Муос: Чистилище - Захар Петров

И всё же своевременно введённый кингом по совету Веры режим жёсткой экономии позволил отсрочить в Резервации голод, маячивший страшной перспективой скорого будущего, но пока что не выбивший из колеи обычную жизнь поселения.

Джессика после Короля была самым авторитетным человеком Резервации, поэтому ей многое прощалось. Давно замеченная дружба Джессики с белой женщиной из Сил Безопасности казалась многим странностью доктора, неприятной, но простительной для гениального человека. Когда же эта белая притащила своего безногого дружка, а потом и какого-то пацана с вытянутым лицом, эта странная тройка бледнолицых вызывала у местных чувства, далёкие от восторга. Немного разбавило неприязнь появление близнецов, благодаря которым Резервация выстояла в серии нападений. И всё же тень надвигающегося голода делала мавров раздражительней. Своей неприязни к пришлым лишним ртам мулаты почти не скрывали.

Джессика вышла за кинга, и Вера догадывалась, что это было сделано только ради неё и тех, кто с нею. Вера подозревала, что кинг пошёл на прямой шантаж, поставив пребывание белых в поселений под условие свадьбы с Джессикой. Но от разговора на эту тему Джессика уклонялась, отшучиваясь: «Не век же девкой сидеть!».

И действительно, после свадьбы Кинг-Эрик всячески покровительствовал друзьям новобрачной. Под предлогом занятости он сложил с себя учительские обязанности, полностью передав их Вячеславу и Вере, и даже увеличил часы занятий. В какой-то мере это было оправдано: мавританский диалект на треть состоявший из английских и производных от них слов, очень сильно отличался от языка основной части Муоса. С давних времён детям в школе Королевства, а потом и Резервации, преподавался государственный язык, но чему могли научить учителя, которые сами им плохо владели? А этот язык был жизненно необходим: собственной литературы в Резервации не было, поэтому резерванты неохотно приобщались к чтению малопонятных им книг. В связи с этим решение кинга допустить к учительству в школе носителей основного языка Муоса выглядело вполне обоснованным. Кроме того, отсутствие работ на Поверхности добавило свободного времени жителям Резервации и, чтобы его не тратить впустую, Кинг обязал детей учиться больше, а для взрослых, желающих подучиться, ввёл вечернюю школу. Добавление учебных часов в свою очередь вызвало потребность в ещё одном преподавателе. Но Вера понимала, что благодарить за их трудоустройство она должна не рвение Короля к просветительству, а его чувства к доктору Джессике и саму Джессику, которая сумела правильно сыграть на этих чувствах в пользу своей подруги.

Как бы то ни было, это были счастливые месяцы. У Веры стали снова отрастать волосы, с коротким ёжиком на голове она была похожа на подростка, чуть ли не ровесника Хынга. Один раз от Джессики она услышала непонятное слово «лейкемия», но переспрашивать, что этот диагноз значит и каковы её шансы выжить, Вера не стала — слишком тревожно смотрела на неё подруга-доктор, не перестававшая пичкать её пэтэйтуином. Не разделяя пессимизма врачихи, Вера появление волос восприняла как добрый знак, а значит, у неё есть ещё время, и ни одной отпущенной ей минуты она уже зазря не потратит. Больше её тревожило состояние Вячеслава. Он уже мог кое-как передвигаться по Резервации без посторонней помощи — по эскизу Джессики местный мастер из деревянных чушек и системы кожаных ремней соорудил ему протезы. Зато слово «туберкулёз» для Веры толковать нужды не было, и Джессика диагноза этого не скрывала. Лекарства, приобретённые давно в Республике, уже заканчивались; а то, что могли сделать Джессика и её помощники из собранных под землёй и на Поверхности грибов, лишайников и трав, не лечило от туберкулёза. Он сильно кашлял, иногда с кровью, худел, но не терял бодрости духа. Порой он казался ребёнком, который вроде бы и знает о том, что все люди умирают, но в то же время считает смерть чем-то далёким, к себе не относящимся. И Вера с ним не говорила ни о его болезни, ни о том, чем она может закончиться. Они оба были охвачены тем делом, которым занимались.

