Призрак гнева - Нелла Тихомир

— Только что, с ребятами, — Дэвайн улыбнулся. — Я гляжу, ты тут времени не теряешь. Господи, ну, и вид. Что это с тобой, а?

— Просто немного обморозился.

— Похоже, ты меня не ждал?

— Я… нет, конечно, ждал, но я…

Дэвайн потрепал его по волосам:

— Я очень рад тебя видеть, сынок. Очень, очень рад.

— Да. Я тоже… я тоже.

Дэвайн притянул его к себе и обнял. Отодвинул. Снова посмотрел в лицо.

— Видно, тут дело совсем плохо, а? — спросил он.

— Да уж, колдун, хреновей не бывает, — ответил вместо Брана Видар.

Он стоял поблизости, бледный и серьезный. Из пореза на щеке сочилась кровь. Утершись рукавом, Видар произнес:

— В этом гадюшнике с каждым днем все веселее, — и криво усмехнулся.

— Видар, — сказал Бран. — Ты знаешь про…

— Знаю, знаю, колдун. Все я знаю, — сплюнув кровь, Видар убрал меч в ножны и хмуро глянул на отца. Конунг был рядом, в трех шагах. Его держали. Он молчал, стискивая меч. Видар отвернулся.

— Эх, зря ты воротился сюда, колдун, — сказал он. — И я тоже… зря. Леший меня дернул.

Конунг вдруг рванулся — и вырвался у воинов из рук, прыгнул вперед, как хищник на добычу. Короткий, острый блеск клинка…

Видар закричал. Раздался хруст. Конунг упал на снег, подмяв под себя сына.

Бран кинулся конунгу на плечи, Дэвайн очутился рядом, подбежал Сигурд, дружинники… Конунга оттащили в сторону.

Видар лежал навзничь. Меч Брана валялся рядом, длинное лезвие было в крови почти по рукоятку. Пульсируя, как живой источник, кровь заливала белый снег. Конунг стоял поодаль, на коленях, на нем повисли четверо. Облизав губы, Видар усмехнулся.

— Ну вот, — выговорил он. — Наконец… добился… свое…го, а? На… конец-то… — Видар застонал, зажмурился, кровь толчком плеснула из раны. Рубаха стала красной и прилипла к телу. Его пальцы шевельнулись, ладонь прижалась к раненому боку. Судорожный вздох. Видар попытался приподняться, и алая струя ударила в снег.

— Лежи, — Дэвайн схватил его за плечи. — Не надо. Лежи.

Повернувшись к Сигурду, Дэвайн сказал:

— Его нужно отсюда унести. Немедленно.

Ярл подал знак дружинникам. Из копий и плащей сделали носилки и уложили Видара. Он молчал и лишь скрипел зубами. Харалдсон взялся с одного конца, а Эйвинд — с другого. Глаза Видара были закрыты, грудь быстро, тяжело вздымалась, пальцы скребли плащ.

Подняв, они унесли его в дом.

Глава 16

Во дворе у Сигурда собралось пол-поселка.

Видар лежал в доме. Он был в сознании, живот перебинтован так туго, что он едва дышал. Он не спал, когда с ним говорили, реагировал, даже пытался отвечать.

Но Видар умирал. Все это понимали, и он, наверное, тоже. Он потерял уйму крови, кожа сделалась прозрачной, а губы посинели. Семья собралась рядом: все, кроме конунга.

— Вот, дочка, дай ему попить, — сказала Хелге. Улла взяла у нее чашку и склонилась к брату. Ложкой зачерпнув воды, поднесла к губам.

— Пей, — Улла приподняла ему голову. — Пей.

Он переместил на сестру глаза, и губы приоткрылись. Улла влила воду ему в рот. Струйка стекла по подбородку. Видар застонал.

— Ты меня прям… будто деда, поишь… — он попытался улыбнуться, но улыбка получилась как гримаса. Улла снова поднесла ему воды.

— Оставь… сестра, — Видар удержал ее за руку. — Не… надо.

— Тебе нужно пить, — Улла сидела у брата в головах. Чашка в руке дрожала.

