Под куполом - Стивен Кинг

По дороге, в гостиной, рядом с диваном стоял приставной столик, и она, пробегая мимо него, кинула, не глядя туда, конверт. Конверт скользнул по полированной поверхности и за ее краем завалился в темный промежуток между столиком и диваном.

В ванную Эндрия успела, но не к унитазу… что было и неплохо, поскольку тот уже был почти переполнен застоявшимися, вонючими выбросами, которых лишался ее организм в течение прошлой ночи, которая показалась ей бесконечной. Вместо этого она наклонилась над раковиной и блевала, пока ей не начало казаться, что вот-вот у нее оторвется пищевод и вывалится изо рта, ляпнув на забрызганный фарфор, еще живой и пульсирующий.

Этого не случилось, но мир померк, заколыхался перед ней на высоких качелях, стремительно уменьшаясь, теряя материальность, и она покачнулась, стараясь не упасть в обморок. Почувствовав себя лучше, она медленно пошла по коридору на ватных ногах, проводя рукой по деревянной панели для равновесия. Она дрожала и слышала мятущийся стук своих зубов, ужасный звук, который она воспринимала, как ей казалось, не ушами, а зрительными нервами.

Ей даже не мечталось попробовать подняться на второй этаж, в спальню, вместо этого она направилась на заднюю веранду. На веранде должно было быть уже холодно в конце октября, но сегодня в воздухе стояла духота. Она не легла на старый шезлонг, а буквально упала в его затхлые, однако утешительные объятия.

«Через минуту я встану, — сказала она себе. — Достану последнюю бутылку „Поланд Спринг“ из холодильника и смою этот гадостный привкус у себя изо рт…»

Но на этом ее мысль ускользнула прочь. Она впала в глубокий, беспробудный сон, из которого даже беспрерывное дерганье собственных ног и рук не могло ее вытащить. Она увидела много сновидений. Один сон о страшном пожаре, из которого, кашляя и рыгая, убегают люди, искать себе любое место, где воздух еще остался чистым и прохладным. Другой был о Бренде Перкинс, которая приходит к ней и отдает какой-то конверт. Эндрия его открывает, и оттуда лезут бесконечной лентой розовые таблетки оксиконтина.

Проснувшись вечером, Эндрия не помнила своих снов.

Не помнила она также и визита в ней Бренды.

20

— Идем в мой кабинет, — приветливо пригласил Большой Джим. — Хотели ли бы вы сначала чего-нибудь выпить? Есть кола, хотя, боюсь, она теплая. Мой генератор заглох вчера вечером. Закончился пропан.

— Но я думаю, вы знаете, где вы могли бы его достать, — сказала она.

Он вопросительно воздел брови.

— Там, где вы вырабатываете метамфетамин, — объяснила она терпеливо. — Как я понимаю, основываясь на записях Гови, вы варите его большими партиями. «Головокружительные количества», как он это определил. Для этого нужно много газа.

Теперь, когда она перешла непосредственно к делу, куда и делся ее нервный испуг. Она даже получала своего рода холодное удовлетворение, глядя, как наливаются краской его щеки и кровь приливает ко лбу.

— Я не имею представления, о чем вы говорите. Я думаю, ваша скорбь… — Он вздохнул, разводя своими толстопалыми руками. — Давайте зайдем. Обсудим все, я помогу вам успокоиться.

Она улыбнулась. То, что она могла улыбаться, стало для нее открытием и помогло ей представить себе, словно сейчас на нее смотрит Гови — откуда-то. И напоминает ей, чтобы была осторожной. Этот его совет она планировала соблюдать.

На передней лужайке Ренни среди опавшей листвы стояли два деревянных кресла «Адирондак»[279].

— Мне будет вполне удобно здесь, — сказала она.

— Дела я предпочитаю обсуждать внутри.

— А не предпочитали ли бы вы увидеть собственное фото на первой странице «Демократа»? Потому что я это могу вам организовать.

Он вздрогнул так, словно она его ударила, и на короткое мгновение она увидела ненависть в тех его маленьких, глубоко утопленных, свинячьих глазенках.

— Дюк меня всегда не любил, и я догадываюсь, что его чувства могли естественным образом передаться…

— Его имя было Гови!

Большой Джим поднял руки, словно говоря, что нет резона спорить с некоторыми женщинами, и повел ее к креслам, которые стояли лицом к Милл-Стрит.

Бренда Перкинс проговорила едва ли не полчаса, с каждым своим словом набираясь все больше прохладного гнева. Метамфетаминовая лаборатория с Энди Сендерсом и, почти наверняка, Лестером Коггинсом в роли молчаливых партнеров. Масштабы головокружительные. Возможное место ее расположения. Распространители среднего уровня, которым обещана неприкосновенность взамен за информацию. Денежные потоки. Как деятельность разрослась до такого уровня, что местный фармацевт уже не мог безопасно поставлять необходимые ингредиенты и понадобился импорт из-за океана.

— Сырье завозилось в город на машинах с логотипами Библейской компании «Гидеон»[280], - сказала Бренда. — Гови прокомментировал это так: «Умные, даже слишком».

Большой Джим сидел, смотря на молчаливую улицу перед собой. Она ощущала ту злость и ненависть, которой отдавало от него. Словно жаром от сковородки.

— Вы не сможете ничего из этого доказать, — наконец произнес он.

— Не имеет значения, если материалы Гови окажутся в «Демократе». Это не совсем то, как хотелось бы, но если и есть кто-то, кто понимает такой обходной маневр, то это именно вы.

Он махнул рукой.

— О, я уверен, вы имеете кое-какие материалы. Но моей подписи там нет нигде.

— Она есть на документах «Таун Венчерз», — сказала она, и Большой Джим качнулся в своем кресле так, словно она вдруг подскочила и съездила его кулаком в висок. — Компания «Таун Венчерз», зарегистрирована в Карсон-Сити. А оттуда, из Невады, деньги прослеживаются к Чунцину, фармацевтической столице Китайской Народной Республики, — она улыбнулась. — Вы считали себя умным, разве нет? Таким умным.

— Где эти документы?

— Я передала копию всех материалов Джулии сегодня утром.

Впутывать в это Эндрию было последним, чего бы ей хотелось. А понимание того, что папка с документами находится в руках редакторши, может быстрее сделать его посмирнее. Он мог считать, что сам или вдвоем с Энди Сендерсом они смогут прижать Эндрию.

— Другие копии существуют?

— А как вы думаете?

Он минутку подумал, и тогда произнес:

— Я не впутывал в эти дела город.

Она на это промолчала.

— Это делалось на благо города.

— Вы много наделали на благо города, Джим. У нас та же самая система канализации, которая была и в шестидесятом году, озеро Честер загрязнено, деловой квартал агонизирует… — теперь она сидела прямо, вцепившись в поручни кресла. — Вы лицемерный сучий трупный червь.