Демидовы: Столетие побед - Игорь Юркин

Пересчитывавших убытки Мосоловых ожидал еще один, более страшный удар. Он был нанесен в ходе кампании, развернувшейся вскоре под лозунгом сбережения лесов.

22 августа 1754 года[1003] в Берг-коллегию поступил указ Правительствующего сената. Им было предписано «состоящия от Москвы в 200-х верстах… заводы… для сохранения лесов уничтожить, а имеющияся на них наличныя материалы в год переделать и более заготовлять не допускать». Под действие указа подпадали не только железные заводы, но также хрустальные и стекольные[1004]. Но именно металлургическая промышленность являлась важнейшим потребителем леса и именно ее в первую очередь имел в виду законодатель. В порядке исключения из сферы действия распоряжения выводились казенный Тульский оружейный завод и предприятия, принадлежавшие Шувалову: три завода, доставшиеся ему от Меллеров (Угодские в Малоярославецком уезде, Истинский в Боровском и Ментовский в Оболенском), и один — от Мосоловых (Архангельский в Боровском).

Список подлежавших уничтожению металлозаводов включал 13 предприятий (три братьев Мосоловых, по два Карасевых, Н.Н. Демидова и наследников Нарышкина, по одному Баташева, Ф. Мосолова, Золотаревых и наследников А. Демидова). Большинство из них находилось в границах провинций Московской губернии. Среди них было два завода статского советника Никиты Никитича Демидова: железный в Алексинском уезде на речке Дугне (располагался в 150 верстах от Москвы) и молотовой в Калужском уезде в Ромодановской волости на речке Вырке (в 190 верстах)[1005]. Попал в список и Тульский завод наследников Акинфия Демидова, но он фактически уже не работал.

Ошеломленные заводовладельцы отчетливо осознавали, кому была выгодна забота о лесах, многим из них грозившая разорением. Несколько лет развивавшаяся у них на глазах предпринимательская деятельность А.И. Шувалова продемонстрировала, к чему он стремится и какими средствами добивается успеха. Указ 1754 года, нарушавший важнейшие положения петровской промышленной политики[1006], еще раз продемонстрировал умение Шувалова ставить и решать амбициозные задачи. Но те из промышленников, чьи заводы привлекли непосредственное внимание вельможи, лично в его адрес не высказывались. Лишь поздний, 1765 года указ Правительствующего Сената (конфирмованный императрицей его доклад), поставивший точку в этой истории, содержит откровенную и весьма нелицеприятную оценку деятельности покойного генерал-фельдмаршала. Впрочем, оценки личности избегает и он.

Как складывалась судьба подлежавших разорению заводов, можно проследить по сенатским определениям. Мнение Сената о заводах Н.Н. Демидова и его детей менялось. Вот определение от 12 мая 1755 года по его челобитью: Дугненскому и Выровскому заводам велено «быть по-прежнему в действии». Вот другие, от 7 сентября и 29 октября 1761 года по поданному в Берг-коллегию челобитью Шувалова: Выровский молотовой и при нем доменные заводы, построенные в 1759 году Алексеем Демидовым «вновь», «уничтожить и впредь не быть»[1007].

Можно выделить два этапа в борьбе неравных соперников — рядовых промышленников с нерядовым Шуваловым. На первом этапе затронутые указом металлозаводчики (Афанасий Гончаров, Евдоким Демидов, Родион Баташев, Илья Данилов, Максим Мосолов с братьями), аргументируя в чем-то сходно, в чем-то различно, пытались вывести свои заводы из-под его действия. Усилия некоторых возымели успех. Но уже в 1755 году их противник предпринял ответные шаги и, как результат, «продавил» ряд выгодных для него властных распоряжений.

Заводчики, предприятия которых попали в «черный» список, указ в целом, разумеется, не критиковали. Их усилия были направлены на то, чтобы добиться исключения из него своих заводов. Никакой стратегии у них не было — впрочем, может ли быть у выживания стратегия? Не было, собственно, и тактики, а была чисто физиологическая реакция схватиться, погружаясь в пучину, за что угодно, способное удержать на поверхности. Выбирать, впрочем, не приходилось — соломинка была всего одна. Ею выступила производственная «привязка» к казенному военно-промышленному комплексу, основу которого в данном районе составлял Тульский оружейный завод. Несмотря на необходимость уступок (экономически невыгодных изменений в ассортименте продукции), пойдя на них, владельцы в кризисных условиях хозяйствования свои предприятия сохраняли.

Не отражающий долговременных потребностей, ситуативный характер этой адаптации вполне очевиден. Альянс с предприятием государственного военно-промышленного комплекса изначально носил камуфляжный характер. Оружейникам сотрудничество с местными заводами если и было интересно, то не столько в отношении железа, предназначавшегося на «оружейные вещи» (его хватало, вопрос стоял только о качестве), сколько в части «чугунных вещей»: срочного штучного литья на разного рода заводские потребности. Экономически не были заинтересованы в этой связке и металлозаводчики, предпочитавшие делать железо и работать с рынком.

Искусственный характер связи частных заводчиков с казенной промышленностью для времени после указа 1754 года особенно нагляден для крупного Дугненского завода. Последний все более специализировался на производстве передельного чугуна. Литье из него изделий было сведено к минимуму, в отдельные годы не производилось вообще. Налаживание технологического процесса исключительно для исполнения казенного заказа было сопряжено с трудностями и дополнительными затратами. Понятно, что Демидов не стремился к такому сотрудничеству. Выводя завод из-под удара, он пошел другим путем.

В качестве основных он выдвинул два аргумента[1008]. Дрова для завода не покупаются, а заготавливаются в собственных дачах приблизительно в 300 верстах от Москвы. Передел чугуна осуществляется вообще вне запретной зоны — в Мещовском уезде. Демидов показывал не только необоснованность закрытия Дугненского завода, но и то, что вместе с ним погибнет еще один завод, передельный, не наносящий вреда подмосковным лесам. Сенат указом, данным Берг-коллегии 23 мая 1755 года, велел объект освидетельствовать. Объяснения приняли. В том же году, в сентябре, определением Берг-коллегии работу на нем было разрешено производить по-прежнему[1009].

Не будучи, однако, уверенным в том, что приведенные аргументы сочтут достаточно вескими, хозяин Дугненского завода попытался разыграть и «оружейную карту». Но на истории его отношений с казенным заводом имелось мешавшее сотрудничеству пятно: однажды Демидов отказался дать в Оружейную канцелярию свое железо для его там испытания. Почему так получилось — не ясно. Не исключаем, что заводовладелец испугался проверки — того, что его товар окажется хуже чужого. В доношении в Оружейную канцелярию Демидов давал, разумеется, иное объяснение. «Уже доныне, — писал он, — за 15 лет по пробам и в самом деле по мастерским свидетелствам оное, кроме сибирскаго, лутче других оказалось». Все дело в руде («ис худой руды никакой мастер доброты тому железу прибавить, какую она себе доброту содержит, не может»), а все эти годы руда, наилучшая по своей «доброте», берется им из одного места. Так читатель подводился к выводу, что железо, бывшее лучшим прежде, остается таким и сегодня. Впрочем, уверенно заявлял он, если Сенат все же соизволит «учинить» «достоверную оному пробу», взяв для сравнения образцы продукции разных заводов, то «пре[д] другими несравнителная оного доброта окажетца»[1010].