Призрак гнева - Нелла Тихомир

Черный снег кружился над землей, сек лицо, летел под ноги. Вокруг него, везде, повсюду, был черный снег.

Бран упал на колени.

— Хватит! Не надо! — закричал он. — Не надо! Харалд! Где ты! Помоги мне!

— Не могу, сынок, — ответил грустный голос. — Теперь ты только сам. Только сам. Только ты один в силах с ним совладать. А я уж умер. Ведь это он меня убил. Он, ты это знаешь.

— Кнуд. Я знаю, Кнуд. Но она сказала… она сказала…

(…призрак гнева бродит здесь…)

— Что? — Бран оторвал ладони от лица. Черный снег ослепил глаза, набился в рот. Он был ледяной, не давал дышать, от него некуда было деться.

— Харалд! — крикнул Бран. — Харалд! Где ты, Харалд?

— Нету… нету. Теперь только он остался. Он — и ты. Иди туда, скорее, он ее сожрет.

— Кто, Харалд? Я не понимаю…

— Понимаешь. Ты его видел. Вставай, я покажу.

Бран встал.

Выглянуло солнце, и трава под ногами засияла. Харалд, улыбаясь, взял его за руку.

— Идем.

— Ты сказал, тебя больше нет.

Но Харалд не слушал.

— Тс-с, — он поманил Брана за собой. — Я тебе это покажу.

— Что покажешь, Харалд?

— Тс-с… — ответил тот.

Бран замолчал. Харалд вывел его на крутой обрывистый берег.

— Гляди, — промолвил он. Толкнул — и Бран упал в воду.

Он всплыл, отфыркиваясь и хохоча. Звонкое эхо раскатилось над рекой.

Чей… чей это голос?!

Руки рассекают воду: тонкие… маленькие… сильные.

Боже…

Темные волосы, как водоросли, струятся следом, длинные, словно покрывало. Они плывут за мной в воде.

Не может быть…

— Улла! — кричит издалека высокий голос. — Улла! Ты где?

— Здесь! — отвечаю я. — Раннвейг! Ау-у!

Лес отзывается громким гулом. Я смеюсь и выхожу на берег. Скручиваю волосы, отжимая воду.

Улла теперь — это я. Ее глаза — мои глаза, ее руки — мои руки. Вода течет по моему телу. Дует слабый ветер, и мне холодно. Я бегу по берегу вверх, трава щекочет мои босые ноги.

Шорох. Тень в кустах. Вздрогнув, она (она?) замедляет шаг.

— Раннвейг? — говорит (мой) голос.

Нет ответа. Снова шорох и треск сучка.

— Раннвейг, перестань, это не смешно, — голос звучит тонко. Я больше не смеюсь. Я здесь совсем одна… стою голая на берегу… мне холодно и страшно.

Я обхватываю себя руками. Зубы выбивают дробь.

— Раннвейг? — зову я. — Это ты?

Они выходят из-за куста.

Я их не знаю… (…конечно, знаю…)

— Траин? — шепчут мои губы. — Ты что?

Траин? Кто это — Траин?

Мой брат. Мой старший брат. Он смотрит на меня, и я сжимаюсь. Хочу провалиться сквозь землю. Я дрожу, ноги будто пакля. Мне бы убежать… но я не могу пошевелиться.

— Чего ты испугалась, глупенькая? — говорит брат. Они подходят и обступают меня. Они высокие. Сильные.

Чего они хотят?!

— Чего вы хотите? — у меня тихий, дрожащий голос. Сердце так и обмирает. Я смотрю на них, а они улыбаются. Тот, второй, протягивает руку.

Ари?

Он гладит меня по плечу, и от его улыбки внутри все холодеет. Он говорит:

— Ты и впрямь хорошенькая, когда без всего этого тряпья. Чего же ты стесняешься? Я же хочу жениться, не просто так…

— Перестань… уйди… — шепчу я. Пытаюсь отстранится, но он меня хватает и притискивает к себе. Его ноздри раздуваются, руки шарят по моему телу. Я отбиваюсь, отбиваюсь изо всех сил, но он сильнее. Он очень, очень сильный. Я вижу его мутные глаза. Он сопит. Мы молча боремся. Это как во сне. Я просто сплю, мне это снится.

