Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи - Кларк Эштон Смит

– Крысы! Говорю вам, это всего лишь крысы! – Голос Карнби сорвался на истерический визг.

Мгновение спустя послышался отчетливый стук в дверь – у самого порога. Одновременно раздался тяжелый, глухой грохот в запертом шкафу у дальней стены кабинета. До сих пор Карнби стоял, выпрямившись во весь рост, но теперь обессиленно рухнул в кресло. Лицо его покрылось мертвенной бледностью, черты исказились от маниакального страха.

Не в силах более выносить кошмарных сомнений и напряжения, я кинулся к двери и распахнул ее настежь, невзирая на яростные протесты моего работодателя. И ступил за порог в полутемный коридор, даже не догадываясь, что именно там обнаружу.

Когда же я посмотрел себе под ноги и увидел то, на что едва не наступил, я испытал отвращение наравне с изумлением: меня физически затошнило. То была человеческая рука, отрубленная у запястья, – костлявая, посиневшая рука от трупа недельной давности, пальцы перепачканы в садовой земле, что набилась и под длинные ногти. И треклятая конечность шевелилась! Она отпрянула от меня и поползла дальше по коридору – боком, покрабьи. Проследив за ней взглядом, я обнаружил, что позади нее есть много чего другого: я опознал человеческую ступню и предплечье. На остальное я смотреть не стал – побоялся. И все это медленно двигалось, отвратительной погребальной процессией кралось прочь; описать, как именно они перемещались, я не в состоянии. Ожившие по отдельности конечности внушали невыносимый ужас. Живость самой жизни била в них через край, а между тем в воздухе повис запах мертвечины. Я отвернулся, шагнул назад, в кабинет, трясущейся рукой закрыл за собою дверь. Карнби метнулся ко мне с ключом и повернул его в замке онемелыми пальцами, что внезапно стали немощными и безвольными, как у старика.

– Вы их видели? – сухим, прерывистым шепотом осведомился он.

– Во имя Господа, что все это значит?! – воскликнул я.

Карнби вернулся к креслу, слегка пошатываясь от слабости. Его черты исказились в агонии, неодолимый ужас терзал его изнутри; он заметно дрожал, точно в приступе малярии. Я присел в кресло рядом, и мой работодатель, запинаясь и заикаясь, начал свою невероятную, наполовину бессвязную исповедь – бессмысленно мямля, то и дело прерываясь и замолкая на полуслове.

– Он сильнее меня – даже в смерти, хотя я расчленил его тело хирургическим ножом и пилой. Я подумал, после такого он уже не сможет вернуться – после того, как я зарыл куски в десятке разных мест: в погребе, под кустами, у подножия плюща. Но «Некрономикон» не лжет… и Хелман Карнби знал это. Он предупредил меня перед тем, как я его убил, – он сказал мне, что вернется даже в таком состоянии.

Но я ему не поверил. Я ненавидел Хелмана, и он платил мне той же монетой. На пути к высшей власти и знанию он продвинулся дальше меня; Темные благоволили ему больше, нежели мне. Вот поэтому я и убил его – моего брата-близнеца, моего собрата в служении Сатане и Тем, кто был прежде Сатаны. Мы много лет работали вместе. Мы вместе служили черную мессу; при нас состояли одни и те же фамильяры. Но Хелман Карнби углубился в такие недра сверхъестественного и запретного, куда я не мог за ним последовать. Я боялся его и не в силах был терпеть его превосходство.

Прошло больше недели… я сделал то, что сделал, десять дней назад. Но Хелман – или какая-нибудь его часть – с тех пор возвращается каждой ночью… Боже! Его треклятые руки ползают по полу! Его ступни, и предплечья, и куски ног каким-то неописуемым образом карабкаются по ступеням, дабы изводить меня и преследовать!.. Исусе! Его отвратительное окровавленное туловище лежит и ждет! Говорю вам, его кисти приходят стучать и возиться у меня под дверью даже при свете дня… а в темноте я спотыкаюсь о его руки.

О господи! Я лишусь рассудка, до того это ужасно. А ему того и надо – свести меня с ума; он намерен терзать меня и мучить, пока разум мой не помутится. Потому он и является ко мне вот так, по кускам. Он мог бы в любое время разом со мною покончить, при его-то демонической власти. Ему ничего не стоит воссоединить отсеченные конечности с телом и умертвить меня – так же, как я умертвил его.

Как тщательно, с какой беспредельной предусмотрительностью зарыл я расчлененный труп! А что толку? Я и нож с пилой тоже закопал – в дальнем конце сада, подальше от его жадных неугомонных рук. А вот голову хоронить не стал – спрятал ее в стенном шкафу. Порою я слышу, как она там двигается; да вы тоже ее только что слышали… Но голова ему не нужна, вместилище его воли – в ином месте, и воля эта способна разумно действовать через все его члены.

Разумеется, обнаружив, что он возвращается, я стал запирать на ночь все двери и окна… Но ему они не преграда. Я пробовал экзорцировать его подобающими заклинаниями – всеми, какие знаю. Сегодня я испробовал ту всесильную магическую формулу из «Некрономикона», что вы для меня перевели. Ради этого я вас к себе и пригласил. Кроме того, я не мог больше выносить одиночества; я подумал, вдруг будет лучше, если в доме случится кто-нибудь помимо меня. На эту формулу я возлагал последнюю свою надежду. Полагал, она его удержит, – это древнейшее, чудовищнейшее заклятие. Но, как вы сами видите, даже оно не помогло…

Голос его прервался, угас до невнятного бормотания. Карнби сидел, глядя прямо перед собою невидящим измученным взором; в его глазах я различал первые отблески безумия. Я не находил слов – такой невыразимой гнусностью прозвучало его признание. Душевное потрясение перед лицом злодейства столь вопиющего и сверхъестественный ужас буквально ошеломили меня, притупили все мои чувства; и не раньше, чем я немного опомнился, меня захлестнуло неодолимое омерзение к этому человеку.

Я поднялся на ноги. В доме воцарилась тишина, как если бы жуткая кладбищенская армия сняла осаду и разошлась по своим могилам. Карнби оставил ключ в замке; я шагнул к двери и проворно ее отпер.

– Вы меня покидаете? Не уходите! – взмолился Карнби срывающимся от тревоги голосом.

Я взялся за дверную ручку.

– Да, я ухожу, – холодно отрезал я. – Я сей же миг увольняюсь; я намерен собрать вещи и незамедлительно покинуть ваш дом.

Я открыл дверь и вышел, не желая слушать никаких уговоров, молений и протестов. В тот момент я предпочел бы столкнуться лицом к лицу с тем, что рыскало в полутемном