Днём они учили детей. Смышлёные негритята, чуждые расовых предрассудков своих родителей, с удовольствием посещали уроки своих новых учителей. Несмотря на то, что Король был образованным человеком, наставником он был скучным, и только за счёт авторитета и чрезмерной строгости ему удавалось удерживать на себе внимание детей. Теперь же ребята с жадностью ловили каждое слово, срывавшееся с губ Веры и Вячеслава, которые старались не только научить их азам чтения, письма и счёта, но во время каждого урока уносили их далеко за пределы их маленькой Резервации, в далёкие времена, к далёким странам и далёким мирам. Им двоим удавалось этих маленьких смуглых человечков поставить в центре необъятной Вселенной, временно сузившей свои границы до их маленького поселения, но всё так же лежащей у их ног и зовущей покорять и делать новые открытия. По вечерам собирались взрослые. Не все из них искренне хотели получить новые знания: кто-то шёл от безделья, кто-то — чтобы зарисоваться перед кингом, кто-то специально искал крамолу в речах пришлых, чтобы потом её использовать против них. Но никто не мог оставаться равнодушным к тому, что рассказывали эти люди, и главное — к тому, как они это рассказывали. Кинг когда-то просто втолковывал информацию, которую считал важной, а потом проверял её знание у своих учеников. Вера и Вячеслав никого не проверяли, но умудрялись так изложить материал, что слушающим казалось, что об этом новом они и сами уже догадывались, а может быть, даже знали, просто подзабыли, и теперь преподаватели лишь освежали их память. И учителям тоже было очень интересно вливать в мозги этих людей новую информацию. Вера представляла себя неотделимым звеном в растянувшейся на тысячелетия цепочке учёных, книжников и учителей, передававших будущим поколениям знания, накопленные поколениями прошлыми. Причём она чувствовала себя звеном в самой тонкой части этой цепочки: она, Вячеслав, да где-то ещё диггеры были, пожалуй, теми немногими в Муосе, а может быть, и во всей Вселенной, кто упрямо пытался протащить в дикое будущее наследие прошлых веков. Кто знает, быть может, кто-то из этих черноголовых слушателей также будет делиться полученными от них знаниями со своими учениками, а те — со своими, и так эта последовательность не прервётся и когда-нибудь в будущем приведёт к новому бурному расцвету цивилизации. А если нет… Тогда надежда только на «Начала».

«Начала» занимали всё свободное от обучения детей время Веры, Вячеслава и Хынга. Впрочем, у Хынга на это было больше времени — всё, что преподавали Вячеслав и Вера, он давно знал, а для преподавания он был слишком мал. Было удивительно, как этот подросток, пришедший из одного из самых диких племён Муоса, неутомимо и грамотно делает работу, сомнений в важности которой не испытывал ни секунды. У Хынга были отличные художественные задатки и, к тому же, он был очень аккуратен. Именно он из специальных пластиковых заготовок, реквизированных верой в типографии Улья, изготавливал специальные печатные знаки — те, которых не было в принесённых из Улья шрифтах. Он же вырезал пресс-формы для гравюрных иллюстраций. Бумаги у них было предостаточно — в самый последний торговый поход Саха и Паха на все муони, заработанные ими за последний год в спецназе, приобрели большой рулон бумаги, который вдвоём едва притащили в Резервацию. Муони уже стали обесцениваться, но ещё ходили, зато бумага после закрытия типографии стала одним из самых неходовых товаров, и владелец целлюлозной мастерской с удовольствием её продал за бесценок. Вскоре первые страницы будущей книги вышли из-под ручного типографского пресса. Отпечатав полсотни экземпляров одного разворота, они приступали к следующему…

Они бы работали и ночью, но в поселениях шум после отбоя не приветствовался. Поэтому они укладывали Хынга и под его тихое мирное сопение шептались, попивая чай из всё той же заветной кружки. Дрянное местное пойло из туннельных лишайников не шло ни в какое сравнение с тем ароматным напитком, который готовил когда-то Вячеслав в своей лаборантской. Важен был не чай, который они едва надпивали, а передаваемая из рук в руки кружка, обладавшая возможностями машины времени, забрасывавшей их на несколько часов в далёкие-далёкие времена и в далёкую университетскую лаборантскую. А потом они ложились под одно одеяло и, крепко обнявшись, ещё долго не могли заснуть, скупясь тратить на сон эти драгоценные мгновения пребывания друг с другом. Дальше объятий они не заходили, какой-то непреодолимый барьер не пускал их на последнюю ступеньку их супружеских отношений. Быть может, Вячеслав видел проблему в их разнице в возрасте, своей болезни и в обрубленных ногах. Может быть, Вера боялась по своей вине нарушить пророчество о Деве-Воине на тот случай, если это предсказание всё-таки о ней. А может, они оба понимали, что возможное появление ребёнка просто немыслимо для них обоих в сложившейся ситуации.