Семья Машбер - Дер Нистер

Лузи исполнил просьбу Иехиела — поначалу с неловкостью, но потом с добродушной улыбкой мудреца, видящего перед собою мхом заросшего сельского жителя, верующего в то, во что верить не полагается. Распрощавшись с хозяином корчмы, Лузи и Сроли двинулись лесом дальше, вперед. Через несколько часов они дошли до опушки и увидели перед собою маленький заспанный поселок, состоявший из одной только улицы, по обе стороны которой тянулись дома. В поселке царила такая же тишина, как и в лесу, из которого они только что вышли. Лузи захотелось побыть здесь подольше. Они сняли жилье, и Лузи провел несколько дней в местной синагоге: утром за молитвой, а затем — за чтением фолиантов, как обычно. Потом они со Сроли снова отправились в путь и шли мимо городишек, существовавших со времен Богдана Хмельницкого, — таких, как Звиль, Корец, Анополь, Заславль.

Все время следом за Лузи шли какие-то неясные слухи, проистекавшие из города N. Одни истолковывали эти слухи к добру, другие — к худу. Чересчур набожные жители поселков и деревень, через которые проходили наши странники, держались от Лузи в стороне и даже хотели, чтобы он поскорее их покинул: мало ли что, а вдруг он и в самом деле такой, как говорят?.. Но другие — таких было большинство, — глядя на Лузи, не могли верить россказням и, уверенные в его правоте, утверждали, что этого человека лишь охватили сомнения и он желает изжить их вот так, скитаясь по свету, а слухи, которые следуют за ним, — ложные.

Так или иначе, но в то лето везде говорили о таинственном страннике, и даже когда наши путники попадали в такие места, где люди склонны были верить тому вздору, который рассказывали о Лузи, увидев его вместе со Сроли, несшим за плечами торбу, местные жители начинали испытывать к нему такое уважение, что и у самых заядлых фанатиков не только не хватало смелости бросить ему в лицо упрек, но и отважиться за глаза сказать о нем оскорбительное слово. Столь глубокое уважение Лузи внушал как своим единоверцам — евреям, так и неевреям, которые при встрече уступали Лузи дорогу, а потом, пропустив его, оборачивались и провожали его почтительным взглядом.

Так бывало, когда Лузи и Сроли в знойный летний день, в страдную пору, проходили через деревню: все крестьяне ушли в поле, в домах оставались лишь немощные старики и старухи. Путники просили воды испить, и им тут же с уважением подносили кружку. Хозяева просили их подождать, а сами уходили в садок за домом и приносили яблоко или грушу — только что с дерева, или темно-лиловые сливы, словно дымком подернутые, в миске с намалеванным на донышке петухом. «На здоровье!» — говорили доброжелательно крестьяне, глядя на запыленного и немного уставшего Лузи, вызывавшего у набожных людей такое же чувство уважения, какое они питали к странникам-богомольцам, ходившим от церкви до церкви, от одного славного монастыря до другого… Случалось также, что Лузи и Сроли приходили к вечеру в поселок, где жители справляли свадьбу. Новоприбывшие гости должны были прийти на торжество и поздравить жениха с невестой и всю родню. Когда бы они ни являлись — до венца или после, в самый разгар свадебного оживления, — их сразу замечали, шли к ним навстречу, приглашали к столу. И родня, и гости — все на минутку затихали и, глядя со стороны на Лузи, тихо спрашивали друг у друга:

— Кто этот человек? Неужели из тех, что побираются?

— Упаси Бог! — отвечали им те, кто уже слыхал о Лузи. — Ведь это же Лузи Машбер, тот самый, что ходит по нашему краю…

— Вот как!

Так бывало и вечером, и рано утром, когда Лузи и Сроли должны были покидать поселок, но, увидев свадьбу, направлялись в тот дом, где шло празднование, чтобы первое приветствие принести новобрачным и родне, как полагается. Как только люди замечали на пороге Лузи в дорожном пальто и Сроли с торбой за плечами, они освобождали им путь к жениху и невесте; потом, когда гости и даже музыканты прерывали игру и танцы, их приглашали к столу и просили отведать свадебных яств. Если путники отказывались, ссылаясь на то, что им пора в дорогу, хозяева упрашивали Сроли развязать торбу и пополняли ее содержимое печеньем, пряниками, пирогами и прочими лакомствами, а также жареным и вареным — этого хватало нашим странникам на день и больше.

— Кто этот человек? — спрашивали гости друг друга.

— Не знаете?.. Ведь это же Лузи Машбер, который ходит по нашему краю.

Говоря это, люди не отводили глаз от высокого и стройного Лузи с короткой белой бородой, с появлением которого в дом как бы входило благородство, не исчезавшее и тогда, когда он этот дом покидал.

Примечания

1

David G. Roskies, A Bridge of Longing: The Lost Art of Yiddish Storytelling (Cambridge, Mass: Harvard University Press, 1995), р. 195.

2

Leonard Wolf, «Introduction» Der Nister, The Family Mashber. New York: Summit Books, 1987, p. 15.

3

Дов Садан «Вегн Дем Нистер» ин Тойерн ун тирн: эсейн ун этюдн. Тель-Авив: Исроэл бух, 1979. С. 64–65.

4

Delphine Bechtel, «Der Nister's» Work 1907–1929: A Study of a Yiddish Symbolist (Herbert Lang: 1996), 266.

5

Хоне Шмерук. Дер Нистер, хайав вейецирато // Дер Нистер, Ханазир вехагдийа. Иерусалим: Мосад Бялик, 1963. С. 41.

6

Подробнее об этой повести см. мою статью «Writing between the Lines: 1905 in the Soviet Yiddish Novel of the Stalinist Period», Stefani Hoffman and Ezra Mendelsohn (eds), The Revolution of 1905 and Russia's Jews, Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2008, p. 212–226.

7

Иоханан бен Закай (I век н. э.) — один из законоучителей Талмуда; Рамбам — Моше бен Маймон, Маймонид (1135–1204) — крупнейший средневековый еврейский философ; Израиль Баал-Шем-Тов, или Бешт (букв. «Господин доброго имени», 1699–1760), — основоположник хасидизма.

8

Здесь — могила рабби Нахмана Браславского.

9

Специальный налог на кошерное мясо. Сбор этого налога отдавался в аренду кому-либо из богачей.