Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Историческая проза » Мост короля Людовика Святого. Мартовские иды. День восьмой - Торнтон Уайлдер

Мост короля Людовика Святого. Мартовские иды. День восьмой - Торнтон Уайлдер

Читать онлайн Мост короля Людовика Святого. Мартовские иды. День восьмой - Торнтон Уайлдер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 141 142 143 144 145 146 147 148 149 ... 168
Перейти на страницу:

— Нет! Нет!

— Дети! Дети! Не надо так горячиться.

— И вот однажды другие львы собрались в отдаленном уголке джунглей на совет — как им быть, как облегчить свою жалкую участь. И согласились на том, что есть один только выход.

— Знаю какой! — отозвался Джордж, стукнув по подлокотникам кресла. В лице у него не было ни кровинки. Но мисс Дубкова продолжала, как будто и не слыхала его слов.

— Самое скверное тут — запомни, Энн! — самое скверное, это что лев — благороднейший из зверей. Русский народ — величайший народ, когда-либо живший на земле. Нет народа, более горячо любящего свою родину. Нет парода более самоотверженного, когда приходится встать на ее защиту — Наполеон убедился в этом ценой потери своей могущественной армии. Нет народа более трудолюбивого и более выносливого. Государства Европы с каждым днем все больше приходят в упадок. Я это наблюдала своими глазами. Их губит жажда богатства и наслаждений. Они позабыли бога. Мы, русские, храним бога в сердцах своих, подобно тому как прячут фонарь под полой, выходя из дому в бурную ночь. — Она перевела дух и продолжала, слегка понизив голос: — Русский народ — народ-богоносец. Россия — тот ковчег, где спасется человечество в час всемирного потопа. Вас, американцев, и народом не назовешь. Каждый прежде всего думает о себе и уже потом только — о родине… Да, так вот, невозможно было терпеть, чтобы один лев с горсточкой своих родичей, самых никчемных из всего львиного рода, обрек всех прочих львов на собачье полуголодное существование. И отец мой понял: есть один только выход.

— Убить его! Убить! — закричал Джордж, подскочил к стене и забарабанил по ней кулаками.

— Джордж! — воскликнула Юстэйсия.

— Убить! Убить! — кричал Джордж, бросившись на колени и молотя кулаками об пол.

— Джордж! — снова сказала мать. — Возьми себя в руки, пожалуйста. И доешь свой ужин.

Джордж встал, швырнул в окно несколько бомб и опрометью бросился вон из комнаты. Фелиситэ выскользнула вслед за ним.

— Мои дети очень легко возбудимы, Ольга. Креольская кровь сказывается.

— Юстэйсия подошла к двери, выглянула наружу, затем вернулась на свое место; лицо ее хранило тревожное выражение. — У моей матери был поистине бешеный нрав. А уж ее отец! Когда он, бывало, вспылит, никто с ним не мог управиться.

— Maman, с чего это Джордж так разбушевался?

— Ш-ш, девочка. Всякому трудно оставаться спокойным, слушая рассказ о несправедливости.

Фелиситэ нашла брата на крокетной площадке. Он лежал ничком, судорожно и шумно дыша. Долго они шептались о чем-то. Наконец оба вернулись в дом. Джордж на пороге столовой остановился.

— Мисс Дубкова, научите меня, пожалуйста, говорить по-русски.

Мисс Дубкова оглянулась на Юстэйсию, но та лишь переводила глаза с одного на другого, не находя что ответить.

— С ума ты сошел, Джордж, — сказала Энн. — Ты же ничему вообще выучиться не можешь. В нашей школе ты был самым худшим учеником, а потом тебя еще из трех школ исключили.

— Я всему могу выучиться, если только захочу.

— Но зачем тебе русский язык, Джордж? — спросила мать. — Ведь тебе, кроме мисс Дубковой, и говорить на нем не с кем.

— Тут не с кем, а когда я уеду в Россию, он мне понадобится.

— Ты пока доедай свой ужин, а потом мы это обдумаем.

— А я уже сам все обдумал.

Брекенриджу Лансингу решено было не говорить об этой затее. Уроки проходили в бельевой «Иллинойса» или в «Убежище». Юстэйсия настояла на том, чтобы платить за них, и мисс Дубкова в конце концов согласилась, наполовину уменьшив предложенную ей сумму. У мисс Дубковой не было опыта в преподавании языков, но чутье ей подсказывало, что успехи ученика незаурядны. Форму уроков Джордж изобрел сам: вот он будто приехал в Санкт-Петербург, входит в гостиницу, снимает номер. Заказывает обед в ресторане, потом этот обед подает, изображая уже официанта. В Москве покупает себе меховую шапку, собаку, лошадь. Идет в театр. Снова идет в театр, на этот раз с артистического подъезда. Задает кучу вопросов исполнителям главных ролей. Идет в церковь — он даже выучил несколько молитв на церковнославянском. Посещает трактиры и вступает в беседу с молодыми людьми своих лет (двадцать три — двадцать четыре года). Обсуждает с ними, какая форма правления лучше, какая хуже. Советует не забывать, что Россия — великая страна, самая великая в мире. Учительница не могла надивиться его успехам от урока к уроку. («А я когда гуляю, Ольга Сергеевна, воображаю, что я в России, и сам с собой разговариваю по-русски».) Мисс Дубкова подарила ему словарь, купленный тридцать пять лет назад ее отцом в Константинополе. Одолжила свое Евангелие, и он читал его, сверяя текст с французским Евангелием, взятым у матери. «Знаешь, мама, по-русски это совсем иначе звучит. Как-то больше по-мужски звучит, что ли». И вот однажды он обратился к своей учительнице с просьбой: повторить те слова, с которых все началось.

