Второй - Ята Петри

Мне ее показали и даже дали поговорить.

Просторная больничная палата. Чистая постель кремового цвета. На окнах — распустившиеся цветочные бегонии. Картинка — как из сериалов о «больнице на окраине города». И моя Аленка…

Слишком бледная. Слишком худая, с темными залегшими тенями под глазами, с искусанными почему-то до сукровицы губами. Ей же было больно — очень больно. Паразит пил жизнь и причинял настоящие физические страдания.

Я не разу не испытал как оно иметь прилипалу в ауре, но судя по реакции пациентов на то как паразит растет — не самые приятные ощущения. Но чтобы вот так…

— Привет, — говорю я ей тихо-тихо.

Она поворачивает голову в мою сторону, щурит глаза и пытается улыбнуться.

Подхожу к ней, сажусь рядом на кровать, беру ее ладушку в свои руки и прикасаюсь губами.

— Привет, — отвечает она. Голос звучит слишком устало.

Сколько в ее ауре жил паразит? Сколько ее держали в искусственном сне- почти месяц…так изменится за неполные тридцать дней…Хочется перевернуть вселенную от такой несправедливости.

Мы молчим. Нам не надо разговаривать, чтобы понять чувства друг друга. Достаточно просто быть рядом.

Я незаметно, краешком дара пытаюсь пощупать ее ауру. И снова хочется ругаться сквозь зубы — слишком тонкая оболочка, слишком мало света. Аленке с такой аурой нельзя ни волноваться, ни переживать, ни расстраиваться. Она просто не выдержит сильных эмоций. Но ее дар- маленький внутренний — он не исчез, он стал словно ярче. Я чувствовал его — чувствовал, как энергия дара, даже не зависимо от желания Аленки, согревает, успокаивает, убаюкивает меня.

Уходить нет сил. Не могу себя заставить подняться и оставить ее снова одну. Но…за меня вроде бы уже все порешали. От меня ждут ответных действий.

И я попробую пока поиграть по навязанным мне правилам. Тем более- увидеть Второго я просто обязан. Мне надо точно так же понять для себя, что именно он делал в подземельях. А кроме него на этот вопрос никто не ответит.

Второй визит в палату интенсивной терапии проходит значительно дольше. Мне дают четкие инструкции, — какие вопросы задавать и о чем спрашивать. Я киваю в ответ, со всем соглашаясь. Но думаю совершенно о другом.

Какие последствия разговора. Что будет, если выплывет правда…

Что рассказывать дальше. По порядку? Отрывками? По сути? Все слишком быстро закрутилось.

Вихрем. Торнадо. Такое чувство — пришло все и смело то что было не оставив даже камушка. Перемешалось, переплелось.

Ладно… сначала обрывки…

Второй, лежащий обмотанный какими-то капельницами, проводами. Пищащие медицинские приборы рядом, в которых я не понимаю.

В глазах у него…Тоска у него в глазах. Темные глаза- как февральское небо.

На все приветствия, на попытки поговорить в ответ ни слова. Он только отворачивал от меня голову и кривился. О чем я мог говорить, наблюдая все это? «привет. Как дела? Хорошо выглядишь?»

Он мне не верил. Это было понятно. Я только не мог сказать почему. Может потому что Второй изначально дураком не был и все и так понимать должен был. На перед просчитать. Да, что же он такое нашел, что даже мне сказать был не в силах. Его же, судя по всему, из этой палаты так просто не выпустили бы.

Я просидел с пол часа и ушел. И то…чувствовал себя как…

Меня ни на секунду не оставляли одного и это бесило еще больше. Влад ходил по пятам. Я видел, его это тоже напрягает. Но у него был свой приказ.

То, что у меня в комнате могли быть видеокамеры и прослушка- было не просто предположением. Я знал, что именно так и будет. Ни меня, ни Второго в покое не оставят.

Надо было совершенно срочно придумать, как избавиться и от слежки, и от наблюдения. Дар — такой нужный и полезный там, в подземельях, сейчас только мешал. Сковывал по рукам и ногам. Не давал действовать. Я не знал ни где Мельник, ни где Гальцев — те люди, которые хоть как-то могли бы помочь. Но в Клинике я был совершенно один.

Сидя у себя, заварив крепкого чая, как когда-то меня приучил Второй, я усиленно думал. И как не крути, получалось что без разговора со стариком, дело дальше не сдвинулось бы ни на сантиметр. Но в тоже время…меня останавливала какая-то маленькая надоедливая мысль, что и Старик может быть замешан во все это. Не вероятно, но возможно. А выхода то все равно не было.

Мозг работал с бешеной скоростью. Перебирались множество вариантов от — "я вам всем покажу» до- «Не трогайте меня, оставьте в покое».

Если бы не Алена… Я не хочу выбирать. Я не могу выбирать. Нет и не будет правильного выбора в такой ситуации.

Походил побродил по комнате, пытаясь прикинуть куда могли поставить камеры — одну нашел. Но сделал вид, что не заметил.

Что можно сделать? Что еще можно сделать?

У меня был мобильник, который работал только на поверхности. Фонарик- совершенно бесполезный и…и все. Я еще раз пересмотрел комнату, порылся в вещах. Оружие — я говорил, отобрали.

В рюкзаке — стопка окровавленных бумаг Второго. На непонятном языке. Зачем он их нес. Что хотел выудить из этих страниц.

Про бумаги я никому из руководства не говорил. Не до этого было.

Я сел в кресло, поставив его так, чтоб наблюдая за мной, было относительно не понятно, что же я такого творю. И попытался разобраться в каракулях. Хоть бы комп был с инетом. Полноценный. А то…

Страницы слишком шершавые на ощупь, будто сухие осенние листья. И запах… буквы на листах написаны будто под линейку, но… слишком путано и непонятно. С «ятями» и твердыми знаками на концах. Но стоило более-менее присмотреться и вчитаться, текст становился все понятнее. Интересный текст. Про чуму в городе. Черный мор. Людей с черными шапками на головах….

Если не дословно и на современный лад, то история была следующая.

В 1738 году от Рождества Христова в город пришел с запада черный мор. Говорили, что чума появилась вслед за тем, как сгорел один из первых храмов. Словно господь разгневался на прихожан за то, что не уделяли храму должного внимания и чтобы напомнить о вере, прислал в город странников с черной болезнью. Первые чумные больные появились неожиданно и никто сразу не понял, какая беда началась в городе.

Жители пытались как то организовать карантин, выставляли по лесам и полям посты и дозоры, но все равно чуме удалось проникнуть в самую крепость. И начался разгул болезни. Вымирали целыми семьями. За все то время что бушевала чума, в городе вымерло больше половины наделения и, если бы не чудо, то ни одной души могло не остаться.

Чудом было появление иконы и мощей святого Михаила, которые привезли из Вроцлава для организации крестного хода во имя избавления от черной напасти. Крестный ход был организован, Мощи выставили на показ и больные люди приходили прикладываться к мощам и читать молитвы во исцеление. На многих снизошло чудо господнее и были исцелены в одночасье несколько десятков людей, среди которых попадались и такие, каким до приложения к мощам, жить оставалось не долго. Но мощи словно забирали на себя черную хворь и дарили здоровье.