Мир Дому. Трилогия (СИ) - Шабалов Денис

Человек на рисунках изображался просто – кружок на палке, от палки ручки и ножки в стороны. У многих имелись бороды – дополнительные штришки под кружком. Судя по количеству бородачей, брились тут не часто… Кружочек на палочке с ручками и ножками, извилистая линия к прямоугольничку, из которого торчат уши и острый нос – человек поймал крысу; тот же кружочек на палочке, сидящий внутри большого треугольника с крысой на вытянутых руках – человек в жилище, ест; человек у ручья, ловит змею; человек спит; много человечков сидят вокруг одного, большого и с бородой, который замер в позе оратора – племя слушает старейшину… И тут же рядом – рисунки, от которых кровь стыла в жилах: двое больших человечков держат на руках одного маленького, перечеркнутого крест‑накрест; двое больших кладут маленького в ящик; маленький человечек в ящике. Эти рисунки, увы, были слишком хорошо понятны…

Впрочем, попадались и не совсем понятные. Вернее – понятные лишь частично. Толпа несет трех человек и привязывает к шесту… Казнь? Толпа скачет вокруг шеста, толпа на коленях… Молитва? Таких рисунков, которые можно истолковать неоднозначно, оказалось немало. Но один, самый крупный, по центру композиции, Серега так и не смог понять даже приблизительно: длинная шеренга мелких человечков внутри большого облака – и у каждого внизу головы короткие вертикальные штришки. Ни дать ни взять – карлики‑старички с длинной бородой. Но почему такие мелкие и почему зачеркнуты одной косой чертой?..

Помимо прочего его заинтересовало еще несколько рисунков – но Серега с первого взгляда понял их значение и с минуту тупил, теряясь в догадках о событиях на горизонте. На первом рисунке была изображена огромная крыса. На задних лапах она стояла рядом с мелким человечком – и размерами не уступала. Крыса держала палочку, из которой вылетали черточки, кружочки и загогулинки – и Серега как‑то сразу сообразил, что это художник обозначил музыку. Два плюс два сложилось сразу – на рисунке так обозначался Гамельнский Крысолов, байки о котором ходили в Доме.

– Всё же существует… – пробормотал он, осторожно касаясь рисунка пальцем.

Впрочем, слово «существует», наверно, следовало употреблять в прошедшем времени. На втором рисунке эта же крыса с палкой держала человечка за руку. На третьем человечка и крысу нарисовали очень мелко, а пространство вокруг заштриховали частыми‑частыми штрихами – и Серега, поломав голову, догадался, что так художник передал перспективу: Крысолов уводил ребенка во тьму, отдаляясь от племени. А на четвертом огромный клешнерукий таракан пожирал Крысолова, заглатывая его целиком.

Этот же таракан, кстати, фигурировал и на других рисунках: он так же жрал и человечков, но только поданы они были как‑то более основательно – с толстыми квадратными туловищами, с палками в обеих руках, из которых вырывались клубы дыма.

И вдруг… он почувствовал, как на загривок легла ледяная ладонь – в двух метрах от пола и правее, вплотную к ребру, так, что не сразу и наткнешься, он увидел… экспедицию! То, что это она, Серега сообразил сразу. Вереница грузовых платформ, каждая изображена как четыре кружочка с длинной чертой поверх, на платформах – «груз», ящики‑прямоугольнички различного калибра, рядом множество народу с оружием в руках… Чем еще это могло быть?

Вцепившись глазами в рисунок, он попытался понять, какая именно это экспедиция, Первая или Вторая – но отличительных признаков увидеть не смог. Зато, приглядевшись, понял, что экспедиция шла с боем – из «палок» в руках людей вырывался дым. Они отбивались от клешнерукого таракана, который преследовал их по пятам. Больше никаких подробностей на рисунке не значилось.

Продолжая лихорадочно бегать лучом по стене в надежде найти другие следы экспедиции, Серега поднимал фонарь все выше и выше, натыкаясь на новые и новые подробности жизни племени… и вдруг, на высоте четырех‑пяти метров, там, где стена транзитной закруглялась, переходя в свод, он увидел… Его.

Кощея.

