Бессонная война - Сэм Альфсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Нуска достаточно окреп для того, чтобы стоять на своих двух, Вьен как следует нарядил его, а затем хлопнул по плечам. Чёрные глаза арцента блеснули, и он сказал:
– Неплохо. Сегодня же ты отбудешь с континента.
Втроём они вышли из ветхого жилища, где Нуска пробыл незнамо сколько. И по знакомым улочкам, меж теснящихся глиняных домов направились к пристани Арценты.
Там, стоя в ряду с другими людьми, Нуска мог лишь глупо оглядываться по сторонам. Однако Вьен дёрнул его за рукав белых вычищенных одеяний и тихо заговорил:
– Эрьяра цела, не считая дворца, конечно. Но эту убогую постройку и не жалко. Тиама получила серьёзные раны в битве с Сином и появится нескоро. Уползла в своё логово. К тому же она беременна, и теперь должна снести и высидеть яйцо, прежде чем приняться за старое. Несколько лет в запасе у Скидана есть.
Впервые с тех пор, как Нуска покинул Эрьяру, Вьен заговорил с ним о событиях тех дней. Лекарь даже наклонил голову, вслушиваясь в то, что ему говорили.
– Если когда-нибудь вернёшься… позаботься об этом ребёнке. Он мой.
Нуска вздрогнул и сжал руку в кулак.
– Но лучше не возвращайся никогда. Точнее, ты ни в коем случае не должен вступать в схватку с Тиамой, если не уверен в победе. Её невозможно убить без сердца, которое хранится у тебя. Но если она прикончит тебя и заберёт его, то конец наступит уже для всего человечества. Ты понимаешь? Никогда. Не возвращайся. В Скидан.
Нуска слабовольно кивнул. Вьен вздохнул и не позволил ему упасть наземь. Придержав под локоть, он развернул Нуску к себе лицом и продолжил, смотря ему в глаза.
– Весь этот год я делал всё, чтобы ты не приближался к эрду и Тиаме. Где он, там и она. Она живёт только местью и мечтает уничтожить Скидан на глазах у Сина. Однако единственная причина того, что ты ещё жив, – это моё вмешательство. Но больше… я не смогу помогать тебе. Поэтому, прошу, не возвращайся.
Вьен приблизился, и он коснулся губами лба Нуски. Вздрогнув, лекарь почувствовал, как его воспоминания стремительно стали угасать, подобно медленно сгорающим в огне картинкам.
– Ты должен помнить только одно, Нуска: всё плохое, что произошло с тобой, случилось из-за эрда Скидана Сина Рирьярда. Погибло твоё племя и твоя мать. Был истреблён хаванский народ и умер твой отец. А ты, чтобы выжить, отправился в рабство в Сонию, чтобы спрятаться от Тиамы. Запомни это. И береги себя.
Нуска качнул головой и уставился на Вьена. Лицо брата вдруг показалось ему осунувшимся, а на его глаза словно легла печать какого-то проклятья. Нуска даже протянул руку, чтобы коснуться щеки Вьена и стереть эту странную невидимую отметину. Арцент криво усмехнулся, а затем убрал руку Нуски. Но в памяти лекаря навсегда запечатлелись измождённое лицо брата и эти чёрные и глубокие омуты вместо глаз.
– Эй, торговец! Тут покупатель из Сонии. Хотел бы посмотреть на вашего хаванца и полукровку.
Брат резко изменился в лице и отстранился. А Нуска застыл, покачиваясь, но за плечи его придержал Оанн.
Это был шумный рабовладельческий рынок. Нуска это понимал, но почему-то думать становилось всё труднее. Он мог лишь вслушиваться в плеск волн и крики чаек, которые заглушали все разговоры торговцев.
Вскоре Вьен махнул рукой, а на запястья Нуски накинули верёвку, а затем потащили по трапу на палубу корабля. Там же, на палубе, его и бросили в одиночестве.
Нуска то и дело проваливался в небытие, его память превратилась в настоящую мешанину, как и мысли. Он не мог думать ни о чём. Перед глазами стоял сплошной серый лист. Облокотившись на бортик, Нуска мог лишь наблюдать за стремительно удаляющимся берегом.
Неизвестно откуда в голове всплыли строчки из песни, которую Нуска даже смог пропеть:
«Дуновение южного ветра
По щекам гладит нежно, смеясь,
И, руками касаясь фетра,
Колыхает тихонько твой плащ».
Но дальше Нуска забыл и потому замолк. Он бы так и стоял здесь в одиночестве, как последний дурень, если бы одна из кружащих над палубой птиц не села ему прямо на плечо.
Нуска вздрогнул, обернувшись, он увидел необыкновенно чёрную птицу – ворона. Откуда она только взялась? Разве у моря не водятся одни только чайки да бакланы?
– Эй, откуда ты? Так странно… Я словно уже видел тебя.
Нуска чесал дикую птицу, точно щенка, поглаживая её перья вокруг шеи. Но ворон не спешил улетать, крепко впившись в плечо Нуски и буравя его пристальным взглядом синих глаз.
Осознание того, что Нуска покидает родную страну, пришло не сразу. Однако ощутить хоть что-то по этому поводу он так и не смог. Он не мог припомнить даже то, что делал вчера.
Пахло солью и мокрой древесиной. Нуску убаюкивал мягкий ход корабля, успокаивал почему-то трепещущее и сжимающееся от страха и волнения сердце. Вскоре кто-то с корабля наконец заметил его, хлопнул по плечу и поволок в трюм. Ворон, громко каркнув, вспорхнул с плеча и улетел, но Нуска ещё долго оглядывался, пытаясь отыскать его в небе.
Ветер гнал облака. Течение уносило его куда-то вдаль, но Нуска чувствовал себя так, будто застрял в болоте, невероятно зловонном и зыбучем. И даже сидя в трюме, борясь с то и дело подкатывающей к горлу тошнотой и морской болезнью, он не мог отделаться от ощущения, что что-то потерял.
Нет, не что-то. Он потерял всё. Он потерял самого себя в этом глухом море, таком же огромном и беспросветном, как и вся его жизнь.
Эпилог. Забытые страхи в реальной плоти
Мелькали лохматые тени сохатых – забытые страхи
в реальной плоти.
Я чувствовал, как щекотали меха их холодные мысли
в визжащей ночи.
За несколько дней до пришествия тёмной кометы.
Облака сгущались над Эрьярой. Не прошло и нескольких часов, как проливной дождь обрушился на город. Тяжёлые капли били по земле, взрывая почву и превращая дороги в булькающую грязь. Когда за окнами раздался грохот, хлопотливые служанки стали запирать ставни на засовы, спасая дворцовые ковры.
Ключник подбежал к главным дверям, намереваясь как можно скорее запереть их на ночь, однако именно в эту секунду раздался глухой стук. Нахмурившись, слуга покрутил на пальце связку ключей, а затем подозвал стражу. И только в окружении трёх магов боли