Деньги, банковский кредит и экономичские циклы - Хесус Уэрта де Сото

Экономист-теоретик и марксист М. И. Туган-Барановский позже расширил и переработал комментарий Энгельса, имея в виду развитие теории экономического цикла на основе концепции «перепроизводства» на различных стадиях инвестиционного процесса. Как мы указывали выше, эта теория весьма близка к австрийской теории экономического цикла, представленной в настоящей книге. На самом деле, хотя Туган-Барановский не смог установить монетарную природу избыточных инвестиций и несбалансированности между различными стадиями процесса производства (феномен кредитной экспансии), его интерпретация в своей основе является правильной в отношении теории капитала, и сам Хайек признавал Туган-Барановского предшественником австрийской теории экономического цикла[579].

Поэтому не приходится удивляться тому, что такой автор с очевидно марксистскими взглядами, как Ховард Шерман, провозгласил, что теория Хайека различных стадий процесса производства полностью соответствует теоретической схеме Маркса. Эта схема традиционно делает упор на том, что капиталистическая система неизбежно порождает существенные диспропорции между различными фазами воспроизводства. Как можно ожидать, целью этих заявлений является отнюдь не демонстрация негативных последствий кредитной экспансии и денежной политики правительства и центрального банка для производственной структуры. Шерман стремился лишь проиллюстрировать постулируемую им внутреннюю нестабильность капиталистической системы[580]. Австрийская школа усматривает ошибочность воззрений марксистов на анализируемые явления не в их описании симптомов болезни (в целом точном), а в объяснении ими ее причин, которые ученые австрийской школы выводят из нарушения принципов права в договоре банковского вклада (частичное резервирование наличных денежных средств).

В дополнение к этому выводы, благоприятные для австрийской теории экономического цикла, могут быть сделаны также на материале полемики между неорикардианцами и неоклассиками по вопросу о возможности технического переключения. Действительно, в ходе этой полемики о переключении, в полном соответствии с австрийской традицией подчеркивалась разнородная, взаимодополняющая природа различных капитальных благ, которая противопоставлялась неоклассической концепции капитала как однородного фонда. Далее, австрийские экономисты, в частности, Хайек, с самого начала показали, что удлинение производственной структуры часто может вызывать кажущиеся парадоксальными случаи переключения, которые, будучи правильно понятыми, представляют собой одно из проявлений нормального процесса удлинения производственной структуры[581].

Переключение с одной технологии производства на другую — событие, которое может сопровождать постоянные колебания процентной ставки и которое приводит в замешательство теоретиков неоклассического направления, для австрийской теории капитала не представляет вообще никакой проблемы. Действительно, увеличение сбережений, а следовательно, и снижение ставки процента, всегда обнаруживает себя в изменении временных горизонтов планов потребителей, которые начинают оценивать свои действия с точки зрения более отдаленной перспективы. Следовательно, производственная структура удлиняется независимо от изменений или даже переключений между какими-то конкретными технологиями производства. Иными словами, согласно модели австрийской школы, если при падении процентной ставки в ходе реализации какого-то нового инвестиционного проекта начинает использоваться какая-то технология, которая использовалась в прошлом, это событие является всего-навсего признаком того, что данный конкретный производственный процесс стал более длительным в результате увеличения сбережений и падения ставки процента[582].

Поэтому нас не должен вводить в заблуждение «сравнительный анализ статического равновесия», который осуществляют неоклассические теоретики, считающие, подобно Марку Блаугу, что дискуссия о переключении каким-то образом опровергает австрийскую теорию капитала[583]. В отличие от них мы знаем, что реальный мир, изучаемый экономистами австрийской школы, представляет собой непрерывное изменение и что рост добровольных сбережений всегда вызывает будущее «удлинение» производственной структуры, вне зависимости от того, применяется ли в данном новом инвестиционном проекте технология, которая является прибыльной только при более высокой процентной ставке[584]. С точки зрения отдельного действующего индивида или предпринимателя, если было принято решение об удлинении производственных планов (вследствие увеличения сбережений), все имеющиеся к этому моменту факторы (земля, труд и имеющиеся в наличии капитальные блага) субъективно полагаются первичными средствами производства, которые определяют лишь начальную точку процесса производства. Поэтому вопрос об использовании в ходе реализации новых инвестиционных проектов технологий, которые, если их рассматривать изолированно, могут быть прибыльными при более высоких процентных ставках, не имеет отношения к проблеме[585].

5

Заключение

Наш анализ со всей очевидностью показывает, что между монетаристами и кейнсианцами существует гораздо больше общего, чем различий. Действительно, сам Милтон Фридмен признал однажды:

«Все мы используем кейнсианский язык и аппарат. Никто из нас не больше не разделяет первоначальных выводов Кейнса»[586].

Питер Друкер, в свою очередь, указал, что Милтон Фридмен по содержанию и по своей эпистемологии является кейнсианцем:

«Его экономическая теория представляет собой чистую макроэкономику, в которой центральное правительство, будучи единственной инстанцией и единственной движущей силой, управляет экономикой посредством денежного предложения. Экономическая теория Фридмена полностью сосредоточена на спросе. Деньги и кредит являются всепроникающей и на самом деле единственной экономической реальностью. То, что Фридмен рассматривает предложение денег как исходное, а процентную ставку как производное явление, представляет собой не более чем второстепенное уточнение кейнсианских священных текстов»[587].

Более того, даже до появления «Общей теории» Кейнса, главные теоретики монетаризма чикагской школы уже выписывали типичные кейнсианские рецепты преодоления депрессии и борьбы за масштабный дефицит государственного бюджета[588].