— Вот дура, — говорит мой брат. — Чего кочевряжишься? Строит из себя… На тебе такой мужик жениться хочет, в ножки кланяться должна!

— Ничего, — Ари ловит мои запястья. — Они так все спервоначалу. Пообтешется!

Его ладонь сжимает мою грудь. Я вскидываю руки, вцепляюсь в его лицо. Как я ненавижу его лицо! Как мне страшно! Почему же Траин мне не поможет?

Траин хватает меня сзади и бросает на траву, заводит руки за голову. Ари наваливается сверху, он тяжелый, и от него воняет потом. Его рука протискивается между моих бедер.

— Не надо, — слышу я свой голос. — Не надо… пустите меня, пожалуйста… пустите же вы. Траин… Траин… я тебя прошу…

Траин молчит. Ари возится на мне, рывком разводит мои ноги. Острая боль — словно в меня воткнули черенок лопаты. Темно в глазах. Я хочу вырваться. Открываю рот. Чья-то ладонь ложится на лицо. Я не могу кричать. Не могу вздохнуть. Чувствую во рту эту потную ладонь и сжимаю зубы.

— Вот зараза! Укусила меня! — вскрикивает Траин. Я слышу его сквозь боль и шум в ушах. Я не в силах шевельнуться, потому что сверху — Ари. Он вдавливает меня в землю. Ритмично. Раз за разом. Бесконечно. Режет и режет на куски. Режет и режет… режет… и режет… Кто-нибудь… помогите… мне…

Все исчезает. Снова появляется. Вода льется на лицо. Свет… Голос Ари:

— Ничего. Это бывает, когда в первый раз. Пройдет.

Я открываю глаза.

Я лежу на земле. Они стоят и смотрят на меня. Они — сверху, я — внизу. В грязи, жалкая и грязная. Они смотрят. Я пытаюсь сесть. Больно. Я прикрываюсь руками. Они все глядят… ну, хватит же!

— Хватит, — шепчу я. — Уйдите… Уходите…

— Завтра, как стемнеет, к амбару приходи, — отвечает Ари. Звучит, будто приказ. Я мотаю головой и плачу. Меня нет. Меня раздавили.

— Нет, — говорю я. — Я не приду… я не хочу…

Они не слушают.

— Приведешь ее? — спрашивает Ари.

— Будь спокоен, — это Траин. — Как договорились.

— Траин, — я поднимаю голову. — Траин, ты же мой брат. Как ты можешь… ведь ты мой брат! Как же ты…

— Для тебя, дурочки, стараюсь, — он улыбается. Берет с куста мое платье и бросает мне, как собаке кость. — Ладно, на, прикройся.

Я утыкаюсь в платье лицом. Шум их шагов… Они уходят, а я остаюсь на земле. В грязи. На своем месте. Теперь это навсегда — мое место… навсегда. Это и есть то, чего я стою.

(…Господи…)

— Господи… ох, Господи…

Бран услышал только шепот. Было темно. Где-то далеко впереди маячил свет.

— Боже мой, — снова его голос, тихий, хриплый, срывающийся. Острый ком у горла… жжение в глазах. Больно… Господи… больно.

Когда он вернулся, он увидал себя стоящим на снегу. Светила луна. Цепочка следов протянулась от порога: не человеческие следы.

Медвежьи.

Было тихо. Луна улыбалась Брану в лицо. Он пошел по следу. Во дворе, среди домов, остановился. Они все были здесь, лежали на снегу — и спали.

А он стоял над ними.

Черный призрак.

Вот он пошевелился, качнул огромной головой. В кабаньих глазках светилась злоба. Он был громаден, как скала. Он шагнул — и снег захрустел под лапами. Ноздри раздулись, он склонился к спящим людям, обнюхал, облизнулся, заворчал. Они все были здесь: конунг, Траин, Ари, Хилдир, Кнуд, Улла, Видар и Аса, и еще люди, и еще… Лежали на снегу — и спали. Им снился сон. Один и тот же сон.