Еще одна сказка барда Бидля - rain_dog

- Профессор Мак Гонагалл, отпустите меня, - пытаюсь взмолиться я по дороге, потому что мне вовсе не нравится, как она тащит меня по замку на виду у всех прямо к директорским апартаментам.

- Поттер, Вы хоть что-нибудь понимаете! Как Вы могли! Вы еще не вполне здоровы, Вы понимаете, чем для Вас сейчас может обернуться даже элементарная простуда? - и она даже и не думает выпускать мою руку, в которую вцепилась мертвой хваткой.

Ну что меня все куда-то тащат, думаю я с тоской и некоторой обреченностью. Егеря тогда осенью, Блейки со Снейпом в подвале, сам Снейп к Волдеморту на расправу - а мне остается только неуклюже перебирать ногами, когда предоставляется такая возможность.

- Вот, полюбуйтесь, господин директор, - с чувством даже, пожалуй, определенного удовлетворения произносит Мак Гонагалл, выталкивая меня - мокрого и босого, в облепившей тело футболке - на середину парадного кабинета. - Я только что буквально достала его из ручья у Хижины Хагрида.

Северус, сидящий у стола, поднимает голову, оглядывает меня с головы до пят - любуется, наверное… Устало вздыхает, смешно чешет кончик носа, пытаясь не улыбаться.

- Что же Вы его не высушили, Минерва? - наконец, спрашивает он, видимо, сумев справиться с подступающим смехом в голосе.

- Мне бы хотелось, Северус, чтобы Вы посмотрели на него своими глазами, так сказать, во всей красе!

Если бы Минерва Мак Гонагалл хоть на секунду могла себе сейчас представить, в какой красе он меня уже неоднократно видел, ей бы точно понадобилась врачебная помощь…

- Иди в ванну и переоденься, - командует он мне, а я вижу, как его взгляд не может оторваться от линий моего тела, так явственно сейчас прочерченных мокрой тканью.

Остается только надеяться, что наш декан примет этот взгляд за выражение крайнего неудовольствия.

Я быстро юркаю наверх, скорее подальше от разъяренной главы дома Гриффиндора, а мне вслед, легко преодолевая лестничные ступеньки, поднимаются ее слова о моей безответственности, пренебрежении всеми правилами и указаниями, собственным здоровьем и директорской заботой, но голос Северуса, сейчас ровный и бесцветный, предназначенный для посторонних, вскоре заглушает ее - он уговаривает, шутит, но окончания разговора я уже не слышу, так как уже стою под струями горячей воды, подставляю им лицо, плечи, ладони и думаю - как же здорово, черт возьми, жить на белом свете этим жарким летом, убегать от грозы, когда мокрая высокая трава заплетает тебе ноги, рыться в песке на дне ручья, ощущая в ладонях круглую обточенную водой гальку, пропускать сквозь пальцы мелкий речной песок. И даже бояться окрика декана - это тоже неплохо.

И вот я уже вытираюсь, повязываю вокруг бедер полотенце, а рука моя тянется к небольшой баночке с мазью, стоящей на столике у зеркала - раз я все равно здесь, почему бы заодно и не намазать шрамы. И вдруг вздрагиваю, чувствуя на себе взгляд Северуса. Я не заметил, когда он вошел, а сейчас он стоит сзади в паре метров от меня и… я не понимаю, что пугает меня в его глазах. Но в них будто темный туман и отзвук того самого желания, которое я впервые увидел тогда, под утро, когда пытался разбудить его своим неумелым поцелуем.

- Я сейчас оденусь, хорошо? - быстро спрашиваю я.

- А мазь? Иди в кровать, я тебя сам намажу.

Он говорит это совершенно обычно, но странное выражение его глаз так и не меняется. И когда я прохожу мимо него, чуть задевая его плечом, потому что он так и стоит в довольно узком дверном проеме, меня словно обдает теплая волна - легко-легко, будто окутывая мои плечи.

Когда он входит в спальню вслед за мной, я смотрю на него несколько настороженно и, чтобы как-то разрядить обстановку, говорю:

- Ты тоже будешь на меня ругаться?

- Ругаться? Нет, даже не собирался.

Он открывает баночку, набирает мазь на пальцы. Так медленно… Или мне только так кажется, потому что я жду от него… Я сам не знаю, чего я там жду, потому что он, как обычно, просто осторожно проводит подушечками пальцев по тонкой белой ниточке шрама на плече. Но я отчего-то вздрагиваю.

- Ты что? - удивленно спрашивает он, а вот этот взгляд… он никуда не девается.

- Ты так смотришь…

- Мне нравится на тебя смотреть, - говорит он очень тихо, и вдруг наклоняется, и проводит языком по шраму рядом, а потом целует эти тонкие переплетающиеся линии, чуть касаясь их губами, миллиметр за миллиметром

Я замолкаю, мне кажется, тишина над нами становится словно хрустальной, хрупкой, звенящей. А он, уже вовсе забыв про мазь, медленно-медленно скользит губами по причудливой, нарисованной белыми изломами карте, покрывающей мое тело. И когда он сдвигает в сторону полотенце, все еще прикрывающее мои бедра, я с ужасом и восторгом начинаю догадываться, что он задумал. Но этого же не может быть! Такое просто невозможно! У меня с ним… И когда я чувствую, как его губы касаются моего члена, я пытаюсь протестовать.

- Северус, но ты…

Мне страшно стыдно, я не представляю, как он может делать это со мной, мне ужасно этого хочется, но я же не могу этого ему позволить. И я тяну руки к нему, чтобы остановить его. В безумной надежде, что он все же не перестанет. А он просто мягко перехватывает мои запястья, чтобы я не мешал ему. Что он делает? Его язык просто дразнит меня, поднимаясь вверх, к головке, от самого основания, касаясь меня словно короткими мазками. А потом вдруг я внезапно сразу и глубоко погружаюсь в бархатное тепло его рта, несколько сильных движений, сдавливающих мою нежную плоть - и вновь дуновение воздуха, и щекочущие дразнящие движения его языка у самого основания. Он хочет, чтобы я умер. В этом нет ни малейшего сомнения. И в тоже время мне так божественно здорово, я просто парю. Я готов проститься сейчас с жизнью, мне и надо-то совсем чуть-чуть. Я не хочу кричать или стонать, просто шепчу «Северус, ну что ты делаешь?», так невнятно, что он вряд ли слышит. Да и если бы слышал… Он же не остановится. И вновь жар его рта, губ. Бесконечность… Я вижу ее вполне четко - она переливается белой светящейся дорожкой перед моими глазами. Он отпускает мои руки, понимая, что я вряд ли в силах сопротивляться. И его жаркие ладони касаются моей кожи, тоже там, внизу, бережно, будто я драгоценность. Будто каждый участок моего тела - невероятное сокровище. И я не выдерживаю, хотя только что клялся себе, что ни за что не позволю себе кончить ему в рот, что это ужасно, что ему же не может быть это приятно…. Я вскрикиваю и, кажется, слепну на несколько секунд, а когда вновь осмеливаюсь разжать крепко сомкнутые веки, вижу его бархатные темные глаза, глядящие на меня сейчас с улыбкой и такой нежностью, от которой щемит сердце.

- Северус, но как ты можешь? Почему ты…

Он молча прикладывает палец к моим губам, обводит контур губ, скулы. И смотрит так, будто не может насмотреться. А потом наклоняется ко мне и шепчет: