Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд

войны против Соединённых Штатов являются «разными преступлениями», а «заговор не является государственной изменой». Планирование войны, вербовка солдат, даже поход к месту встречи перед «фактическим сбором» армии — всего этого было недостаточно, чтобы считать изменой. По сути, Маршалл проигнорировал аргументы обвинения и показания 140 свидетелей и с помощью своего узкого толкования закона фактически сам определил исход судебных процессов над Берром и его соратниками.

Республиканцы были в ярости. Они с энтузиазмом поддержали своего президента, передавшего дело в суд, и осудили Маршалла за то, что он написал «трактат о наилучшем способе совершить измену без обнаружения и наказания» и за «попустительство побегу предателя». По мнению республиканцев, излагая присяжным закон таким образом, Маршалл фактически узурпировал роль присяжных и подорвал этот священный и популярный институт. Республиканцы были так разгневаны решением, что не обратили внимания на то, что Маршалл отверг английскую доктрину конструктивной измены, которую использовали федералисты в 1790-х годах. Всё, что они увидели в решении, — это судебное высокомерие и узурпацию, и многие поклялись ещё раз сократить состав суда «до его надлежащих пределов». Джефферсон, в свою очередь, считал, что это решение продемонстрировало «изначальную ошибку создания независимой от нации судебной власти». Хотя республиканская толпа в Балтиморе повесила Маршалла в чучеле, ярость, вызванная решением по делу Берра, вскоре утихла.

В самом начале своего пребывания на посту председателя Верховного суда Маршалл продемонстрировал свою стратегию уступчивости и примирения, а также свой гений компромисса при одновременном утверждении авторитета Суда. Он знал, что захват республиканцами Конгресса и президентского кресла в 1801 году представляет серьёзную угрозу для судебной власти, и намеревался ослабить эту угрозу. Хотя некоторые федералисты призывали Маршалла и Суд напрямую противостоять республиканцам и объявить неконституционной отмену ими в 1802 году Закона о судоустройстве 1801 года, Маршалл понимал, что такое прямое столкновение может серьёзно навредить Суду. Уже сейчас республиканцы в Конгрессе осмелились заставить Суд попытаться дезавуировать отмену Закона о судоустройстве. «Если Верховный суд присвоит себе эту власть и объявит наш закон неконституционным, нам придётся действовать», — утверждал конгрессмен Джон Николас из Вирджинии. «Наш долг очевиден».

Подобной законодательной расправы с Судом Маршалл как раз и хотел избежать; однако он не хотел просто сдаться республиканскому Конгрессу. Рассматривая дело «Стюарт против Лэрда» в окружном суде в 1802 году, он признал законность отмены Конгрессом Закона о судоустройстве 1801 года, и эта позиция впоследствии была одобрена Верховным судом в апелляции. Если Маршалл хотел утвердить авторитет Суда в этом республиканском антисудебном климате, он знал, что делать это нужно тонко и косо. Дело «Марбери против Мэдисона» (1803) дало ему такую возможность.

УИЛЬЯМ МАРБЕРИ был одним из «полуночных судей», назначенных в последнюю минуту президентом Адамсом на должность мирового судьи округа Колумбия. Однако Адамс покинул свой пост до того, как комиссия Марбери была вручена, а президент Джефферсон отказался её вручить. Тогда Марбери подал иск в Верховный суд с требованием выдать мандамус (судебный приказ), обязывающий государственного секретаря Мэдисона доставить его комиссию. (На самом деле именно государственный секретарь Маршалл не доставил комиссию Марбери в срок, из-за чего председателю Верховного суда Маршаллу было, мягко говоря, неудобно рассматривать это дело). Многие считали, что Суд может открыто бросить вызов власти президента. Но в прямом поединке с президентом суд Маршалла мог только проиграть: если бы суд отказался приказать Джефферсону доставить комиссию, республиканцы победили бы по умолчанию; если же суд всё же приказал президенту сделать это, а тот отказался, суд был бы унижен. Таким образом, суду пришлось действовать окольными путями, чтобы утвердить свой авторитет.

Мнение суда, изложенное в 1803 году, ответило на несколько ключевых вопросов. Имел ли Марбери право на своё вознаграждение? И если да, то есть ли у него средства правовой защиты? Да, — ответил Маршалл на оба вопроса. Марбери имел законное право занимать должность в течение срока, установленного законом, и закон должен был предоставить ему средство правовой защиты в случае нарушения законного права. Первое должностное лицо нации, — сказал Маршалл, — «не может по своему усмотрению лишать других их законных прав». Столкновение с президентом Джефферсоном казалось неминуемым, но когда Маршалл задал третий вопрос и ответил на него, он мудро уклонился от ответа. Было ли средством защиты от этого нарушения прав Марбери предписание Верховного суда о выдаче мандамуса? Нет, — ответил Маршалл. Верховный суд не мог выдавать такие предписания, поскольку раздел 13 Закона о судоустройстве 1789 года, наделяющий его такими полномочиями, был неконституционным: Конгресс не имел права изменять первоначальную юрисдикцию Верховного суда, закреплённую в разделе III Конституции.

Поставив вопросы в таком необычном порядке, Маршалл смог донести свою точку зрения, не столкнувшись с последствиями. Как отмечали Джефферсон и другие республиканцы, суд в своём последнем вопросе отказался от рассмотрения дела, но в первых двух вопросах объявил, каким было бы его мнение, если бы он его рассмотрел.

Таким образом Маршалл косвенно утвердил роль Суда в надзоре за соблюдением Конституции без серьёзных политических последствий, которые могли бы последовать за лобовым столкновением с республиканцами. Поскольку американский народ считает написанную им Конституцию «основным и первостепенным законом нации», писал Маршалл для Суда, из этого следует, что «закон, противоречащий Конституции», например часть Закона о судоустройстве 1789 года, «не имеет силы; и что суды, как и другие ведомства, связаны этим документом».

Хотя решение Маршалла по делу «Марбери против Мэдисона» с тех пор приобрело огромное историческое значение как первое утверждение Верховным судом своего права объявлять акты Конгресса неконституционными, в 1803 году мало кто предвидел его далеко идущие последствия. Конечно, большинство республиканцев не были обеспокоены этим. Если Маршалл хотел ограничить полномочия своего суда, как он это сделал в решении по делу Марбери, то он имел на это полное право. Но, говорил Джефферсон, судебная власть — не единственная ветвь правительства, которая имеет право толковать Конституцию. Исполнительная и законодательная власти тоже могут это делать. Если предоставить судам исключительное право решать, какие законы являются конституционными, — заявил Джефферсон в 1804 году, — это сделает судебную власть деспотической».

Поскольку Маршалл не заявлял прямо, что Суд обладает исключительным правом и обязанностью толковать Конституцию, его утверждение судебной власти в решении по делу Марбери было ограниченным и двусмысленным. Фактически, это был единственный случай за всё время пребывания Маршалла на посту верховного судьи, когда Верховный суд признал акт Конгресса неконституционным; более того, ни один Верховный суд не делал этого до решения по делу Дреда Скотта в 1857 году. Вероятно, решение Маршалла по делу Марбери лучше всего