Круглый год с литературой. Квартал четвёртый - Геннадий Красухин

– Следуйте за мной.

Ещё блаженно не имея опыта массовых арестов, мы кричали, требовали объяснить, в чём провинился наш товарищ, но военный только посмеивался, пока не втолкнул большого, до смерти перепуганного Бродского в железнодорожное белорусско-балтийское отделение ГПУ. […]

Бродский вернулся поздно ночью. […]

Я на кухне, стараясь не шуметь, поставил на керосинку чайник. Испив чаю и жадно проглотив два бутерброда, которые я приберёг для него, Бродский испуганным шепотом стал рассказывать.

Сперва его заперли одного в маленькой комнатушке. Только часа через четыре начали допрашивать: возраст (паспортов ещё не было), откуда родом, профессия, когда начал службу в белой армии, в каком чине из неё выбыл, где воевал. Представляю себе, что чувствовал при этом допросе наш добрый, боязливый, безвольный и безвестный поэт!

Он отвечал: в белой армии никогда не служил, во время гражданской войны печатался в одесских газетах и журналах, предъявил билет сотрудника «Комсомольской правды» (он был внештатным консультантом по поэзии), попросил позвонить заведующему литературным отделом этой газеты Джеку Алтаузену, тот подтвердит, дал телефон редакции.

– Позвоним, позвоним, – успокаивали его и опять увели в ту комнатушку, в которой он провел жуткие часы. Дверь заперли.

Он не помнит, сколько прошло времени, когда его вызвали снова.

– У нас есть сведения, – сказали ему, – что некий Бродский, уроженец Гомеля, занимается спекуляцией, едет каждую неделю в Москву, в Наро-Фоминске пересаживается в пригородный поезд. Не отпирайтесь, вы – этот Бродский.

– Что вы, я никогда не был в Гомеле, я родился и жил безвыездно до двадцати четырёх лет в Одессе, теперь живу в Кунцеве, я поэт, никогда не спекулировал, работаю в «Комсомольской правде», вы же видели моё удостоверение.

– Дайте сюда удостоверение. Выясним.

И Бродского опять увели. В начале двенадцатого ночи ему вернули удостоверение, выпустили, не извинившись, разумеется. Он успел на поезд в одиннадцать сорок пять.

Испив несколько стаканов чаю, съев бутерброды, он бросился в кровать, не раздеваясь, в ботинках. Спал до двух часов дня. Первые его слова, когда он проснулся, были такими:

– Подлая тварь твой дружок Васильев, недаром Эдя Багрицкий терпеть не может ни его, ни его стихов».

Каких еще штрихов остаётся добавить этому талантливо нарисованному портрету.

Бродский в основном прославился как переводчик. Первым в СССР перевёл и опубликовал «Пьяный корабль» Артюра Рембо. Перевёл «Германа и Доротею» Гёте, «Сагу о Фритьофе» Э. Тегнера. Переводил классических итальянских, французских, шведских и немецких поэтов, украинцев – Тараса Шевченко, Павло Тычину, Максима Рыльского, «Времена года» литовца Кристионаса Донилайтиса, Переводил с молдавского и литовского, перевёл армян – Аветика Исаакяна и Егише Чаренца. Переводил с татарского, казахского, азербайджанского, с языка идиш, с дагестанского.

В Азербайджане издали книгу Самеда Вургуна, полностью переведённую Бродским. Отдельными изданиями в переводе Бродского выходили книги Переца Маркиша, Давида Гоштейна, Акопа Акопяна, Ованеса Туманяна, Абая Кунанбаева, Хасана Туфана, Габдулы Тукая. Из классиков – Бодлера, Шиллера, Гюго, Барбье.

Ой, на одно только перечисление всех переводов, выполненных Бордским, потребуется площадь, наверное, не меньшая, чем заняла заметка Липкина. Поэтому остановимся.

Умер Давид Григорьевич 7 декабря 1966 года. Родился 17 марта 1899-го.

Павел Сергеевич Поляков, родившийся 7 декабря 1902 года, в 16 лет добровольцем вступил в ряды Донской армии. В её рядах сражался на Гражданской войне.

В начале 1920 года вместе с родителями оказался на Черноморском побережье Грузии, в городе Поти похоронил мать.

Вместе с отцом – полковником перебрался в Крым, где был зачислен в конвой генерала Врангеля.

В ноябре 1920-го перебрался в Турцию. А оттуда – в Королевство сербов, хорватов, словенцев.

Для завершения образования был зачислен в Донской кадетский корпус в Билече (Герцеговина). После его окончания, окончил отделение филологии философского факультета Белградского университета.

В 1925 году печатает первое своё стихотворение в парижском литературном сборнике «Казачий быт».

