это, как завибрировало устройство в моем кармане – как же я давно не доставал его! Но на этот раз случилось нечто необычное – вотзефак не пискнул тихо и односложно, как делал, принимая сообщения, а громко, жизнеутверждающе запел. И, кажется, я узнавал эти голоса, слова, музыку.

Мелодия света домчит нас до рассвета;

Еще пара куплетов, и мы сделаем это.

– «Опять 18»? – удивленно воскликнул я. – Но как тебе удалось?

– Тихо. – Фе приложила палец к моим губам. – Помнишь? Это наша песня. Мы слушали ее на той дороге, в нашу последнюю поездку в городе.

Я был в смятении – вот уж действительно перевела тему! Фе отвлекла меня от догадок, в которые и самому не так-то уж хотелось верить. Гораздо сильнее хотелось верить этой девушке, ее рукам, ее внезапно проснувшейся нежности. Но я останавливал свой порыв ответить ей тем же, окончательно потеряв рассудок.

«Нет. Не позволю ей», – думал я.

– Мне нужно идти дальше.

Музыка постепенно стихала, я смотрел в глаза Фе, и мне казалось, что видел в них настоящее отчаяние. Могла ли она так притворяться?

– Я знаю, о чем ты думаешь, – задумчиво сказала девушка. – Тебе кажется, что я хочу забрать лампу. Что я отнесу ее наверх вместо тебя, что отдам кому-то, кого ты считаешь своим врагом.

У меня не находилось слов – я не мог ни возразить ей, ни согласиться. В буквальном смысле я не знал, что делать, и все это могло бы выглядеть смешно, наблюдай за мной кто-нибудь со стороны.

– Но я не была наверху и не знаю, что там, – проникновенно продолжала Фе. – Да и лампа моя – ненастоящая.

– Разве такое возможно? – не выдержал я.

– Помогать тебе – моя единственная функция здесь, – едва не выкрикнула девушка; я видел, как тяжело говорить ей, с каким трудом ей дается спокойствие. – Я не севастополист, Фи. Возможно, я избранная, возможно, нет, я не знаю. Но мне это неважно – с самого начала у меня была только одна цель: помочь тебе. Я всей душою с тобой. Я только за тебя.

– Тогда ты могла бы пойти со мной, – предложил я. – Мы могли бы пойти наверх вместе. Почему ты не хочешь этого?

Она обхватила голову руками и долго так сидела. Я понял, что нужно снижаться, и осторожно вдавил рычаги. Феодосия заговорила так тихо, что я даже не сразу услышал ее – мы приближались к площади, где гудели веселые люди, плескалась вода.

– Пока мы здесь – я делаю для тебя то, что могу. Даже если мне самой это кажется неправильным или я не понимаю, почему так надо, я знаю: это нужно делать. Это моя установка,