Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин

лиц и групп, от сограждан и согражданок притекали к нему доказательства участия и бесчисленны были rb цветочные посылки, которые, часто анонимно, поступали к нему. На цветах покоилось также и тело молодого человека, и гроб его был украшен благоухающими произведениями лета. Но агенты полиции озаботились, чтобы эти изъявления грусти и скорби родных не оставались бы дольше на гробе. К отцу на следующий за покушением день прибыла телеграмма с выражением симпатии от группы молодых поляков из Парижа».

Некоторые финляндцы радовались и вышли на улицы с красными цветами в петлицах. Рестораны были полны посетителей с радостными лицами (сообщал корреспондент норвежской «Morgenbladett»). Вечером в день гнусного убийства некоторые круги Финляндии ликовали. На одной ленте, которую приготовили для венка преступнику, значилась признательность за честно исполненный долг.

Подлость убийства и гнусность ликований усугубляются тем, что озверевший агитатор напал на беззащитного человека в разгар войны. Удар нанесен предательски и не без расчета, в момент тяжелой борьбы России с опасным врагом. Газета финляндских революционеров («Veckans Nyheter»), вдохновителями которой являлись административно удаленные из Великого Княжества, указывала, что японская война — самый удобный момент для свержения «русского ига».

«Если даже допустить, что Евгений Шауман не был орудием специального заговора, то, — как писал Gaulois (23 июня 1904 г.), — из этого вовсе не следует, что «партия сепаратистов совершенно непричастна к его преступлению». Россия не возложит на население Финляндии ответственности за гибель своего доблестного сына. Смута вышла из лагеря агитаторов. Они и должны разделить ответственность за деяние Евгения Шаумана, вместе с теми заграничными газетами, которые злоупотребляли недоразумением, возникшим между финским народом и его правительством и постоянно, притворно вздыхая, приговаривали: «ces pauvres finlandais».

Едва ли можно сомневаться в том, что агитаторы вдохновляли Евгения Шаумана на преступление. Они кричали о тирании России; они подняли европейскую печать и создали подпольные издания; они плодили клевету и грубые карикатуры. Их руками по Финляндии разносились вредные листки и брошюры. Им принадлежит развитие и практическое применение идеи пассивного сопротивления. Настойчивее других проповедовало жестокие революционные способы действия «Свободное Слово» («Fria Ord»). Из Швеции — гнезда финских агитаторов — разошлись во все стороны прокламации. Не поэтому ли друзья финляндцев — шведские газеты — так усердно и неприлично оправдывали впоследствии убийство?

«Fria Ord» говорила именем шведской партии. В течении нескольких лет эта газета доказывала, что надо «истребить монархический дух», надо упразднить единодержавие, что пассивное сопротивление для этого неудачно избрано, что будущее Финляндии зависит от ближайшего союза финляндцев с русскими революционерами и от введения «боевой организации». «Fria Ord» находила возможным звать народ к кулачной расправе, оправдывать призывы к восстанию, пропагандировать «мзду за измену». Очевидно, зная о замысле Евг. Шаумана, «Fria Ord» наставляла его (в дек. 1903 г.): «Прислушайся к голосу своей совести. Этот голос тебе скажет: ты будешь героем, каких воспевают поэты. Такой человек... жертвует собой ради родины, ради своей идеи... Сохрани в себе сердце отрока, поющее гимн смерти, когда ты пойдешь на бой за отечество... Умри за это дело, если нужно, и твоя смертная минута будет легка и тысячи людей вынесут из этого утешение».

Едва ли возможно поэтому отрицать, что почва в Евгении Шаумане для политического преступления против России была подготовлена окружающей финляндской обстановкой последних лет. Слова нетерпимости к России постоянно носились и звучали вокруг каждого финляндца, слова расположения к ней он мог услышать только, как редчайшее исключение.

Н. И. Бобриков являлся представителем русской власти, но в то же время он был представителем русской идеи. В Н. И. Бобрикове агитаторы невзлюбили представителя единой и неделимой России и потому пулей метили в верховные суверенные права России, которых агитаторы не желали признавать, и против которых подымали население края.

Убийца прибег к самосуду. Он, подобно ядовитым насекомым, умер на сделанной его жалом ране. Яд, накопленный многолетней пропагандой, не истек с ним до последней капли. Вскоре убили прокурора сената Ионсона и подполковника Крамаренко и сделали покушение на жизнь Выборгского губернатора Н. А. Мясоедова, помощника генерал-губернатора В. Ф. Дейтриха, на Тавастгусского губернатора А. А. Панкова, на одного городового и жандармского унтер-офицера.

Кровь полилась по Финляндии обильной струей... Финны справедливо гордились, что личная безопасность у них была обеспечена. Благородный представитель духовной красоты финского народа поэт Захарий Топелиус говорил: «Развевайся, торжествуя, ты, сине-белая ткань. Чистоту твою не запятнает пурпур крови иначе, как в вихре боевом». В стороне от мировой политики и ее суеты Финляндия пользовалась внутренним и внешним миром, свободой от воинской и государственной тягости. А на рубеже двадцатого столетия она запятнала себя зверскими преступлениями, которые явились плодом зловредной агитации.

4 июня 1904 г. скончался выдающийся человек, приковывавший к себе в последние годы общее внимание.

Государь Император соизволил осчастливить вдову Елизавету Ивановну Бобрикову телеграммой: «С сердечным сокрушением узнал о кончине вашего мужа. Да поможет вам Господь перенести тяжкую горестную утрату. Имя Николая Ивановича Бобрикова будет всегда памятно истинно русским людям». Сочувствие «жестокому горю» было выражено: Государыней Императрицей Александрой Феодоровной, Великими Князьями Владимиром Александровичем, Николаем Николаевичем, Петром Николаевичем, Сергеем Александровичем, Великими Княгинями Елизаветой Феодоровной и Александрой Иосифовной, Княгиней Милицей Николаевной, Принцем Александром Ольденбургским, Принцессой Евгенией Максимилиановной. 9 июня вдова генерал-адъютанта Е. И. Бобрикова получила следующую телеграмму Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны: «Pense avec la plus grande sympathie à vous dans laffreux malheur dont vous et votre famille son frappés»[7]. Военный министр писал: «Русская армия скорбит об утрате одного из достойнейших своих представителей, павшего жертвой долга преданности Государю и Родине».

Над свежей могилой Н. И. Бобрикова пронеслись затем тучи газетных отзывов. Из отечественных редакций одни видели в почившем генерал-губернаторе носителя русских идеалов на Финляндской окраине, «ревнителя чести и славы России», верного слугу национальной идеи, крепкого и бдительного стража Самодержавия, а также преданного сына православной церкви. Другие, — когда он пал жертвой финляндских агитаторов, — побоялись скомпрометировать себя и потому ограничились агентскими телеграммами и сухими некрологами. В некоторых русских изданиях почтенному вождю далеких буров, Крюгеру, было уделено более внимания и теплоты, чем собственному представителю на ближайшей к столице окраине.

В одном письме (11 сентября 1903 г.) В. К. Плеве отозвался о Н. И. Бобрикове, как «начальнике умном, который, конечно, никакой истории из-за пустяков не сделает, хотя и не попустит никакой узурпации его прав»...

Доблестно погибший на посту финляндский генерал-губернатор Н. И. Бобриков «был одним из замечательных русских деятелей, одним из крупных государственных умов, одним из талантливейших