Начинает много публиковаться в изданиях казачьего зарубежья: «Вольное Казачество» (Чехословакия-Франция), «Казачий Путь» – «Путь Казачества», «Тихий Дон», «Казачий сполох», «Казачество», «Казакия» (все – Чехословакия), «Родимый Край», «Казачье дело», «Казачий Голос» (все – Франция), «Единство» (Югославия).

В 1930-е годы в переводе на сербский язык издал «Конька-горбунка» П. Ершова, «Сказку о царе Салтане» Пушкина и «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя.

В 1939 году в Праге в издательстве «Литературная Казачья Семья» выпустил свой сборник «Поэмы», а чуть раньше в Югославии – сборник стихов «Песни воли».

Он умер 13 октября 1991 года.

Только после его смерти стало известно, что в последние десятилетия Поляков работал над четырёхтомным романом-эпопеей «Смерть Тихого Дона», который он не успел завершить. Больше того! Считалось, что рукопись романа была уничтожена вместе с другими вещами писателя, скончавшегося в доме для престарелых.

Оказалось, что это не так! Знакомый писателя Ю.В. Денбский из ФРГ сумел спасти рукопись, которая оказалась бесценной. С большим мастерством Поляков описал быт казачества, многие традиции и обычаи казаков, описал их участие в трагических событиях 1917–1920 годов. Денбский получил от Полякова рукопись, как пишет, «так сказать мимоходом, «между прочим», – в коридоре дома престарелых, где я его несколько раз посетил. При передаче «на ходу» сказал только: «Посмотрите, и поступайте, как знаете»

Он же, Денбский, вместе с украинской помощницей Г.И. Андреевой разобрали рукопись, квалифицированно её отредактировали и подготовили к печати: сделали распечатку текста всех 4 томов для возможного издания.

Пока что оно не состоялось.

Я прочитал мемуары генерала армии Александра Васильевича Горбатова в «Новом мире», когда главным редактором журнала был Твардовский. Назывались ли они «Годы и войны», как впоследствии в Воениздате, не помню. Помню, что генерал писал о своём аресте в 1937-м, потом кратковременном освобождении и новом аресте в 1938-м, когда его избивали, пытали так называемыми допросами с пристрастием.

Он попал в лагерь на Колыму, заболел цингой, но к счастью остался жив. Потому что к 1941 году Сталин и присные внезапно поняли, что переборщили с истреблением руководящего состава армии и бросились искать уцелевших.

Его освободили 5 марта 1941 года. Подлечили. И назначили заместителем командира 25 стрелкового корпуса. Послали в Украину.

В начале войны перебросили на Западный фронт. Вступил в бой под Витебском. Будучи отрезанным от корпуса, переподчинил себе беспорядочно уходящие войска, организовал оборону и 4 дня удерживал Ярцево. Был ранен.

1 октября 1941 года в Харькове был назначен командиром 226 стрелковой дивизии на Юго-Западном фронте. 25 декабря стал генерал-майором. Получил первый за войну орден Красного Знамени.

С июня 1942 года – инспектор кавалерии Юго-Западного фронта, с августа в той же должности на Сталинградском фронте. С октября – заместитель командующего 24 армии на Сталинградском и Донском фронтах, участник Сталинградской битвы. В апреле 1943 стал генерал-лейтенантом.

С июня 1943 и до конца войны командующий З армией. В июне 1944-го генерал-полковник. Геройски участвовал во многих воинских операциях. За умелое руководство 3 армией при прорыве обороны противника в Восточной Пруссии присвоено звание Героя Советского Союза.

В июне 1945-го назначен комендантом Берлина и командующим 5 ударной армии на территории Германии. В 1950–1954 – командующий ВДВ. С августа 1955-го генерал армии.

Скончался 7 декабря 1973 года. Родился 21 марта 1891 года.

Кавалер 14 орденов СССР. Он участвовал в Первой мировой войне, придя с неё с двумя Георгиевскими Крестами 3 и 4 степени и двумя георгиевскими медалями 3 и 4 степени.

Отличался резкостью в сужениях. Существует легенда, что Сталину пожаловались на резкость генерала и услышали: «Горбатова могила исправит».

С Валентином Дмитриевичем Оскоцким (родился 7 декабря 1931 года) в «Литературной газете» случился курьёз из тех, которые не забываются.

Он работал в отделе литератур народов СССР, и в какой республики была издана книжка о Лермонтове, которая попалась на глаза Вале, я уже не помню.

Но Валя написал на неё весьма темпераментную реплику, где особенно возмущался, что автор приписывает Лермонтову стихи, которые тот не писал.

Ну как, – спрашивал Оскоцкий, – можно было приписать Лермонтову такие графоманские строчки: