Чаша ярости: Мой престол - Небо - Артем Абрамов

И слова всплыли - тоже внезапно:

"Вы считаете, что я проиграла, господа? Тогда скажите, что именно я проиграла?"

Ответил Иешуа:

"Что проиграла? Ничего особенного, девочка. Всего лишь - меня..."

"Кому я вас проиграла?"

"Себе. Был я у тебя - и ты одна теперь. Помнишь, что сказал Господь? "Нехорошо быть человеку одному".

"Нехорошо передергивать, Учитель. Эти слова сказаны по весьма конкретному поводу: они - об Адаме, о первочеловеке. Господь сказал их и создал ему половинку -Еву. Вряд ли мне сейчас нужна половинка - да еще и с Божьей помощью..."

Господи, думал Петр, слушая этот мысленный диалог, дай Иешуа силы перенести самое для него страшное - предательство ученика. Нет для него ближе людей, чем ученики, нет и не было - в прошлой нашей жизни. Никогда не предавали его ученики! И если по канону Иуда предал его, то в реальности-то именно Иуда-зилот оказался самым верным - до смерти верным. До своей смерти, которую он принял едва ли не в миг смерти Учителя...

А ведь этот беззвучный разговор, по сути, очень походил на тот, что вел не действительный, а евангельский, придуманный Иисус с Иудой - в час Тайной вечери: "Истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня". У Иуды библейского хватило наглости спросить: "Не я ли, Равви?" И Иисус ответил по обыкновению: "Ты сказал..." А еще он напомнил собравшимся: "Сын Человеческий идет, как писано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться..."

Все это - из Евангелия от Матфея. Петр так и не успел проследить, чтобы все евангелисты написали то, что должны написать. Однако ничего не изменилось в текстах, стало быть, и без Петра История не сломалась. Как не ломается и не сломается уже без Службы Времени...

А Иешуа ответил женщине, ученице, близкой ему и предающей его, похоже, давно, с самого начала:

"Ты плохо училась у меня, Мари. Господь говорил так мало или, вернее, неведомые, исчезнувшие в веках создатели Книги Книг так мало слов вложили в его уста, что каждое известное значит для человечества неизмеримо больше, чем собственно повод, по которому эти слова были произнесены. Ты же у нас девушка умная, образованная, книги читала. Ты же любишь произносить, например, гамлетовское: "Слова, слова, слова...", если тебя раздражает многоречивость собеседника. А это, если помнишь, всего лишь прямой ответ на простой вопрос: "Что вы читаете, милорд?"... Цитата, ставшая афоризмом... Да, Библия - это Книга Книг, священная Книга, но все-таки - книга. Просто афоризмов она подарила людям неизмеримо больше любой иной... Но оставим неуместный ныне литературоведческий спор. Когда я сказал, что теперь ты - одна, я имел в виду лишь то, что сказал. Никого нет рядом с тобой".

"Ошибаетесь, Учитель, нас много".

"Тебе так кажется, девочка. Не веришь? Смотри..."

Петр услышал мысленно брошенное Мессией: "Пора, коллеги..." и едва успел спросить то ли себя, то ли невесть кого - к кому обращена реплика, к каким таким коллегам? - как распахнулись двойные кабинетные двери и вошли гости. Или коллеги. Точнее, стали входить, поскольку гостей оказалось немало и на процедуру потребовалось некое время, за которое Петр успел изумиться, ужаснуться, впасть в ступор и выпасть обратно, восхититься идеей Иешуа и обрадоваться появлению в кабинете многих знакомых лиц. А что до незнакомых, то и по их поводу догадка существовала.

Короче, в кабинет Мессии страны Храм вошли Мастера Службы Времени.

Вошел Мастер-один Уве Онтонен, старый уже финн-финик, поджарый, спортивный, моложавый, несмотря на все свои семьдесят два, если Петр верно помнил его возраст.

Вошел Мастер-два Джек Лозовски, родившийся лет, наверно, сорок назад в американском штате Айдахо от матери-индианки и отца-ирландца, заядлый картежник и матерщинник, любитель бур-бона, Мастер, первым освоивший телекинез вслепую. Как о нем сказал Дэнис в последнем разговоре с Петром: он на две головы выше Мастера-три Петра Анохина.

Ну а сам Мастер-три Петр Анохин, ниже на две головы, и без того торчал в кабинете.

И Мастер-четыре Пьер Тамдю тоже влетел в апартаменты, демонстрируя со всегда присущей себе показушностыо уверенное умение левитировать: он именно влетел, не касаясь подошвами пола, как некогда сам Иешуа ходил по водам Генисаретского озера.

А Мастера-пять Яна Зикмунда Петр ни разу не видел живьем, не встречались они в Службе, только слыхал о его блистательной работе с Колумбом, когда тот впервые отплыл открывать Индию. Открыл он в итоге Америку, как и полагалось. А узнал Петр его по объемной фотке, которая постоянно висела в приемной Дэниса, пока там секретарствовала милая девица Флоранс, тайно, как утверждали, влюбленная в Яна. Петр в свое время недоумевал: почему тайно, если фотка - всем напоказ...

И шестого вошедшего Петр не знал, и седьмого, хотя и предположил, что это были Мастер-шесть Антонио Гримальди, из рода знаменитых монакских Гримальди, и Мастер-семь Крис Вуд, по кличке, вестимо, "Woody", "Woodpecker", то есть дятел из детского мультика. Происхождение кличка вела явно от фамилии, никаких "долбежных" привычек у Мастера не имелось, Петр о них не слыхал.

А предположил он, что эти двое и есть означенные Гримальди и Вуд, поскольку входили Мастера строго по номерам, и следом за предполагаемым Вудом, Мастером-семь, вошел неплохо известный Петру Мастер-восемь Олжас Кадырбаев, железный казах. Действительно железный: он обладал неимоверной паранормальной! - физической силой. Безо всякого телекинеза, как, например, было в давнем случае с Иоанном, поднявшим перед Иродиадой двухсоткилограммовый валун, а обыкновенной реальной силой, позволявшей ему без больших усилий поднимать автомобили. Легковые, правда.

Мастера-девять Вика Сендерса Петр также не встречал никогда. Это о нем, кстати, говорил Дэнис, когда упрекал Петра своим хорошим - излишне! - к нему, то есть Петру, отношением, это Вик хотел уйти в бросок в гитлеровскую Германию, где погибли его родители, а ушел он, Петр, потому что стремился захватить себе все броски в двадцатый век...

А Мастера-десять Сережу Липмана Петр знал, правда - шапочно: однажды познакомили их в коридорах Службы. Помнится, поговорили тогда минут пять, выяснили, что - не земляки, несмотря на русопятость обоих: Петр родился и вырос в Сибири, Сережа - в Москве, а Москва и Сибирь хоть и составляющие одной страны, но уж больно далекие друг от друга, так просто не пообщаешься. Ну, поговорили, договорились выпить как-нибудь по кружке пива, да не привелось: разбрелись по чужим временам, Ушли в очередные броски, потерялись.

И еще - Мастер-двенадцать, Карл Двенадцатый, Карл Гликенбауэр, "пивная бочка", сибарит и бабник, несмотря на необхватные габариты. Вот он, к слову, ни с кем о кружке пива договаривался - он просто хватал подвернувшегося под руку е ташил в бар. И пил, пил, пил...