Русская революция. Политэкономия истории - Василий Васильевич Галин

мерой направленной на восстановление кредита стал единовременный чрезвычайный десятимиллиардный налог с имущих лиц. Москва — 2 млрд. руб., Московская губерния — 1 млрд., Петроград — 1,5 млрд[2598]. Плюс права местных органов «устанавливать для лиц, принадлежащих к буржуазному классу, единовременные чрезвычайные революционные налоги»[2599]. Примером в последнем случае могли служить контрибуции в 600 млн. и 500 млн. руб. в Харькове и Одессе в феврале — апреле 1919 г. «Чтобы гарантировать получение контрибуций, сотни «буржуев» были заключены в концлагеря как заложники»[2600].

Конфискационные меры были дополнены мерами жесткой экономии, были: запрещены выплаты и сделки с ценными бумагами[2601]; аннулированы государственные займы[2602]; ограничены выдача денег со счетов, не более 500 рублей в месяц; прекращена выплата пенсии свыше 300 руб. ежемесячно[2603]; упразднялось право наследования[2604]; запрещен ввоз из-за границы «предметов роскоши»[2605]; и т. д.

Но основным инструментом получения средств оставался печатный станок. Всего через несколько месяцев после Октябрьской революции большевики «перекроют» эмиссионные достижения «Временного правительства». К январю 1921 г. денежная масса по сравнению с 1913 г. увеличилась почти в 2,6 тысяч раз, товарные цены — почти в 90 тыс. раз[2606].

Эмигрантские историки М. Геллер и А. Некрич в этой связи приходили к выводу, что национализация банков была чисто идеологической мерой, основанной на марксистском тезисе об исчезновении денег при социализме. Исходя из этой идеи, утверждали они, большевики все больше склонялись к полному обесценению денег путем их неограниченной эмиссии, что привело к раскручиванию инфляции, и стало одной из основных причин разрушения экономики в годы гражданской войны.

Действительно в то время Ленин заявлял: «Переход от денег к безденежному продуктообмену бесспорен»[2607], говорил о необходимости «постепенного перехода от капиталистического товарообмена к социалистическому продуктообмену»[2608], требовал «уничтожить совершенно частную торговлю, организовав правильный и планомерный продуктообмен»[2609].

Но все это было сказано во время эпохи Военного коммунизма, в то время, когда даже непримиримый противник большевиков, представитель либеральной деловой среды А. Бубликов писал: «Совершенно очевидно, что экономическому возрождению России должно предшествовать урегулирование ее денежной системы. Надо изъять из обращения ненужные ему рубли. Для этого, при том состоянии денежного обращения до какого дошла страна, есть только один путь: надо подражать купцу, запутавшемуся в долгах. Обоим остается для того, чтобы начать новую жизнь, только одно — сломать рубль»[2610].

Инфляционный доход государства — это ни что иное, как доход государства от национализации частных капиталов: «Продолжая процесс инфляции, — пояснял Дж. Кейнс, — правительства могут конфисковать, тайно и незаметно, важную часть богатства своих граждан»[2611]. К этой форме национализации приступило еще царское правительство и продолжило в еще больших масштабах Временное. «До войны, — отмечал этот факт в 1915 г. З. Каценеленбаум, — Государственный банк оперировал преимущественно со средствами казны и ими финансировалась торговля и промышленность, теперь наоборот, банк оперирует преимущественно со средствами частных лиц и ими финансирует казну»[2612].

И этим путем царское и Временное правительства национализировали в 6 раз больше денежных капиталов, чем большевики! (Таб. 16) Большевики подбирали уже лишь остатки от тех частных денежных капиталов, которые остались после национализации их царским и Временным правительствами. С учетом того, что подобные инфляционные меры национализации капитала использовали и правительства «белых» армий (Прим. 1), доля большевиков в инфляционной национализации денежных капиталов составила не более 15 % всего их объема.

Таб. 16. Реальный доход государства от выпуска бумажных денег, млн. руб. [2613](1914 г. — за вторую половину года)

Прим. 1. Во время гражданской войны и интервенции деньги выпускали все от белых генералов, «зеленых» атаманов, от коммун до городов, заводов и отдельных деревень… В нумизматическом каталоге 1927 г. перечислен 2181 денежный знак, находившийся в обращении во время гражданской войны на территории бывшей Российской империи. Кроме этого в ходу было множество денежных суррогатов от винных этикеток до трамвайных книжек[2614].

Снижение реального дохода государства от денежной эмиссии (Таб. 16) объясняется прогрессирующим снижением ее эффективности, что вынуждает соответствующим образом увеличивать ее размеры (Таб. 17). Наглядно эта закономерность проявлялась в стремительном падении покупательной способности рубля: так если в начале 1920 г. зарплата рабочих в Петрограде составляла всего от 7000 до 12 000 руб. в месяц, то на черном рынке фунт масла стоил 5000 руб., фунт мяса–3000, литр молока–750![2615]

Таб. 17. Количество и реальная стоимость денег на 1.01., млн. руб.[2616]

Эффективность «инфляционного налога», по данным Н. Осинского, приблизилась к своему дну уже ко второй половине 1919 г., когда на печатание денег уходило от 45 до 60 % бюджетных доходов. По этой причине, подчеркивал он, нужно было бы как можно скорее отменить деньги, дабы сбалансировать бюджет[2617]. В этих условиях большевики были вынуждены все больше переходить к взысканию налогов в натуральном виде, что наиболее ярко выразилось, в веденной еще в 1918 г., продразверстке. Повышение доходов от продразверстки компенсировало снижение эмиссионных доходов (Таб. 18):

Таб. 18. Статьи государственных доходов, млн. золотых руб.[2618]

Одновременно было введено жесткое нормирование потребления и распределения продовольствия за счет всеохватывающего развития существовавшей карточной и пайковой системы.

Пайковая система стала складываться уже с начала Первой мировой, когда отдельные губернии, нашли спасение от разрушительного роста цен, в введении у себя карточного распределения продовольствия и товаров. По данным Управления Делами Особого совещания по продовольствию от 13 июля 1916 г. существование карточной системы отмечалось в 99 случаях, из них 8 случаев относились к целым губерниям, 59 случаев к отдельным городам и 32 к уездным городам вместе с уездами или просто к уездам[2619].

В столицах до революции карточек на хлеб не было. Только 21 февраля 1917 г. командующий войсками Московского военного округа распорядился впредь продавать хлеб и муку по карточкам, однако это распоряжение не было выполнено до Февральской революции. В Петрограде даже 24 февраля уполномоченный Министерства земледелия по продовольствию Петрограда В. Вейс выступал категорически против введения хлебных карточек[2620].

В Петрограде карточки на хлеб, муку, сахар начнут вводиться с мая 1917 г. В Москве карточки на сахар действовали еще с середины 1916 г., но лишь с марта 1917 г. будут введены карточки на хлеб, а затем в июне — октябре на мясо, масло, яйца и т. д. При этом в инструкции по использованию карточек, которая появилась только в июне 1917 г.