Видар не ответил. Смотрел на сестру долго-долго, потом проговорил:

— Да не плачь… сестра… чего ты, — Видар держал ее ладонь. — Ты… чашку-то поставь, не лей на меня… умываться… еще время не пришло.

Улла опустила чашку. Взяла руку Видара обеими руками. Он сказал:

— Темно тут. Экономят, видать… родичи… А? Холодно. Ты вон… вся дрожишь. Плащ-то… твой где?

— Не знаю… потеряла…

— Это зря… зря. А где колдун? Эй… колдун! Бран! — Видар закашлялся, на повязке проступило алое пятно. Ахнув, Улла вцепилась в его руку.

— Я здесь, — ответил Бран.

— Хотел сказать… — Видар облизал губы. — Береги… сестру. Понял?

— Да. Понял.

— Смотри же. А отец твой… где?

— Здесь, — Дэвайн нагнулся к раненому.

— А-а… — Видар слабо усмехался. — Вот и еще… колдун. Демай, я… спросить хотел… Мне… сколько жить осталось?

— Ну, что ты, — промолвил Дэвайн. — Ты еще нас всех переживешь.

Брови Видара дернулись. Он глубоко вздохнул, пальцы сжали покрывало.

— Брось, колдун… нету времени… бодягу разводить. Ответь, сколько?

Дэвайн и Сигурд переглянулись.

— Не знаю. Час… два, — ответил Дэвайн.

Улла затряслась. Прижала к губам братнину ладонь.

— Сигурд, — сказал Видар. — Ты где?

— Тут, сынок, тут.

— Дай мне меч.

Сигурд удивился, но спорить не стал. Вынул из ножен меч и протянул юноше. Медленно, будто это стоило труда, Видар перевел взгляд на клинок. Оторвал от покрывала руку, потянулся к мечу, но рука, не слушаясь, упала.

— Ты… меня слышишь, Сигурд? — голос Видара звучал словно издалека.

— Да, сынок. Слышу.

— Слушай… внимательно, и все… слушайте. Клянусь перед всеми… на этом мече, что я не… не убивал сестру. Не убивал… ни сам… ни с… чужой помощью. Ее крови… на мне нет. Сигурд… где ты, Сигурд…

— Здесь. Я здесь.

— Хорошо. Клянусь предками… к которым я иду. Если вру, пускай… меня боги накажут. Я ее не убивал. Не убивал. Передай отцу, если он… если ему… это интересно.

Улла заплакала и лбом ткнулась Видару в плечо. Она корчилась, словно от жестокой боли. Видар прошептал:

— Мы… колдуна в дороге встретили. Поэтому вернулись. Колдун может подтвердить. Меня здесь… не было. Не было, клянусь. И я… никого не нанимал. Не я это, родич, — его пальцы судорожно вцепились в рукоять меча. — Не я… это. Не я. Скажи отцу, не я это!

Он подался вперед, со свистом втягивая воздух. Черные глаза расширились, и лицо перекосилось. Повязка насквозь пропиталась кровью. Сигурд взял его за плечи и уложил обратно.

— Я скажу, сынок. Обязательно скажу.

Видар опять закашлялся, на губах выступила кровь. Пальцы мяли одеяло. Он дышал тяжело, толчками, и больше ничего не говорил, лежал, устремив в пространство взгляд. Не стонал, не двигался, только дышал. Дышал еще целых три часа.

А потом перестал дышать и умер.

Его положили возле Асы, в капище. Отправились туда всем кланом, пришли все, даже старики и дети, даже слуги и рабы.

Даже конунг.

За эти дни Торгрим словно съежился, стал меньше ростом, похудел и поседел, а лоб прорезали глубокие морщины. У него был отсутствующий взгляд, точно он пристально смотрел куда-то внутрь себя. Он молчал, не отвечал, когда к нему обращались, не глядел по сторонам и, кажется, не замечал своего мертвого сына. И когда Видара уложили возле Асы на алтарь, у статуи Тора, конунг не издал ни звука.