— Какие слова, Джордж, сын Брекенриджа?

— Первые русские слова, которые я услышал.

Она повторила, насколько могла припомнить, негромко и членораздельно. Он все понял без перевода. Для пламенной воли нет невозможного. Понемногу он нащупывал свой путь. В его голосе появились басовые нотки. Он теперь много помогал в доме. Чистил водосточные желоба, протягивал по двору бельевые веревки, выкуривал ос из гнезд, вытирал посуду. Не только минута в минуту являлся к столу, но в тех довольно частых случаях, когда отца не было дома, как бы брал на себя обязанность его заменить. Хвалил поданную еду. Вносил оживление в разговор. Пользуясь унаследованным от матери имитаторским даром, разыгрывал в лицах пространные сцены из жизни тех заведений, откуда был изгнан. Особенно удавался ему доктор Коппинг, протестантский священник, возглавлявший «Пайнз-Пойнтский учебно-развлекательный лагерь для мальчиков». Доктор Коппинг, «сам такой же мальчик в душе», любил завершать день короткой беседой у лагерного костра на тему о добродетелях истинного мужчины. Часто Энн, не дождавшись конца обеда, бросалась к брату: «Джордж! Джордж! Покажи хозяйку в Сент-Реджисе! Покажи еще раз доктора Коппинга!» Злая меткость этих карикатур смущала Юстэйсию. И не без оснований. При ней и при Фелиситэ Джордж никогда не «показывал» своего отца. Но если ни той, ни другой в комнате не было, Энн могла вволю натешиться сменой убийственных по портретному сходству картинок: отец на охоте стреляет перепелок и зайцев; отец возвращается после тяжелого трудового дня в шахтоуправлении; отец решает «махнуть рукой» на Джорджа; отец заискивает перед младшей дочерью — «папочкиным ангелочком». Немного понадобилось времени, чтобы брат сделался кумиром Энн; еще меньше — чтоб отец стал смешон в ее глазах. От Джорджа Энн готова была терпеть даже назидания. Знал же он откуда-то, что юная русская княжна не визжит и не топает ногами, когда ей напоминают, что пора спать. Она делает матери реверанс и говорит: «Спасибо, chere maman, за вашу доброту». И старшим сестрам тоже делает реверанс. А если она весь день себя хорошо вела, кто-нибудь из молодых князей, ее братьев, относит ее на руках наверх и, когда она ляжет, читает у ее постельки молитву по-церковнославянски. Если и в самом деле была у Джорджа мечта стать актером, он не дожидался, когда озарят его огни рампы; он со вкусом играл роль отца благородного семейства в «Сент-Киттсе».

Все Лансинги были страстными любителями поговорить; Фелиситэ вставляла свое слово реже других, но это слово всегда было продумано. В доме часто читали вслух, и любая сцена из Мольера или Шекспира становилась предметом длительных обсуждений. Каждый вечер Юстэйсия тщетно пыталась отослать детей спать хотя бы в половине одиннадцатого. Больше всех от этих затягивавшихся бесед выигрывала Энн. Она сильно изменилась за последнее время, взрослея не по дням, а по часам. В своем классе она училась лучше всех. Уроки готовила за каких-нибудь четверть часа, чтобы не пропустить вечерней беседы. Случалось, Брекенридж Лансинг возвращался домой неожиданно рано, часов в десять. На миг с порога он ощущал жар и увлеченность этого разговора в семейном кругу — разговора, который тотчас же умолкал при его появлении. Как-то раз он бесшумно отворил парадную дверь и, остановись в холле, прислушался.

— Maman, мисс Дубкова сказала, что русские писатели — величайшие писатели в мире. И самый из них великий был негр. А папа говорит, негры даже не люди и нет никакого толка учить их читать и писать. («Cheri, каждый человек вправе иметь свое мнение».) Если только оно не дурацкое, как большинство мнений папы. («Джордж, я не разрешаю тебе так говорить об отце. Твой отец…») Его мнения! Пусть говорит что хочет обо мне, но когда он утверждает, что у тебя… («Джордж! Переменим тему!») Когда он утверждает, что у тебя в голове не больше, чем бог вложил в голову суслика… («Это же шутка».) Очень плохая шутка! А помнишь, как он разбил ту раковину с каминной полки, которую прислала тебе твоя мать? («Джордж, ну стоит ли говорить о раковине?») Он ее растоптал каблуком! А это была память оттуда, где ты родилась! («Чем мы старше, тем меньше мы дорожим вещами, Джордж».) Но своей гордостью я дорожу, maman, и твоей гордостью тоже.

1 ... 141 142 143 144 145 146 147 148 149 ... 168
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Мост короля Людовика Святого. Мартовские иды. День восьмой - Торнтон Уайлдер торрент бесплатно.
Комментарии