Память сердца - Александр Константинович Лаптев

сулила. Иосиф вовремя это осознал и не стал таким, каким хотела его видеть мать. А она хотела, чтобы он стал таким же слабаком и неудачником, как и все вокруг. Она хотела, чтобы он читал вздорные молитвы и служил неведомому божеству. Если бы он её послушал, то стал бы полным ничтожеством. Ему просто повезло, что его отца убили в пьяной драке. А если бы отца не убили, тогда отец убил бы мать. Или зашиб Иосифа в пьяном угаре. Но, к счастью, убили его самого. Лишь тогда началась у Иосифа настоящая жизнь, тогда он поднял голову и посмотрел вокруг себя осмысленным взглядом. Очень кстати в руки ему попала одна замечательная книга. Книга называлась «Отцеубийца». В ней рассказывалось о несправедливостях этого мира, говорилось о смерти и её великой силе и значении; в этой книге был бесстрашный герой – неумолимый и беспощадный, прекрасный в своей решимости идти до конца и никого не прощать. Он мстил злодеям за все их злодейства. Месть его была неотвратима. Звали этого чудесного человека Коба. Он-то и стал кумиром маленького Иосифа! В огромном мире, где не было у него ни одного друга, он обрёл опору и защиту. Теперь он знал, как нужно жить и к чему следует стремиться. Он понял, что нет ничего выше мести. Нет ничего слаще мести. И ничего справедливее. В этом смысл и оправдание. В этом высшая справедливость. Только ради этого стоило жить.

Однако жить по таким понятиям оказалось непросто. Иосиф был слабым, тщедушным ребёнком. Надеяться на свои кулаки он не мог. И смелости ему явно недоставало. Соседские мальчишки совершали отчаянные поступки, о которых он и помыслить не мог. Они беспрестанно дрались, разбивая друг другу носы, с воплями бросались с обрыва в речку, лазали по отвесным скалам, совершали набеги на огороды и во всякую минуту были веселы и бесшабашны. Иосиф и хотел бы быть таким же смелым и озорным, но это у него никак не получалось. С угрюмым видом он ходил по улицам, словно каждую секунду ожидал какого-нибудь подвоха. Лезть в холодную воду ему вовсе не хотелось. К тому же он стеснялся сросшихся пальцев на левой ноге. Да и выглядел он как заморыш – это уж он понимал. Но хуже всего было то чувство беспомощности, которое он испытывал перед лицом опасности. Влезет ли на высокую скалу или столкнётся нос к носу с каким-нибудь забиякой, или собака на него бросится без всякой причины – у маленького Иосифа словно бы отнимались руки и ноги, пропадал голос, и он не мог ни крикнуть как следует, ни совершить что-то такое, что доказало бы его храбрость и решительность. Вместо этого он опускал голову и с трудом выдавливал из себя жалкие слова. О, как он казнил себя после этого! Как жгло его воспоминание о пережитом унижении! И как ненавидел своих обидчиков. Придумывал им различные казни, расправлялся с ними тысячью разных способов! Представлял, как они ползают перед ним в пыли, размазывая по лицу кровь вперемежку с соплями, умоляют простить их, обещают больше никогда не обижать Иосифа. Но он их всё равно бьёт, топчет ногами, расшвыривает, как тряпичные куклы, и успокаивается лишь тогда, когда они уже не могут двигаться, когда они замолкают и лежат окровавленными кусками посреди пыльной дороги, не в силах пошевелиться. Да, так ему всё это представлялось. Но вслух он ничего сказать не мог. И сделать тоже был не в силах. Зато копилась внутри отчаянная решимость когда-нибудь поквитаться с обидчиками – со всем враждебным миром, перевернуть этот мир вверх тормашками, смешать всё, изничтожить накопившуюся пакость. Подняться над этим миром и смотреть на его погибель! Пусть всё рушится и пропадает – горы и реки, города и сёла, и все эти подлые людишки, живущие неизвестно для чего.

Зачем Господь создал всё это?..

Его словно толкнули изнутри. Иосиф вздрогнул и очнулся. Несколько секунд смотрел прямо перед собой невидящим взглядом, пока не начал соображать. Он всё так же лежал на полу и видел всё то же. Тишина сделалась гуще. Казалось, что в мире всё остановилось, замерло навеки. Было такое чувство, что на Иосифа сверху давит бесконечный атмосферный столб. Каждой клеточкой тела он чувствовал это давление, и он знал, что уже не поднимется. Просто пошевелиться не было сил. Это было очень странное чувство: тела у него не было, а мысль жила! Он уподобился бесплотному духу, освободился от оков материи. Но улететь никуда не мог, и это было обиднее всего. Иосиф скосил взгляд и с надеждой посмотрел на темнеющий проём двери. Но там никого не было. Да и быть не могло. Все подчинённые, вся прислуга – ждали его распоряжения, хоть какого-то знака. Ходили на цыпочках и прислушивались, вытягивая шеи. А он не мог ни крикнуть, ни даже застонать. Он снова крепко зажмурился и (показалось ему) – изо всех сил стиснул зубы. Если б только он смог встать! Если бы господь даровал ему ещё один день жизни! О, тогда он многое бы успел! Первым делом – арестовать всех этих мерзавцев. В казематы их, на каторгу! А то пригрелись тут, скоты, только и ждут, когда он околеет. И врачей тоже нужно как следует тряхнуть. Правда, он уже принял некоторые меры, но этого явно недостаточно. Всех жидов нужно немедленно выслать куда-нибудь подальше. Чего Абакумов тянет? На Колыме не хватает кадров, вот и пусть поработают на благо общества. Привыкли всю жизнь ехать на чужом горбу, сволочи. Позанимали разные кафедры, понадевали на себя белые халаты и думают, что им всё дозволено! Рюмин такие вещи про них рассказывал, что в голове не укладывается: врачи-убийцы! И ведь сознались все до одного! Развязали им языки! Связь с английской разведкой. Разветвлённая сеть провокаторов. Тщательно продуманные планы убийства членов правительства. Их, кажется, ещё не расстреляли. Нужно Абакумова подтолкнуть. Нечего тут рассусоливать. Поставить всех до одного к стенке, а перед этим измочалить в кровь, чтоб другим неповадно было! И весь ихний кагал немедленно выслать на Дальний Восток. Гитлер умел решать эти вопросы. Просто молодец! Уничтожал под корень всю эту шатию-братию. Показал пример, как надо действовать. Жаль, что сейчас так нельзя. Кругом одни хлюпики. Ни на кого нельзя положиться. И если он теперь умрёт… что тогда будет? Всё пойдёт прахом! Нет, нельзя ему умирать. Рано ещё. Нужно довести начатое до конца.

Но как же? Иосиф снова попробовал пошевелиться, но всё было бесполезно. Тело