Рисунок был большой. Занимая пространство от ребра до ребра, он был, пожалуй, сравним площадью со всей композицией. Даже рисунок этого создания – уже впечатлял, и Серега, рассматривая, подумал мельком, что встретиться с этой тварью не захотел бы ни за какие коврижки. Множество глаз, порой и в самых неожиданных местах… Тело – словно составлено из мелкий частей, рябит подробностями… Челюсть… наверняка – та самая, следы которой остались на тридцать третьем – огромная, словно ковш экскаватора, с рядами острейших зубов, на каждом из которых наколот человечек. И – фантастическое, прямо‑таки невероятное количество конечностей по всему телу. Однако самое жуткое впечатление оставляли клешни. Две здоровенные клешни, которые, простираясь над всей композицией, словно обнимали ее сверху. Чистой воды символизм – художник хотел показать, что оно, это существо, владело  людьми. Владело племенем целиком и полностью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он не помнил, сколько стоял так, запрокинув голову и зачарованно рассматривая чудовище. Время исчезло. Они остались один на один – он и Кощей. И Кощей, нависая сверху, давил своей массивностью, своей огромностью и невероятностью. Кощей… побеждал.

Что‑то постучало по плечу. Серега вздрогнул, оборачиваясь – сзади стоял Знайка.

– Любуешься? – хмуро вопросил он.

– Ты тоже понял?.. – кивнув на стену, мрачно спросил Серега.

– Я у тебя за спиной минут десять стою, – ответил научник. – Уже и отснять успел. Тут не понять‑то трудновато… Конечно, не все ясно – но многое. Да, наверное, это и есть Кощей. Кто ж еще. Но судя по тому, что сказал жрец – эта хреновина давно ушла с горизонта. И не его нам нужно бояться…

– Кого же? – нахмурился Сотников.

– Вот это, – и Знайка ткнул лучом фонаря в самый центр композиции, в облако с зачеркнутыми человечками. – Я потом все объясню. Но с горизонта нужно убираться немедленно.

Уйти с горизонта, как того требовал Знайка, обойма могла только через точку входа на Тайные Тропы. До подсобки на девятнадцатом километре добрались в рекордный срок – за час. И причиной был Знайка. Он всю дорогу торопил и погонял, несколько раз получил матюгами промеж ушей – но все же смог внушить необходимость такой скорости.

Пока обойма двигалась по горизонту, он, казалось, прислушивается к паутине, к ее гулу и отдаленным раскатам, втягивая голову в плечи всякий раз, когда ворчало особенно громко и продолжительно. Он словно ждал чего‑то. Ждал – и до ужаса боялся. И лишь когда обойма нырнула в техническое помещение и по длинному наклонному тоннелю поднялась на два горизонта выше, он слегка успокоился.

На привал встали здесь же, на Тайных Тропах. На двадцать восьмом горизонте нашлась техническая связная комната. Разложились у плитки – и тогда Знайка и рассказал причины экстренной эвакуации.

– Еще когда Артем про деда Никиту упомянул – у меня шевельнулось… – прихлебывая из кружки чаек с конфетой вприкуску, начал он. – Но значения не придал. А потом, когда второго увидел – ка‑а‑ак даст по башке! Там старик… тут старик… и в палатках старики. Но самое главное – рост! Это не карлики, ребят. Это страшнее. Ты читал материалы по деду Никите, Темыч?..

– «Синдром Федосеева»?!. – моргнув, оторопело пробормотал Страшила. – Так вот оно что! И ты думаешь…

– Да, – кивнул Илья. – Его пробы у нас есть. А теперь есть и пробы здешних стариков. Если совпадут – будем думать, что делать дальше. Это ведь еще один крохотный шажок к разгадке. Возможно, придется организовать экспедицию на горизонт. Дело‑то чрезвычайной важности…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– А я все думал – чего ты сломя башки назад рванул… – протянул Артем. – Ну и голова у вас, ведущий научный сотрудник…

Знайка самодовольно ухмыльнулся, принимая заслуженный комплимент.

– Значит, что… вся община подверглась? – уточнил Страшила. – Поголовно?..

– Не исключено. И, думаю, не по одному разу.

– Э, братва… Притормози… – оторопело проговорил Серега, слушая эту белиберду. – Вы всё о своем, да о своем… Никто не хочет пояснить – с чувством, с толком, с расстановкой – о чем речь? Кто такой Федосеев?